Пока не оправдывает: надо подождать, чтобы расстояние сократилось, однако задачка любопытная, хотя и не имеет точного решения, поскольку включает неизвестный параметр — вероятность, что поднимется ветер.
Пока на это было непохоже, как ни искал Хорнблауэр хоть малейших признаков ветра, как ни вглядывался в стеклянную морскую гладь. Обернувшись, он поймал на себе напряженный взгляд Буша — тот ждал, когда ему прикажут изменить курс. Хорнблауэр улыбнулся и покачал головой, подытоживая то, что дали наблюдения за горизонтом, островами, безмятежной поверхностью моря, за которой лежит свобода. В синем небе над головой кружила и жалобно кричала ослепительно-белая чайка. Тендер качался на легкой зыби.
— Прошу прощения, сэр, — сказал Браун в самое ухо. — Прошу прощения, сэр. Навались! Они долго не протянут, сэр. Гляньте на этого, по правому борту, сэр. Навались!
Сомневаться не приходилось — гребцов мотало от усталости. Браун держал в руке кусок завязанной узлами веревки: очевидно, понуждая их работать, он уже прибег к самому понятному доводу.
— Им бы чуток отдохнуть, пожевать чего-нибудь, да воды выпить, они еще погребут, сэр. Навались, сукины дети! Они не завтракали, сэр, да и не ужинали вчера.
— Очень хорошо, — сказал Хорнблауэр. — Пусть отдохнут и поедят. Мистер Буш, поворачивайте помаленьку.
Он склонился над пушкой, не слыша стука вынимаемых весел, не думая, что сам со вчерашнего дня не ел, не пил и не спал. Тендер скользил по инерции, медленно поворачиваясь. В развилке прицела возникла черная лодка. Хорнблауэр махнул Бушу рукой. Лодка исчезла из поля зрения, вновь появилась — это Буш румпелем остановил поворот. Хорнблауэр правилом развернул пушку, чтоб лодка оказалась точно в середине прицела, выпрямился и отступил вбок, держа вытяжной шнур. В расстоянии он был уверен куда меньше, чем в направлении, поэтому важно было видеть, куда упадет ядро. Он проследил, как качается судно, выждал, пока корма поднимется на волне, и дернул. Пушка вздрогнула и прокатилась мимо него, он отпрыгнул, чтобы дым не мешал видеть. Четыре секунды, пока летело ядро, показались вечностью, и вот, наконец, взметнулся фонтанчик. Двести ярдов недолет и сто вправо. Никуда не годится.
Он пробанил и перезарядил пушку, жестом подозвал лоцмана. Они вновь выдвинули. Хорнблауэр знал, что должен приноровиться к орудию, поэтому не стал менять угол, навел в точности, как прежде, и дернул вытяжной шнур практически при том же крене. На этот раз оказалось, что угол возвышения вроде верный — ядро упало дальше лодки, но опять правее, ярдах в пятидесяти, не меньше. Похоже, пушка закашивала вправо. Он чуть-чуть развернул ее влево и, опять-таки не меняя наклона, выстрелил. На этот раз получилось далеко влево и ярдов двести недолет.
Хорнблауэр убеждал себя, что разброс в двести ярдов при стрельбе из шестифунтовой пушки, поднятой на максимальный угол, вполне в порядке вещей. Он знал, что это так, но утешения было мало. Количество пороха в картузах неодинаково, ядра недостаточно круглые, плюс еще влияют атмосферные условия и температура пушки. Он сжал зубы, прицелился и выстрелил снова. Недолет и немного влево. Ему казалось, что он сойдет с ума.
— Завтрак, сэр, — сказал Браун совсем рядом. Хорнблауэр резко обернулся. Браун протягивал на подносе миску с сухарями, бутылку вина, кувшин с водой и кружку. Хорнблауэр внезапно понял, что страшно голоден и хочет пить.
— А вы? — спросил Хорнблауэр.
— Мы отлично, сэр, — сказал Браун.
Каторжники, сидя на корточках, жадно поглощали хлеб и воду, Буш у румпеля был занят тем же. Хорнблауэр ощутил сухость в гортани и на языке, руки дрожали, пока он разбавлял вино и нес кружку ко рту. Возле светового люка каюты лежали четверо пленных, которых он оставил связанными. Теперь руки их были свободны, хотя на ногах веревки остались. Сержант и один из матросов были бледны.
— Я позволил себе вытащить их оттуда, сэр, — сказал Браун. — Эти двое чуть не задохлись от кляпов, но, думаю, скоро очухаются, сэр.
Бессмысленной жестокостью было держать их связанными, но разве за прошедшую ночь была хоть минута отвлекаться на пленных? Война вообще жестока.
— Эти молодцы, — Браун указал на каторжников, — чуть не выкинули своего солдатика за борт.
Он широко улыбнулся, словно сообщил нечто очень смешное. Замечание открывало простор для мыслей о тягостной жизни каторжников, о зверском обращении конвоиров.
