— Может, некоторые из нас и закончат там свой жизненный путь, но никому неохота перелететь туда по воздуху прямо сейчас.
Немудреная шутка заставила кое-кого из матросов улыбнуться.
— Продолжайте.
Хорнблауэр пошел дальше — невозмутимый капитан, однако и он человек — может изредка отпустить шутку. Подобным же образом он иногда притворялся перед Марией, когда ей случалось быть не в настроении.
К правому борту подошел лихтер с ядрами. Хорнблауэр заглянул в него. Девятифунтовые ядра для четырех длинных пушек (две располагались возле носа, две — возле кормы), двенадцатифунтовые — для восемнадцати карронад, составляющих основное вооружение шлюпа. Двадцать тонн железа, лежавшие на дне лихтера, казались жалкой кучкой человеку, служившему на линейном корабле. На «Славе» они расстреливали двадцать тонн за два часа боя. Однако для «Атропы» это немалый груз. Половину надо будет равномерно распределить по судну в «гирляндах». От того, как он разместит остальные десять тонн, зависит, увеличится ли скорость «Атропы» на узелили уменьшится, будет ли она прямо идти по курсу или рыскать, хорошо ли будет слушаться руля. Хорнблауэр не мог решить окончательно пока не загрузят все припасы и он не посмотрит на судно со стороны. Он внимательно оглядел сетки, в которых предстояло поднимать ядра, принялся вспоминать, какова же прочность манильской пеньки на разрыв. Эти сетки, как он мог заключить, прослужили уже несколько лет.
— Шестнадцать ядер за раз, — крикнул он в лихтер. — Не больше.
— Есть, сэр.
Характерная для Хорнблауэра черта: минуту или две он представлял себе, что случится, если не выдержит одна из реток — ядра посыпятся в лихтер с высоты рея, пробьют его днище, тяжело нагруженный лихтер камнем пойдет на дно и будет лежать там, вблизи фарватера, доставляя бесконечные неудобства судам, пока ныряльщики не вытащат все ядра, после чего можно будет убрать лихтер с фарватера. Небольшой недосмотр может серьезно нарушить движение судов в Лондонском порту.
Торопливо подошел Джонс и козырнул.
— Порох загружен, сэр.
— Спасибо, мистер Джонс. Прикажите отверповать баржу обратно. Как только подносчики пороха вернутся на судно, пусть мистер Оуэн пошлет их укладывать ядра в «гирлянды».
— Есть, сэр.
Вернулась гичка с Карслейком.
— Ну, мистер Карслейк, как Провиантский двор отреагировал на ваши ордера?
— Принял, сэр. Завтра утром припасы будут на берегу.
— Завтра? Вы что, не слышали моих приказов, мистер Карслейк? Мне не хотелось бы ставить против вашей фамилии отметку о плохом поведении. Мистер Джонс! Я отправляюсь в Провиантский Двор. Вы поедете со мной, мистер Карслейк.
Провиантский Двор подчиняется не Адмиралтейству, а Морскому Министерству, и к его служащим нужен совершенно иной подход. Можно подумать, что два учреждения соперничают, а не общими усилиями стремятся к победе над смертельным врагом.
— Я могу привезти своих людей, — сказал Хорнблауэр. — Вашим грузчикам ничего не придется делать.
— М-м, — сказал провиантский суперинтендант.
— Я все сам перевезу на берег и погружу на лихтер.
— М-м, — повторил суперинтендант чуть более заинтересовано.
— Я был бы глубоко вам обязан, — продолжал Хорнблауэр. — Вам нужно всего-навсего поручить одному из ваших клерков, чтоб он показал припасы моему офицеру. Все остальное мы сделаем сами. Убедительнейше вас прошу, сэр.
Приятно служащему Морского Министерства видеть, как флотский капитан молит его чуть ли не на коленях. Еще приятней сознавать, что флот все сделает сам, не требуя от Провиантского Двора ни малейших затрат. Хорнблауэр видел удовлетворение на жирном лице суперинтенданта. Ему очень хотелось стереть эту улыбку кулаком, но он продолжал держаться униженным просителем. Его от этого не убудет, и таким способом он подчинит суперинтенданта своей воле лучше, чем любыми угрозами.
— Теперь о тех припасах, что вы сочли непригодными… — сказал суперинтендант.
— Моя следственная комиссия была проведена в полном соответствии с правилами, — заметил Хорнблауэр.
— Да, — задумчиво произнес суперинтендант.
— Я могу вернуть вам бочонки, — предложил Хорнблауэр. — Я собирался сделать это сразу, как опорожню их в реку.
— Пожалуйста, не затрудняйтесь. Верните полные бочки.
