Он управляет провинцией Артуа, и обычным местопребыванием служит ему Ворай. Замок переполнен монахами и священниками, так что скорее его можно принять за жилище епископа, чем военного человека. Там есть капелла, где он на коленях выстаивает обедню. Церковные украшения и утварь там необыкновенной красоты, так как он пользуется каждым походом, чтобы увеличить их какой-нибудь чашей или ризой, отбирая их из солдатской добычи. Он омывает ноги нищим и перевязывает их раны, но непреклонен в вопросах местничества и правах своего происхождения. Это единственная гордыня, которую он не смог в себе сломить. Он считает себя значительным человеком вследствие фамилии, которую он носит, и ни во что не ценит таланты, которыми еще более прославил эту фамилию. Он высокомерен и суров по отношению к свету и смирен перед Богом. Король его боится и не любит, но считается с ним и рассчитывает на него. Он не скуп, но умеет казаться скупым и ничего не имеет против, чтобы его за такого считали. Хотя он и герцог, но бережет свое добро. Бесчисленные родственники стерегут его наследство, так как у него только дочери, из которых три в монастыре, а четвертая замужем за принцем де Бальмоном. Ждать им придется, может быть, и долго, ибо он здоров и крепок, но пуля обрабатывает быстро. Он их не бережется, причину я уже объяснил. Телосложение у него плотное, лицо смуглое, брови седые и в ушах жемчужные серьги, в которые он велел заделать по крошке от священной облатки.
Единственная особенность г-на герцога де Ворая та, что в нем нет ничего необъяснимого, если знаешь, что все его поведение обусловливается основным принципом его характера. За принцип этот он держится упрямо, поскольку малейшее отклонение, которое вернуло бы его к природным качествам, грозило бы обнаружить то, что он скрывает с постоянным и упорным усилием, течение его естественного расположения духа, его объем и уровень может быть сохраняем только при посредстве плотин и шлюзов.
14 марта 1677 г. Путешествие короля решено. Он выедет в конце марта на Мёзу, где очень сильная армия. Сегодня он делал смотр войскам своей фамилии. Его величество был очень доволен, видя их в лучшем состоянии, чем когда бы то ни было. Курьеры доносят, что неприятель повсюду пришел в движение.
Г-жа де Лангардери очень строга со мною, несмотря на наставление мужа. Я поручил Бривуа поговорить с ней по этому поводу; он должен был передать, что я нисколько не отказываюсь от своих надежд, но хочу, чтобы она добровольно подарила мне счастье, которое ставлю выше всего на свете; что я ручаюсь не предпринимать никаких хитростей, чтобы заполучить ее, что ей нечего меня бояться. Бривуа так искусно исполнил поручение, что она обещала впредь не избегать меня больше и позволить мне находиться близ нее.
27 марта 1677 г. Новости из Фландрии обычны. Г-н де Ворай на Эско, г-н де Маниссар прикрывает Мёзу.
29 марта 1677 г. Король сегодня утром выехал, чтобы Присоединиться к войскам на Мёзе. Он поедет очень быстро и не повезет с собой дам. Некоторые из них совершенно не ожидали этого.
2 апреля 1677 г. Хорошие вести с дороги от короля. Иногда он выходит из кареты и охотится. Он очень доволен экипажем вследствие большого удобства кареты и превосходных рессор. Он даже по ночам в ней путешествует.
23 апреля 1677 г. Начинают приходить подробности о победе, одержанной королем над врагами на Могенской равнине около Домдена. Из уст в уста переходят похвалы его величеству, и их повторяют без устали. Старые придворные плачут от умиления. Его величество целый день Не сходил с лошади и часто появлялся там, где огонь был наиболее яростен. Приходилось на коленях умолять его не подвергать себя опасности. Король везде был самолично. Этим объясняется успех нашего натиска и недостаток сопротивления со стороны неприятеля. Он отступил в полном беспорядке. Тридцать семь знамен перешли в наши руки и большой обоз. Под маршалом де Маниссаром была ранена лошадь. Много убитых. В Версале большая радость.
2 мая 1677 г. Возвращение короля.
20 июня 1677 г. Дортмюде сдался 16-го утром. Г-н маршал де Маниссар прислал королю донесение с известием о благополучном исходе осады.
12 августа 1677 г. Начинают сильно беспокоиться за участь Дортмюде, где заперся г-н де Маниссар. Говорят, что г-н де Раберсдорф теснит город, который находится в крайности и падет, если герцог де Ворай не придет ему на выручку. Сильно порицают г-н маршала де Маниссара, попавшегося в такую ловушку. Король сегодня вечером говорил по этому поводу очень кисло. Ни г-н де Монкорне, ни г-н де Бурлад не одобряли подобного образа действий, а г-н де Шамисси протестовал со всем жаром. Он написал министрам. Письмо его очень сильно написано.
Я отправился с визитом к г-же маршальше де Маниссар. Она была у г-жи принцессы де Мальмон. Я застал барышню Викторию, которая промывала глаза у дворового фонтана. Она была заплакана, но лицо ее было очаровательно. Она была опечалена и тем, что отец ее взаперти, и тем, что с нею больше нет ее брата, кавалера де Фрулена. Она пожелала показать мне обезьяну и попугая, которых тот прислал ей в подарок.
Довольно гнусные животные, от которых она в восторге. Она расспрашивала меня о массе подробностей, касающихся галер и восточных народов. Барышня Виктория довольно мило ко мне относится. Расположение ко мне объясняется почтительностью, с которой я всегда с ней обращаюсь. Усилие, которое я беру на себя, чтобы обращаться с нею, как со взрослой, окупается удовольствием наблюдать, как она чванится своей значительностью, возвышающей ее в собственных глазах. Она соблаговолила преподнести мне три ореха, разгрызенные обезьяной, что с ее стороны – неоценимый подарок.
13 августа 1677 г. Я хотел заставить проговориться Бривуа относительно г-жи де Лангардери и точно узнать, что он от нее получил, чтобы иметь некоторое понятие, на что я могу рассчитывать. Мы были в боскете, где нас никто не мог услышать, так что очень удобно вести подобные разговоры. Сначала Бривуа разыгрывал скромника и хотел меня провести. Но по мере того, как я задавал вопросы, он отказался от своего намерения и стал более приближаться к истине. Наконец, признался мне, что они всего-навсего ограничились несколькими письмами и мелкими любезностями и что он имеет основание предполагать, что г-жа де Лангардери вообще не расположена заходить дальше и так далеко, как мне того желалось, хотя однажды он запустил ей под юбку руку и довольно долго оставлял ее там в теплом месте.
Тут я расхохотался и уличил его в хвастовстве, говоря, что, если исследование почвы считать за победу, почти нет ни одной дамы при дворе, относительно которой нельзя было бы похвалиться таким же успехом. И я посмотрел на него так многозначительно, что он мог подумать, будто из этого числа я не исключаю и г-жи де Бривуа, его жены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57