— Ничего странного нет: я пил чай у ваших родителей.
И решил, что помогу сократить вам дорогу. Мне как раз по пути, я собрался назад в Пэнгборн. Меня зовут Монт. Я вас видел на выставке, помните? Когда ваш отец пригласил меня посмотреть его картины.
— Ах да, — сказала Флёр, — помню — платок.
Она в долгу перед этим молодым человеком, он дал ей Джона; и, приняв протянутую руку, Флёр вошла в лодку. Ещё взволнованная, ещё не отдышавшись, она сидела молча; но спутник её отнюдь не молчал. Флёр в жизни не слышала, чтобы человек так много наговорил в такой короткий срок. Он сообщил ей свой возраст — двадцать четыре года; свой вес — десять стонов одиннадцать ; своё местожительство — неподалёку; описал свои переживания под огнём и своё самочувствие во время газовой атаки; раскритиковал «Юнону», высказав кстати своё собственное понимание этой богини; упомянул о копии Гойи, добавив, что Флёр не слишком на неё похожа; дал беглый обзор экономического положения Англии; назвал мсье Профона — или как его бишь? — «милейшим человеком»; заметил, что у её отца есть несколько «весьма замечательных» картин, но есть и «ископаемые»; выразил надежду, что ему разрешат заехать за ней и покатать её по реке — на него вполне можно положиться; спросил её мнение о Чехове, высказал ей своё; изъявил желание пойти как-нибудь вместе на русский балет; признал имя Флёр Форсайт просто очаровательным; выругал своих родителей за то, что они в добавление к фамилии Монт дали ему имя Майкл; набросал портрет своего отца и сказал, что если она соскучилась по хорошей книге, то пусть прочтёт книгу Иова; его отец похож на Иова, когда у Иова ещё была земля.
— У Иова не было земли, — возразила Флёр, — у него были только стада овец и коров, и он кочевал с места на место.
— Жаль, что мой родитель не кочует с места на место, — подхватил Майкл Монт. — Не подумайте только, что я зарюсь на его землю. Скучно в наши дни владеть землёй. Вы не согласны?
— В нашей семье никто не владел землёй, — сказала Флёр. — У нас всякая другая собственность. Кажется, один из дядей моего отца в Дорсете владел когда-то сентиментальной фермой, потому что оттуда ведёт начало наш род; но она требовала больше расходов, чем давала ему благ.
— Он её продал?
— Нет, сохранил.
— Почему?
— Потому что никто не покупал.
— Тем лучше для старика.
— Нет, для него это было не лучше. Отец говорит, что его это огорчало. Его звали Суизин.
— Сногсшибательное имя!
— А вы знаете, что мы не приближаемся, а удаляемся? Река, как-никак, течёт.
— Великолепно! — воскликнул Монт, рассеянно погружая в воду весла. Приятно встретить остроумную девушку.
— Ещё приятнее встретить просто умного молодого человека.
Монт поднял руку, точно собираясь выдрать себя за волосы.
— Осторожней! — вскричала Флёр. — Весло!
— Ничего. Весло пускай висит.
— Вы намерены грести или нет? — строго проговорила Флёр. — Я хочу домой.
— Но когда вы попадёте домой, я вас больше не увижу сегодня. Fini, как сказала француженка, прыгнув в кровать по окончании молитвы. Неужели вы не благословляете судьбу, что она дала вам француженку мать и такое имя, как ваше?
— Я люблю своё имя, но его мне дал отец. Мать хотела назвать меня Маргаритой.
— Что, конечно, было бы абсурдно. С вашего разрешения я буду звать вас Ф. Ф., а вы зовите меня М. М, Согласны? Это в духе современности.
— Я согласна на что угодно, только бы мне попасть домой.
Лодку качнуло — Монт слишком глубоко погрузил весло.
— Фу, какое свинство! — сказал он вместо ответа.
— Пожалуйста, гребите.
— Слушаюсь. — Он сделал несколько взмахов вёслами, глядя на неё с пламенной скорбью. — Вы же знаете, — воскликнул он, остановившись, — я приехал, чтоб увидеть вас, а не картины вашего отца!
Флёр встала.
— Если вы не будете грести, я выскочу и поплыву.
— Честное слово? Тогда мне придётся прыгнуть в воду вслед за вами.
— Мистер Монт, уже поздно, и я устала; прошу вас, доставьте меня на берег немедленно.
Когда она ступила на пристань в своём саду, гребец встал во весь рост и глядел на неё, схватившись за волосы обеими руками.
Флёр улыбнулась.
— Не надо! — вскричал неукротимый Монт. — Я знаю, вы хотите сказать: «Сгиньте, проклятые космы!»
Флёр обернулась и помахала ему рукой. «Прощайте, мистер М. М. „, бросила она через плечо и скрылась среди розовых кустов. Она взглянула на свой браслет с часами, потом на окна дома. Странно, дом показался ей необитаемым. Седьмой час! Голуби слетались к своему насесту, я косые лучи солнца, задев голубятню и белоснежные их перья, разбивались о вершины деревьев. Стук бильярдных шаров доносился с веранды, выдавая присутствие Джека Кардигана; тихо шелестел листьями эвкалипт — экстравагантный южанин в этом старом английском саду. Флёр поднялась по ступенькам и хотела уже войти в дом, но остановилась, прислушиваясь к голосам из гостиной налево. Мать! И мсье Профон! Сквозь трельяж, отделявший бильярдную от веранды, донеслись слова: «Ну не буду, Аннет!“
Знает ли отец, что этот господин называет её мать «Аннет»? Приняв раз и навсегда сторону отца — как дети всегда принимают ту или иную сторону в семье, в которой создались натянутые отношения, — Флёр стояла в нерешительности. Говорила её мать своим тихим, вкрадчивым, металлическим голосом; Флёр уловила одно только слово «demain» и ответ Профона: «Прекрасно». Флёр нахмурилась. Лёгкий звук нарушил молчание. Затем голос Профона сказал: «Я пойду немного прогуляюсь».
Флёр бросилась через стеклянную дверь в будуар. Профон вышел из гостиной на веранду и спустился в сад. Снова стук бильярдных шаров, замолкший было, словно нарочно, чтоб она могла услышать и другие звуки. Она встряхнулась, прошла в холл и отворила дверь в гостиную. Мать её, закинув ногу на ногу, сидела на диване между окнами; её голова покоилась на подушке, губы были полуоткрыты, веки полуопущены. Она была чрезвычайно красива.
— А! Это ты, Флёр! Отец начал уже беспокоиться.
— Где он?
— В своей галерее. Ступай к нему наверх.
— Что ты делаешь завтра, мама?
— Завтра? Еду в Лондон с тётей Уинифрид.
— Так я и думала. Не купишь ли ты мне кстати совсем простенький зонтик?
— Какого цвета?
— Зелёный. Гости все, надеюсь, уезжают?
— Да, все. Ты останешься с отцом, чтоб он не заскучал. Ну, поцелуй меня.
Флёр прошла через всю комнату, наклонилась, приняла поцелуй в лоб и вышла, заметив мимоходом отпечаток тела на диванных подушках в другом углу. Бегом кинулась она наверх.
Флёр отнюдь не была дочерью старого покроя, требующей, чтобы родители подчиняли свою жизнь тем нормам, какие предписывались ей самой. Она притязала на право управлять своею жизнью, но не жизнью других; к тому же в ней уже заработало безошибочное чутьё на всё, что могло принести ей выгоду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77