Парень, с которым мы вместе приехали, Арт Ронич, зашел в будку КПП и вскоре вернулся с полупустой емкостью виски и снятым со стены планом расположения зданий школы. Мне этот парень понравился.
– Тут без этого дела, – Ронич хлопнул ладонью по бутыли, – в плане не разобраться.
– Придется воспользоваться, – согласился я и решительно отхлебнул. Пойло оказалось совсем не плохим.
– О, уже начинаю соображать! – ткнув пальцем в план, пять минут спустя, заявил Ронич.
– Дай мне, – авторитетно воскликнул я, отбрасывая пустую бутылку.
Общими усилиями, спустя час и еще одну бутылку найденную в припаркованой у административного здания машине, мы наконец-то нашли нужную дверь. На табличке вверху была надпись: «полковник Иниску», а чуть ниже подписано от руки – «задница».
Мельком глянув на сияющую, будто это он автор надписи, рожу Ронича, я решительно постучал. Не услышав ответа, постучал еще.
– Задницы нет на месте, – предположил мой спутник. – Подождем?
– Придется, – вздохнул я.
Мы отошли к окну.
Я смотрел на замусоренный плац внизу и думал. Мне было как-то странно, непривычно хорошо. Словно я вернулся домой, в дом, где живут родители, где провел беззаботные годы детства. И лишь глупая, бестолковая суета радующейся возвращению родни немного раздражает... А я посматриваю на всех сверху вниз и снисходительно молчу.
Идиллию моей души испортил звук открывшейся двери кабинета начальника училища. Оттуда вышел совершенно трезвый, вытирающий кружевным платочком влажные губы человек в форме курсанта.
– Вы к Сержу? – глядя на нас и махнув рукой на дверь за спиной, томно выговорил он. – Не вздумайте строить ему глазки. Личики по расцарапаю!
Ронич издал какой-то булькающий звук и согнулся пополам. Через секунду из его широко раскрытого рта вырвалось лошадиное ржание.
– Пошел ты... противный, – наконец хрипло выговорил приятель и снова зашелся в припадке.
Я дал Арту время просмеяться и только потом постучал. Мне было не до смеха. Ощущение, словно я наконец-то дома безвозвратно ушло. Меня занесло в дыру наполненную алкашами, голубыми и еще Бог весть какими извращенцами. И от этих-то самых извращенцев можно было ждать чего угодно.
Из-за двери нам разрешили войти и мы не заставили себя ждать.
Полковник и помещение, в котором он, похоже, и жил, так сильно воняли гомосексуализмом, что тошно стало. Арт, который как-то сразу погрустнел, похоже чувствовал тоже самое. Поэтому сделали все возможное, чтобы не задерживаться в гнездышке многозвездного педика дольше, чем это было необходимо.
Закинув свои вещи в двухместную комнату, мы с Артом отправились искать столовую. И конечно же нашли по шуму голосов и стойкому запаху спиртного.
Пить уже не хотелось. Пьяные рожи раздражали. Еда оказалась поганой, как впрочем, всегда в армии. Настроение прыгало от плохого до очень плохого, размахивало топором и жаждало крови. Я поймал себя на мысли, что очень хочется кому-нибудь причинить боль. И в тоже время так и не смог разбудить в себе злость. И от этого стало жутко.
Сознание словно раздвоилось. В один и тот же миг во мне был я – наблюдающий за всем творившимся в столовой бедламом и анализирующий бушевавшие чувства. Другой я томился от желания пустить паре придурков кровь.
– Не нравится мне это место... – недовольно протянул Ронич. Потом метко заехал пятерней в морду подползающему к нашему столику на четвереньках курсанту и добавил:
– И твоя рожа мне тоже не нравится.
Смертельно пьяный незнакомец с громким хрустом завалился на пол и тут же уснул.
– Есть предложения? – выискивая среди сотни пьяниц хотя бы пару наглых глаз, сквозь зубы поинтересовался я.
– Нет... Не нравятся мне эти рожи! – еще раз посетовал Арт.
Мы уже были готовы отправиться на поиски приключений в гущу оргии, как неприятности сами к нам пожаловали.
– Что-то мне ваши хари не кажутся знакомыми, – подозрительно щуря рыбьи глаза, заявил здоровый, словно бык мужик. Вспоминая о нем, у меня так и стоят перед глазами его большие лошадиные зубы, мясистый нос, узкий гладкий лоб и бритая налысо башка.
– Попробуй догадаться с одиннадцати раз, с чего бы это тебе так казалось. Одиннадцать – это пальцы двух рук, плюс еще один... Ты знаешь, что такое плюс?
– Ты... это! – недовольно потирая толстенную шею, замычал незнакомец. – Нарываешься?
