Поблажек не имела, как команда-аутсайдер, так и чемпион, но чемпионом было быть почетно!
Конечно, стоит на минуту задуматься над этими «играми» и сразу поймешь, что они созданы искусственно, с целью внести в трудную учебу элемент азарта, но мы ничего не могли с собой поделать...
Примерно раз в каждые две-три недели меня навещал Игор. Никаких глобальных новостей о моем положении он больше не приносил и появлялся обычно с горой бумаг, которые я должен был подписывать.
Пи Кархулаанен исправно следила за одеждой и согревала постель. В те часы, которые порой нам выделяли на личную жизнь, я пробовал с ней разговаривать, но очень быстро выяснил, что она беспросветно глупа. На все мои разглагольствования она отвечала молчаливой доброй улыбкой. Такой, с которой мамаши глядят на спящее дитя. Сначала я смеялся, потом злился и в итоге привык. Эта улыбка почему-то разом снимала все напряжение и агрессию.
Когда вернулись с учений, на базе нас ждал неприятный сюрприз. Оказывается, пока мы отрабатывали проникновение на секретный объект противника в заполярье, красные прорвали линию фронта в Анголе и высадили десант в Колумбии. Полторы сотни недоучившихся командос с учебной базы близ Картахены двадцать ночей превращали жизнь оккупантов в настоящий ад. Комми пришлось вывести оттуда войска, а потом разбомбить оставленный город. Тем не менее, потери коммунистов в сотни раз перекрыли смерти курсантов. Командование АДС усвоило урок, и было принято решение увеличить количество полков командос в три раза.
Ввалившись в три часа ночи по времени базы, грязным, измотанным и голодным в свою комнату, я обнаружил двоих спящих в обнимку на кровати молокососов и Пи дремлющую в чулане. Я осторожно сложил амуницию в углу, разбудил девушку, вывел в коридор и уже там спросил:
– Они тебя обижали?
Пи покраснела, улыбнулась своей глуповатой улыбкой и ответила:
– Я очень рада, что ты вернулся, Бертран.
– Они тебя обижали!? – с трудом сдерживаясь от того, чтобы ударить, процедил я сквозь зубы.
– Нет, что ты, – округлила испуганные глаза всегда отлично понимающая мое душевное состояние Пи. – Они же шутили...
– Стой здесь, – привычно и быстро уняв рвущееся от ярости наружу сердце, сказал я. – И не смей никуда отсюда уходить, пока не разрешу!
Потом пошел обсудить проблему с уже выходящими из своих занятых комнат ветеранами. На нашем этаже жила только наша команда и мы быстро приняли решение: убрать.
Для начала мы вернулись в комнаты и вновь обрядились в комбу «хамелеон». И когда выключили на всем этаже свет, окончательно превратились в снующие туда-сюда тени. Итогом нашей суеты стало перемещение всех чужих на пол в коридоре. В кроватках осталась только парочка в моей комнате. С ними был разговор отдельный, и с этим согласились все.
Дело в том, что пока мы изнуряли себя на многочисленных тренажерах, наши денщики жили здесь своей жизнью. И так уж получилось, что моя Пи стала им всем, в большинстве мужчинам, кем-то вроде сестры-советчицы по вопросам ведения домашнего хозяйства. Это ведь не я, Природа заказала женщинам заботу о семейном очаге. Обида, нанесенная моей добрейшей Пи, становилась обидой всей роте.
Все в мою келью не втиснулись, а те, кто все-таки попал, сгрудились столь тесно, что пришлось напомнить ребятам о виновнике этого «торжества». Некоторым пришлось выйти, чтобы впустить Пи, которая, не переставая, уговаривала нас всех не причинять вреда глупышкам. При этом она выглядела настолько встревоженной за судьбу молокососов, что даже сердце защемило, чему я, надо сказать, немало был удивлен.
– Вставайте, подъем! – сказал я, не сильно пиная спальную платформу. Новобранцы проснулись и сели, протирая глаза. Впрочем, потом им пришлось заняться глазами вновь, потому, что открывшееся зрелище ни как реальностью быть не могло. «Хамелеоны» десятка собравшихся ветеранов исправно повторяли окружающую обстановку и перед глазами юнош одновременно плавало десяток окон, шкафов и дверей.
– Слезайте, – стараясь говорить ровно, не срываясь на рев, скомандовал я. – На колени!
Окончательно ошалевшие новобранцы покорно выполнили приказ.
– Повторяйте за мной...
Парнишки дважды повторили извинение перед Пи, каждый раз существенно дополненное ветеранами. Потом ребятишки склонили головы в ожидании дальнейшей расправы и были быстро и безболезненно усыплены. Проснулись они утром уже в коридоре.