— Да, — сказал Хорнблауэр, запивая сухарь. — Пусть лучше гребут.
— Есть, сэр. Я тоже так подумал, сэр. Тогда мы сможем сделать две вахты.
— Делайте, что хотите, — сказал Хорнблауэр, поворачиваясь к пушке.
Первая лодка заметно приблизилась, Хорнблауэр немного уменьшил угол возвышения. На этот раз ядро упало рядом с лодкой, едва не задев весла.
— Прекрасно, сэр! — воскликнул Буш.
Кожу щипало от пота и порохового дыма. Хорнблауэр снял расшитый золотом сюртук и, почувствовав, какой тот тяжелый, вспомнил про пистолеты в карманах. Он протянул их Бушу, но тот улыбнулся и указал на короткоствольное ружье с раструбом, которое лежало рядом с ним на палубе. Если горе-команда взбунтуется, это орудие будет куда более действенным. Одну томительную секунду Хорнблауэр гадал, что делать с пистолетами, наконец положил их в шпигат и принялся банить пушку. Следующее ядро опять упало близко от лодки — вероятно, незначительное уменьшение в расстоянии сильно повлияло на меткость стрельбы. Фонтанчик взвился у самого носа лодки. Если он попадет с такого расстояния, то по чистой случайности — любая пушка дает разброс не меньше пятидесяти ярдов.
— Гребцы готовы, сэр, — доложил Браун.
— Очень хорошо. Мистер Буш, пожалуйста, держите так, чтобы я мог стрелять.
Браун был по-прежнему на высоте. На этот раз он ограничился шестью передними веслами, и гребли, соответственно, только шестеро. Остальных он согнал на бак, чтобы сменять гребцов, когда те устанут. Шесть весел едва обеспечивали минимальную скорость, при которой тендер слушался руля, но медленное неуклонное движение всегда предпочтительнее быстрого с перерывами. Хорнблауэр предпочел не выяснять, как Браун убедил четверых пленных взяться за весла — теперь они, по-прежнему со связанными ногами, гребли, откидываясь назад, а Браун расхаживал между гребцами с линьком в руке и отсчитывал темп.
Тендер вновь двинулся по синей воде, выстукивая блоками при каждом взмахе весел. Чтобы растянуть погоню, надо было бы повернуться к преследователям кормой, а не раковиной, как сейчас. Но Хорнблауэр счел, что возможность попасть в лодку перевешивает потерю в скорости. Это смелое решение ему предстояло оправдать. Он склонился над пушкой, тщательно прицелился. Опять недолет. Он был в отчаянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Пока на это было непохоже, как ни искал Хорнблауэр хоть малейших признаков ветра, как ни вглядывался в стеклянную морскую гладь. Обернувшись, он поймал на себе напряженный взгляд Буша — тот ждал, когда ему прикажут изменить курс. Хорнблауэр улыбнулся и покачал головой, подытоживая то, что дали наблюдения за горизонтом, островами, безмятежной поверхностью моря, за которой лежит свобода. В синем небе над головой кружила и жалобно кричала ослепительно-белая чайка. Тендер качался на легкой зыби.
— Прошу прощения, сэр, — сказал Браун в самое ухо. — Прошу прощения, сэр. Навались! Они долго не протянут, сэр. Гляньте на этого, по правому борту, сэр. Навались!
Сомневаться не приходилось — гребцов мотало от усталости. Браун держал в руке кусок завязанной узлами веревки: очевидно, понуждая их работать, он уже прибег к самому понятному доводу.
— Им бы чуток отдохнуть, пожевать чего-нибудь, да воды выпить, они еще погребут, сэр. Навались, сукины дети! Они не завтракали, сэр, да и не ужинали вчера.
— Очень хорошо, — сказал Хорнблауэр. — Пусть отдохнут и поедят. Мистер Буш, поворачивайте помаленьку.
Он склонился над пушкой, не слыша стука вынимаемых весел, не думая, что сам со вчерашнего дня не ел, не пил и не спал. Тендер скользил по инерции, медленно поворачиваясь. В развилке прицела возникла черная лодка. Хорнблауэр махнул Бушу рукой. Лодка исчезла из поля зрения, вновь появилась — это Буш румпелем остановил поворот. Хорнблауэр правилом развернул пушку, чтоб лодка оказалась точно в середине прицела, выпрямился и отступил вбок, держа вытяжной шнур. В расстоянии он был уверен куда меньше, чем в направлении, поэтому важно было видеть, куда упадет ядро. Он проследил, как качается судно, выждал, пока корма поднимется на волне, и дернул. Пушка вздрогнула и прокатилась мимо него, он отпрыгнул, чтобы дым не мешал видеть. Четыре секунды, пока летело ядро, показались вечностью, и вот, наконец, взметнулся фонтанчик. Двести ярдов недолет и сто вправо. Никуда не годится.
