Убивая время, читали газеты и журналы, поставив лампу так, чтобы свет не падал на кровать. Я предложила ей немного поспать на втором этаже, но она отказалась. И только около пяти, когда начало светать, пошла вздремнуть.
В щели ставень пробивались лучи солнца, беспокоя его сон. В какой-то момент он приоткрыл глаза и посмотрел в мою сторону. Кажется, искал меня глазами. То ли ему не было видно, что я сижу сбоку, то ли, увидев меня, притворился, что не видит. Шевельнув губами, что-то пробормотал. Ничего понять было невозможно, но одно слово я разобрала – так мне показалось. Может, это моя фантазия, но мне послышалось, что он произнес: «Ки-му-ра». Еще что-то промямлил, но «Ки-му-ра» прозвучало довольно отчетливо. (Возможно, он и прочее мог выговорить яснее, если б хотел. Вероятно, он нарочно мямлит, чтобы скрыть неловкость.) Несколько раз повторил что-то, замолчал и закрыл глаза...
Около семи пришла домработница, чуть позже – Тосико. Около восьми проснулась Коикэ.
В половине девятого кормили больного завтраком. Чашка теплой каши, желток, яблочный сок. Я давала ему есть с ложки. ГЦ всему видно, больной предпочитает, чтобы не Коикэ, а я ухаживала за ним.
В одиннадцатом часу он почувствовал позыв к мочеиспусканию. Попробовала подставить судно, опять ничего не вышло. Коикэ хотела вывести мочу, но ему, видимо, неприятно и жестом руки он велел убрать катетер. Опять подложили судно. Больше десяти минут прошло, но, как и прежде, безрезультатно. У него был ужасно раздраженный вид. «Как бы ни было неприятно, вам лучше пописать, – уговаривала его Коикэ, как младенца, вновь доставая катетер. – Ну же, давайте, сразу полегчает!» Больной, бормоча, как будто хотел рукой показать что-то. Коикэ, Тосико и я, все трое напряженно пытались понять. Наконец догадались, что он, видимо, обращается ко мне: «Если не обойтись без катетера, сделай ты, а медсестра и Тосико пусть выйдут». Мы с Тосико попытались втолковать ему, что только медсестра умеет пользоваться катетером, и он должен позволить Коикэ выполнить процедуру.
В полдень больной обедал. Было почти то же, что на завтрак, но он продемонстрировал изрядный аппетит.
В половине первого пришел Кимура. Я рассказала ему, что больной очнулся от сна, по всей видимости, к нему постепенно возвращается сознание и мне даже послышалось, что он выговаривал имя Кимуры. Не заходя дальше прихожей, Кимура ушел.
В час пришел доктор Кодама. Сказал, что развитие болезни благоприятное, бдительности, конечно, терять не следует, но если так будет продолжаться, все нормализуется. Давление 165 на 110. Температура снизилась до 37,2°. Сегодня он вновь прибегнул к методу Бабинского. (Когда доктор обследовал мошонку, я внимательно следила, какое будет выражение лица у больного, но его тусклые невидящие глаза были устремлены в пустоту, как будто ничего не происходит.) Кодама ввел глюкозу, неофирин и витамины.
Я не хотела никому из знакомых сообщать о случившемся, но все же пришлось позвонить на кафедру, и днем начали приходить посетители, раздаваться звонки с расспросами. Завалили фруктами и цветами. Явилась француженка из Сэкидэн. Расчувствовалась, узнав, что произошло то же самое, что и с ее мужем. Оставила ветку сирени из своего сада. Тосико поставила ее в вазу и принесла в комнату больного. «Папа, мадам Окада принесла сирень из своего сада!» – сказала она и придвинула столик так, чтобы цветы хорошо были видны больному. Среди присланных фруктов были его любимые кислые апельсины, я размельчила миксером и дала ему выпить сок.
В три, оставив больного на попечении Тосико и Коикэ, поднялась на второй этаж и, сделав запись в дневнике, уснула. Из-за накопившейся усталости около трех часов крепко спала... Тосико сразу после ужина, в восемь, ушла. Бая ушла в половине десятого...
20 апреля
...В час ночи Коикэ пошла на второй этаж поспать. Я осталась с больным одна. С вечера он дремал, но минут через десять после ухода Коикэ я каким-то образом почувствовала, что он не спит. Лежал он в тени, поэтому я не вполне была уверена, но мне показалось, что он слегка шевельнулся и пошамкал губами. Я присмотрелась: так и есть – в какой-то момент он открыл глаза. Взгляд, минуя меня, устремлялся куда-то вдаль. Ну конечно, его притягивали цветы сирени, которые поставила Тосико. Я завесила абажур, оставив света ровно столько, чтобы можно было читать газету, но на краю яркого светового пятна призрачно белела сирень. По выражению лица было ясно, что он не просто глядит на бледный абрис, но напряженно всматривается и о чем-то думает... Почему-то меня это встревожило. Когда давеча Тосико, внося цветы, сказала, что сирень – из сада мадам, я подумала, что не надо бы этого говорить при нем и что Тосико сказала с умыслом. Видимо, он услышал… Но даже если и не услышал, глядя на сирень, наверняка вспомнил сад в Сэкидэн. Следовательно, вспомнил флигель, вспомнил то, что там творилось по вечерам в недавнем прошлом... Возможно, я преувеличиваю, но когда я глядела в его глаза, мне чудилось, что в их пустой глубине всплывают подобные видения Я поспешно отвела свет лампы от цветов..
...В семь утра убрала вазу с сиренью из спальни и заменила розами в стеклянной вазе...
В час дня пришел доктор Кодама. Температура понизилась до 36,8°, давление вновь начало повышаться. 185 на 140. Потребовалась инъекция неогипотонина. Сегодня доктор опять проверял рефлекс мошонки. Провожая Кодаму, в прихожей имела с ним беседу. Я рассказала ему, что из-за паралича мочевого пузыря утром Коикэ вновь пришлось выводить мочу катетером, и каждый раз при этой процедуре больной нервничает, вообще возбуждается по любому поводу, но больше всего его раздражает, что ни рот, ни ноги, ни руки его не слушаются... Кодама решил, что для успокоения и хорошего сна надо колоть люминал...
...Сегодня днем Тосико не появлялась, пришла вечером, часов в пять... С десяти послышался храп. Не такой жуткий, как позавчера, обычный храп, какой бывает при спокойном сне. Видимо, подействовал люминал, который ввели после ужина. Тосико, взглянув на спящего, сказала: «Ну вот и отлично, кажется, он крепко уснул», и тотчас ушла. Вслед за ней ушла домработница. Отправила Коикэ спать на второй этаж. Около одиннадцати зазвонил телефон. Оказалось – Кимура. «Извини, что звоню так поздно...» – сказал он. (Не Тосико ли сообщила ему, что в этот час я одна?) Попросил рассказать, как обстоят дела. Описала ход болезни, сообщив, что сегодня, под действием снотворного, больной крепко уснул и храпит. «Можно, я зайду, взгляну?» – спросил он. «Взгляну? На кого он собрался смотреть?» – подумала я. «Если придешь, подожди в саду, я выйду через заднюю дверь. Не звони у главного входа. Если я не выйду, значит, не смогла, не жди», – прошептала я в трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31