– Как ты догадался? – восторженно воскликнул Ронич и с выражением искреннего счастья на лице всадил пластиковую вилку в ляжку здоровяка.
Издалека наблюдавшие сцену знакомства собутыльники бугая, повскакивали с мест и, поддерживая друг друга, двинулись в нашу сторону. Наверное, они думали, что выглядят грозно. На самом же деле, это было просто смешно.
– Я знал, что мы здесь здорово повеселимся, – удовлетворенно уточнил я, пиная корчившегося на полу «парламентера».
– Сразу заметил, что ветеранов тут не уважают, – протягивая мне ладонь, кивнул Арт. – Воевал?
– Южный Алтай, – кивнул я, пожимая руку. – Пора поучить сосунков!
До этого случая я дрался всего пару – тройку раз, и то в далеком детстве. Знал кучу народа, кому нравилось это делать и которые никогда не отказывали себе в этом удовольствии. Я же не находил в энергичном обмене увесистыми тычками ни чего привлекательного. Всегда больше нравилось доказывать свою значимость другими, более гуманными методами. Но тут за воспитание взялся незабвенный сержант Ван Нитчен. Я своими собственными глазами видел результаты гуманизма, человечности, когда в напалмовом аду стонали деревья, а люди превращались в чудовищ, уничтожая все живое на своем пути.
Иллюзии, присущие свободному обществу, свалились с глаз в несвободе армии. Вместе с изменениями генного кода в мышцах, произошли изменения и в кодах моральных. Я больше не боялся причинить людям боль.
Я разломил керамическую тарелку пополам и взял в каждую руку по половине.
– Думаешь, вид крови их остановит? – махнул головой на вооружение Ронич. Сам он уже давно обзавелся увесистой ножкой от стола.
Что я думал в тот момент, Арту уже не суждено было узнать. Пьяная орда навалилась со всех сторон. Я резал осколками тарелки чьи-то лица. Пинал чьи-то животы. Уворачивался от чьих-то кулаков. Мне было весело. Я смеялся и пробовал петь. Арт время от времени подпевал.
В таких свалках очень важно – не дать уронить себя на пол. Бесчисленные и безымянные ноги немедленно растопчут, разомнут, раскатают косточки несчастного. Если все-таки случилось, и ты упал – дерись ногами или катись под защиту стола. Я сам видел, как опрокинутый навзничь Ронич несколько минут довольно успешно отпинывался от двоих или троих сосунков пока удача не повернулась к нему лицом и не выгадал секунду, чтоб подняться.
Ронич вообще дрался, как сто чертей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Тут без этого дела, – Ронич хлопнул ладонью по бутыли, – в плане не разобраться.
– Придется воспользоваться, – согласился я и решительно отхлебнул. Пойло оказалось совсем не плохим.
– О, уже начинаю соображать! – ткнув пальцем в план, пять минут спустя, заявил Ронич.
– Дай мне, – авторитетно воскликнул я, отбрасывая пустую бутылку.
Общими усилиями, спустя час и еще одну бутылку найденную в припаркованой у административного здания машине, мы наконец-то нашли нужную дверь. На табличке вверху была надпись: «полковник Иниску», а чуть ниже подписано от руки – «задница».
Мельком глянув на сияющую, будто это он автор надписи, рожу Ронича, я решительно постучал. Не услышав ответа, постучал еще.
– Задницы нет на месте, – предположил мой спутник. – Подождем?
– Придется, – вздохнул я.
Мы отошли к окну.
Я смотрел на замусоренный плац внизу и думал. Мне было как-то странно, непривычно хорошо. Словно я вернулся домой, в дом, где живут родители, где провел беззаботные годы детства. И лишь глупая, бестолковая суета радующейся возвращению родни немного раздражает... А я посматриваю на всех сверху вниз и снисходительно молчу.
Идиллию моей души испортил звук открывшейся двери кабинета начальника училища. Оттуда вышел совершенно трезвый, вытирающий кружевным платочком влажные губы человек в форме курсанта.
– Вы к Сержу? – глядя на нас и махнув рукой на дверь за спиной, томно выговорил он. – Не вздумайте строить ему глазки. Личики по расцарапаю!
Ронич издал какой-то булькающий звук и согнулся пополам. Через секунду из его широко раскрытого рта вырвалось лошадиное ржание.
– Пошел ты... противный, – наконец хрипло выговорил приятель и снова зашелся в припадке.
Я дал Арту время просмеяться и только потом постучал. Мне было не до смеха. Ощущение, словно я наконец-то дома безвозвратно ушло. Меня занесло в дыру наполненную алкашами, голубыми и еще Бог весть какими извращенцами. И от этих-то самых извращенцев можно было ждать чего угодно.
Из-за двери нам разрешили войти и мы не заставили себя ждать.