Участь обнаружить комнаты занятыми в ту ночь постигла весь наш полк. Не везде с захватчиками обошлись так же мягко, как это сделали мы и построенные утром на главном, парадном плацу, в каре все ждали реакции начальства. И она последовала, удивив нас всех. О ночном инциденте не было сказано ни единого слова.
Полковник зачитал приказ командующего о досрочном присвоении нам званий три-лейтенантов спецвойск и пригласил в течение дня явиться в канцелярию для получения предписаний о месте дальнейшей службы...
Одним из первых получив пакет, я вернулся в свою комнату. И застал там тех же самых юношей, снова донимавших, судя по сырым глазам Пи, моего денщика.
– А в одиночку ты тоже такой смелый? – хмыкнул один из них. Второй отпустил руку Пи и вытащил нож.
– Собирай вещи, – сказал я девушке. – Мы уезжаем.
А потом очень быстро, не тратя ни единой секунды, экономя драгоценное время, сломал четыре руки. Мои были дороги мне самому, а руки Пи были заняты сборами нашего с ней барахла и тоже остались в целости и сохранности. Девушка укоризненно взглянула, но ничего не сказала. Через десять минут мы с ней уже ехали к новому месту службы.
В далеком сказочном детстве, когда жил в доме матери, у меня была собака. Она досталась мне уже будучи старой и умной. Пес никогда не грыз обувь, не портил обивку мебели и не бродил по дому с грязными лапами. Поэтому затравленная адвокатами отца по поводу развода мать ничего против пса не имела.
Я очень гордился своей собакой. Регулярно водил ее на прогулку по нашей тихой улице, чтобы сверстники и соседи могли нас видеть. Чинно пройдясь по параноидально чистой мостовой, мы обычно сворачивали в ничью рощу у оврага, где пес мог свободно задирать лапу или удобрять своим дерьмом и без того жирную почву. Мы сворачивали в переулок, пересекали пустырь и, наконец, попадали под сень истерзанных насекомыми дубов. Там пес поворачивал ко мне свою большую добрую морду и его глаза как бы спрашивали, а не пора ли отлить, хозяин?!
Точно такими же глазами на меня посмотрела Пи после пятиминутного общения с Луи Ченом, техником-специалистом моей группы. Он был способен справиться с любым мыслимым компьютером, водил любое транспортное средство, был спецом по части сигнализаций и очень любил всевозможных роботов и подслушивающие устройства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Конечно, стоит на минуту задуматься над этими «играми» и сразу поймешь, что они созданы искусственно, с целью внести в трудную учебу элемент азарта, но мы ничего не могли с собой поделать...
Примерно раз в каждые две-три недели меня навещал Игор. Никаких глобальных новостей о моем положении он больше не приносил и появлялся обычно с горой бумаг, которые я должен был подписывать.
Пи Кархулаанен исправно следила за одеждой и согревала постель. В те часы, которые порой нам выделяли на личную жизнь, я пробовал с ней разговаривать, но очень быстро выяснил, что она беспросветно глупа. На все мои разглагольствования она отвечала молчаливой доброй улыбкой. Такой, с которой мамаши глядят на спящее дитя. Сначала я смеялся, потом злился и в итоге привык. Эта улыбка почему-то разом снимала все напряжение и агрессию.
Когда вернулись с учений, на базе нас ждал неприятный сюрприз. Оказывается, пока мы отрабатывали проникновение на секретный объект противника в заполярье, красные прорвали линию фронта в Анголе и высадили десант в Колумбии. Полторы сотни недоучившихся командос с учебной базы близ Картахены двадцать ночей превращали жизнь оккупантов в настоящий ад. Комми пришлось вывести оттуда войска, а потом разбомбить оставленный город. Тем не менее, потери коммунистов в сотни раз перекрыли смерти курсантов. Командование АДС усвоило урок, и было принято решение увеличить количество полков командос в три раза.
Ввалившись в три часа ночи по времени базы, грязным, измотанным и голодным в свою комнату, я обнаружил двоих спящих в обнимку на кровати молокососов и Пи дремлющую в чулане. Я осторожно сложил амуницию в углу, разбудил девушку, вывел в коридор и уже там спросил:
– Они тебя обижали?
Пи покраснела, улыбнулась своей глуповатой улыбкой и ответила:
– Я очень рада, что ты вернулся, Бертран.
– Они тебя обижали!? – с трудом сдерживаясь от того, чтобы ударить, процедил я сквозь зубы.
– Нет, что ты, – округлила испуганные глаза всегда отлично понимающая мое душевное состояние Пи. – Они же шутили...
– Стой здесь, – привычно и быстро уняв рвущееся от ярости наружу сердце, сказал я. – И не смей никуда отсюда уходить, пока не разрешу!