Он пробанил и перезарядил пушку, жестом подозвал лоцмана. Они вновь выдвинули. Хорнблауэр знал, что должен приноровиться к орудию, поэтому не стал менять угол, навел в точности, как прежде, и дернул вытяжной шнур практически при том же крене. На этот раз оказалось, что угол возвышения вроде верный — ядро упало дальше лодки, но опять правее, ярдах в пятидесяти, не меньше. Похоже, пушка закашивала вправо. Он чуть-чуть развернул ее влево и, опять-таки не меняя наклона, выстрелил. На этот раз получилось далеко влево и ярдов двести недолет.
Хорнблауэр убеждал себя, что разброс в двести ярдов при стрельбе из шестифунтовой пушки, поднятой на максимальный угол, вполне в порядке вещей. Он знал, что это так, но утешения было мало. Количество пороха в картузах неодинаково, ядра недостаточно круглые, плюс еще влияют атмосферные условия и температура пушки. Он сжал зубы, прицелился и выстрелил снова. Недолет и немного влево. Ему казалось, что он сойдет с ума.
— Завтрак, сэр, — сказал Браун совсем рядом. Хорнблауэр резко обернулся. Браун протягивал на подносе миску с сухарями, бутылку вина, кувшин с водой и кружку. Хорнблауэр внезапно понял, что страшно голоден и хочет пить.
— А вы? — спросил Хорнблауэр.
— Мы отлично, сэр, — сказал Браун.
Каторжники, сидя на корточках, жадно поглощали хлеб и воду, Буш у румпеля был занят тем же. Хорнблауэр ощутил сухость в гортани и на языке, руки дрожали, пока он разбавлял вино и нес кружку ко рту. Возле светового люка каюты лежали четверо пленных, которых он оставил связанными. Теперь руки их были свободны, хотя на ногах веревки остались. Сержант и один из матросов были бледны.
— Я позволил себе вытащить их оттуда, сэр, — сказал Браун. — Эти двое чуть не задохлись от кляпов, но, думаю, скоро очухаются, сэр.
Бессмысленной жестокостью было держать их связанными, но разве за прошедшую ночь была хоть минута отвлекаться на пленных? Война вообще жестока.
— Эти молодцы, — Браун указал на каторжников, — чуть не выкинули своего солдатика за борт.
Он широко улыбнулся, словно сообщил нечто очень смешное. Замечание открывало простор для мыслей о тягостной жизни каторжников, о зверском обращении конвоиров.
— Да, — сказал Хорнблауэр, запивая сухарь. — Пусть лучше гребут.
— Есть, сэр. Я тоже так подумал, сэр. Тогда мы сможем сделать две вахты.
— Делайте, что хотите, — сказал Хорнблауэр, поворачиваясь к пушке.
Первая лодка заметно приблизилась, Хорнблауэр немного уменьшил угол возвышения. На этот раз ядро упало рядом с лодкой, едва не задев весла.
— Прекрасно, сэр! — воскликнул Буш.
Кожу щипало от пота и порохового дыма. Хорнблауэр снял расшитый золотом сюртук и, почувствовав, какой тот тяжелый, вспомнил про пистолеты в карманах. Он протянул их Бушу, но тот улыбнулся и указал на короткоствольное ружье с раструбом, которое лежало рядом с ним на палубе. Если горе-команда взбунтуется, это орудие будет куда более действенным. Одну томительную секунду Хорнблауэр гадал, что делать с пистолетами, наконец положил их в шпигат и принялся банить пушку. Следующее ядро опять упало близко от лодки — вероятно, незначительное уменьшение в расстоянии сильно повлияло на меткость стрельбы. Фонтанчик взвился у самого носа лодки. Если он попадет с такого расстояния, то по чистой случайности — любая пушка дает разброс не меньше пятидесяти ярдов.
— Гребцы готовы, сэр, — доложил Браун.
— Очень хорошо. Мистер Буш, пожалуйста, держите так, чтобы я мог стрелять.
Браун был по-прежнему на высоте. На этот раз он ограничился шестью передними веслами, и гребли, соответственно, только шестеро. Остальных он согнал на бак, чтобы сменять гребцов, когда те устанут. Шесть весел едва обеспечивали минимальную скорость, при которой тендер слушался руля, но медленное неуклонное движение всегда предпочтительнее быстрого с перерывами. Хорнблауэр предпочел не выяснять, как Браун убедил четверых пленных взяться за весла — теперь они, по-прежнему со связанными ногами, гребли, откидываясь назад, а Браун расхаживал между гребцами с линьком в руке и отсчитывал темп.
Тендер вновь двинулся по синей воде, выстукивая блоками при каждом взмахе весел. Чтобы растянуть погоню, надо было бы повернуться к преследователям кормой, а не раковиной, как сейчас. Но Хорнблауэр счел, что возможность попасть в лодку перевешивает потерю в скорости. Это смелое решение ему предстояло оправдать. Он склонился над пушкой, тщательно прицелился. Опять недолет. Он был в отчаянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49