Полковник и помещение, в котором он, похоже, и жил, так сильно воняли гомосексуализмом, что тошно стало. Арт, который как-то сразу погрустнел, похоже чувствовал тоже самое. Поэтому сделали все возможное, чтобы не задерживаться в гнездышке многозвездного педика дольше, чем это было необходимо.
Закинув свои вещи в двухместную комнату, мы с Артом отправились искать столовую. И конечно же нашли по шуму голосов и стойкому запаху спиртного.
Пить уже не хотелось. Пьяные рожи раздражали. Еда оказалась поганой, как впрочем, всегда в армии. Настроение прыгало от плохого до очень плохого, размахивало топором и жаждало крови. Я поймал себя на мысли, что очень хочется кому-нибудь причинить боль. И в тоже время так и не смог разбудить в себе злость. И от этого стало жутко.
Сознание словно раздвоилось. В один и тот же миг во мне был я – наблюдающий за всем творившимся в столовой бедламом и анализирующий бушевавшие чувства. Другой я томился от желания пустить паре придурков кровь.
– Не нравится мне это место... – недовольно протянул Ронич. Потом метко заехал пятерней в морду подползающему к нашему столику на четвереньках курсанту и добавил:
– И твоя рожа мне тоже не нравится.
Смертельно пьяный незнакомец с громким хрустом завалился на пол и тут же уснул.
– Есть предложения? – выискивая среди сотни пьяниц хотя бы пару наглых глаз, сквозь зубы поинтересовался я.
– Нет... Не нравятся мне эти рожи! – еще раз посетовал Арт.
Мы уже были готовы отправиться на поиски приключений в гущу оргии, как неприятности сами к нам пожаловали.
– Что-то мне ваши хари не кажутся знакомыми, – подозрительно щуря рыбьи глаза, заявил здоровый, словно бык мужик. Вспоминая о нем, у меня так и стоят перед глазами его большие лошадиные зубы, мясистый нос, узкий гладкий лоб и бритая налысо башка.
– Попробуй догадаться с одиннадцати раз, с чего бы это тебе так казалось. Одиннадцать – это пальцы двух рук, плюс еще один... Ты знаешь, что такое плюс?
– Ты... это! – недовольно потирая толстенную шею, замычал незнакомец. – Нарываешься?
– Как ты догадался? – восторженно воскликнул Ронич и с выражением искреннего счастья на лице всадил пластиковую вилку в ляжку здоровяка.
Издалека наблюдавшие сцену знакомства собутыльники бугая, повскакивали с мест и, поддерживая друг друга, двинулись в нашу сторону. Наверное, они думали, что выглядят грозно. На самом же деле, это было просто смешно.
– Я знал, что мы здесь здорово повеселимся, – удовлетворенно уточнил я, пиная корчившегося на полу «парламентера».
– Сразу заметил, что ветеранов тут не уважают, – протягивая мне ладонь, кивнул Арт. – Воевал?
– Южный Алтай, – кивнул я, пожимая руку. – Пора поучить сосунков!
До этого случая я дрался всего пару – тройку раз, и то в далеком детстве. Знал кучу народа, кому нравилось это делать и которые никогда не отказывали себе в этом удовольствии. Я же не находил в энергичном обмене увесистыми тычками ни чего привлекательного. Всегда больше нравилось доказывать свою значимость другими, более гуманными методами. Но тут за воспитание взялся незабвенный сержант Ван Нитчен. Я своими собственными глазами видел результаты гуманизма, человечности, когда в напалмовом аду стонали деревья, а люди превращались в чудовищ, уничтожая все живое на своем пути.
Иллюзии, присущие свободному обществу, свалились с глаз в несвободе армии. Вместе с изменениями генного кода в мышцах, произошли изменения и в кодах моральных. Я больше не боялся причинить людям боль.
Я разломил керамическую тарелку пополам и взял в каждую руку по половине.
– Думаешь, вид крови их остановит? – махнул головой на вооружение Ронич. Сам он уже давно обзавелся увесистой ножкой от стола.
Что я думал в тот момент, Арту уже не суждено было узнать. Пьяная орда навалилась со всех сторон. Я резал осколками тарелки чьи-то лица. Пинал чьи-то животы. Уворачивался от чьих-то кулаков. Мне было весело. Я смеялся и пробовал петь. Арт время от времени подпевал.
В таких свалках очень важно – не дать уронить себя на пол. Бесчисленные и безымянные ноги немедленно растопчут, разомнут, раскатают косточки несчастного. Если все-таки случилось, и ты упал – дерись ногами или катись под защиту стола. Я сам видел, как опрокинутый навзничь Ронич несколько минут довольно успешно отпинывался от двоих или троих сосунков пока удача не повернулась к нему лицом и не выгадал секунду, чтоб подняться.
Ронич вообще дрался, как сто чертей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50