Потом пошел обсудить проблему с уже выходящими из своих занятых комнат ветеранами. На нашем этаже жила только наша команда и мы быстро приняли решение: убрать.
Для начала мы вернулись в комнаты и вновь обрядились в комбу «хамелеон». И когда выключили на всем этаже свет, окончательно превратились в снующие туда-сюда тени. Итогом нашей суеты стало перемещение всех чужих на пол в коридоре. В кроватках осталась только парочка в моей комнате. С ними был разговор отдельный, и с этим согласились все.
Дело в том, что пока мы изнуряли себя на многочисленных тренажерах, наши денщики жили здесь своей жизнью. И так уж получилось, что моя Пи стала им всем, в большинстве мужчинам, кем-то вроде сестры-советчицы по вопросам ведения домашнего хозяйства. Это ведь не я, Природа заказала женщинам заботу о семейном очаге. Обида, нанесенная моей добрейшей Пи, становилась обидой всей роте.
Все в мою келью не втиснулись, а те, кто все-таки попал, сгрудились столь тесно, что пришлось напомнить ребятам о виновнике этого «торжества». Некоторым пришлось выйти, чтобы впустить Пи, которая, не переставая, уговаривала нас всех не причинять вреда глупышкам. При этом она выглядела настолько встревоженной за судьбу молокососов, что даже сердце защемило, чему я, надо сказать, немало был удивлен.
– Вставайте, подъем! – сказал я, не сильно пиная спальную платформу. Новобранцы проснулись и сели, протирая глаза. Впрочем, потом им пришлось заняться глазами вновь, потому, что открывшееся зрелище ни как реальностью быть не могло. «Хамелеоны» десятка собравшихся ветеранов исправно повторяли окружающую обстановку и перед глазами юнош одновременно плавало десяток окон, шкафов и дверей.
– Слезайте, – стараясь говорить ровно, не срываясь на рев, скомандовал я. – На колени!
Окончательно ошалевшие новобранцы покорно выполнили приказ.
– Повторяйте за мной...
Парнишки дважды повторили извинение перед Пи, каждый раз существенно дополненное ветеранами. Потом ребятишки склонили головы в ожидании дальнейшей расправы и были быстро и безболезненно усыплены. Проснулись они утром уже в коридоре.
Участь обнаружить комнаты занятыми в ту ночь постигла весь наш полк. Не везде с захватчиками обошлись так же мягко, как это сделали мы и построенные утром на главном, парадном плацу, в каре все ждали реакции начальства. И она последовала, удивив нас всех. О ночном инциденте не было сказано ни единого слова.
Полковник зачитал приказ командующего о досрочном присвоении нам званий три-лейтенантов спецвойск и пригласил в течение дня явиться в канцелярию для получения предписаний о месте дальнейшей службы...
Одним из первых получив пакет, я вернулся в свою комнату. И застал там тех же самых юношей, снова донимавших, судя по сырым глазам Пи, моего денщика.
– А в одиночку ты тоже такой смелый? – хмыкнул один из них. Второй отпустил руку Пи и вытащил нож.
– Собирай вещи, – сказал я девушке. – Мы уезжаем.
А потом очень быстро, не тратя ни единой секунды, экономя драгоценное время, сломал четыре руки. Мои были дороги мне самому, а руки Пи были заняты сборами нашего с ней барахла и тоже остались в целости и сохранности. Девушка укоризненно взглянула, но ничего не сказала. Через десять минут мы с ней уже ехали к новому месту службы.
В далеком сказочном детстве, когда жил в доме матери, у меня была собака. Она досталась мне уже будучи старой и умной. Пес никогда не грыз обувь, не портил обивку мебели и не бродил по дому с грязными лапами. Поэтому затравленная адвокатами отца по поводу развода мать ничего против пса не имела.
Я очень гордился своей собакой. Регулярно водил ее на прогулку по нашей тихой улице, чтобы сверстники и соседи могли нас видеть. Чинно пройдясь по параноидально чистой мостовой, мы обычно сворачивали в ничью рощу у оврага, где пес мог свободно задирать лапу или удобрять своим дерьмом и без того жирную почву. Мы сворачивали в переулок, пересекали пустырь и, наконец, попадали под сень истерзанных насекомыми дубов. Там пес поворачивал ко мне свою большую добрую морду и его глаза как бы спрашивали, а не пора ли отлить, хозяин?!
Точно такими же глазами на меня посмотрела Пи после пятиминутного общения с Луи Ченом, техником-специалистом моей группы. Он был способен справиться с любым мыслимым компьютером, водил любое транспортное средство, был спецом по части сигнализаций и очень любил всевозможных роботов и подслушивающие устройства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50