Простому смертному не понять, что творится в голове у чиновника. Хорнблауэру трудно было поверить — хотя, возможно, так оно и было — что в деле об испорченной солонине у суперинтенданта есть свой корыстный интерес. Однако то, что провиант признали негодным, может повредить его репутации или репутации Двора. Если Хорнблауэр вернет бочонки, это можно будет не фиксировать официально, а солонину всучить на какое-нибудь другое судно — на судно, которое выходит в море немедленно. Пусть голодают моряки, сражающиеся за свое отечество, лишь бы отчеты Провиантского Двора оставались безупречными.
— Я с радостью верну вам полные бочонки, сэр, — сказал Хорнблауэр. — Я пришлюих с тем же лихтером, который привезет мне припасы.
— Это было бы очень удобно, — согласился суперинтендант.
— Я чрезвычайно рад и, как уже говорил, глубоко признателен вам, сэр. Через десять минут я пришлю барказ с матросами.
Хорнблауэр поклонился какмог подобострастно — не стоит портить все в последниймомент — и еще раз поклонился чтоб помешать продолжению разговора. Но последними словами суперинтенданта было:
— Не забудьте вернуть бочонки, капитан.
Пороховую баржу отверповали на место. Загрузить остальные артиллерийские припасы было в сравнении с порохом парой пустяков. На корабль поднимали тюки с пыжами, стопки пустых саржевых картузов, связки гибких прибойников запасные пушечные катки, бухты огнепроводного шнура — разнообразное снаряжение для двадцати двух пушек. Хорнблауэр отослал мичмана Смайли с матросами в Провиантский Двор.
— Теперь давайте вытащим бочки с испорченной солониной, мистер Карслейк. Я должен сдержать обещание и вернуть их.
— Есть, сэр, — сказал Карслейк.
Это был довольно молодой человек с бычьей головой и невыразительными голубыми глазами. Сейчас они были еще невыразительней, чем обычно. Он присутствовал при разговоре Хорнблауэра с суперинтендантом и никак не проявил своих чувств. Хорнблауэр не знал, то ли Карслейк как баталер одобряет желание суперинтенданта сплавить испорченную солонину на другое судно, то ли, как моряк, испытавший в море немало лишений, презирает Хорнблауэра за малодушие.
— Я помечу их, прежде чем вернуть, — сказал Хорнблауэр.
Когда он так легко согласился с суперинтендантом, он думал о краске, но это не вполне его удовлетворяло — краску можно будет смыть скипидаром. В этот самый момент его осенило более удачное решение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Немудреная шутка заставила кое-кого из матросов улыбнуться.
— Продолжайте.
Хорнблауэр пошел дальше — невозмутимый капитан, однако и он человек — может изредка отпустить шутку. Подобным же образом он иногда притворялся перед Марией, когда ей случалось быть не в настроении.
К правому борту подошел лихтер с ядрами. Хорнблауэр заглянул в него. Девятифунтовые ядра для четырех длинных пушек (две располагались возле носа, две — возле кормы), двенадцатифунтовые — для восемнадцати карронад, составляющих основное вооружение шлюпа. Двадцать тонн железа, лежавшие на дне лихтера, казались жалкой кучкой человеку, служившему на линейном корабле. На «Славе» они расстреливали двадцать тонн за два часа боя. Однако для «Атропы» это немалый груз. Половину надо будет равномерно распределить по судну в «гирляндах». От того, как он разместит остальные десять тонн, зависит, увеличится ли скорость «Атропы» на узелили уменьшится, будет ли она прямо идти по курсу или рыскать, хорошо ли будет слушаться руля. Хорнблауэр не мог решить окончательно пока не загрузят все припасы и он не посмотрит на судно со стороны. Он внимательно оглядел сетки, в которых предстояло поднимать ядра, принялся вспоминать, какова же прочность манильской пеньки на разрыв. Эти сетки, как он мог заключить, прослужили уже несколько лет.
— Шестнадцать ядер за раз, — крикнул он в лихтер. — Не больше.
— Есть, сэр.
Характерная для Хорнблауэра черта: минуту или две он представлял себе, что случится, если не выдержит одна из реток — ядра посыпятся в лихтер с высоты рея, пробьют его днище, тяжело нагруженный лихтер камнем пойдет на дно и будет лежать там, вблизи фарватера, доставляя бесконечные неудобства судам, пока ныряльщики не вытащат все ядра, после чего можно будет убрать лихтер с фарватера. Небольшой недосмотр может серьезно нарушить движение судов в Лондонском порту.
Торопливо подошел Джонс и козырнул.
— Порох загружен, сэр.
— Спасибо, мистер Джонс. Прикажите отверповать баржу обратно. Как только подносчики пороха вернутся на судно, пусть мистер Оуэн пошлет их укладывать ядра в «гирлянды».
— Есть, сэр.
Вернулась гичка с Карслейком.
— Ну, мистер Карслейк, как Провиантский двор отреагировал на ваши ордера?
— Принял, сэр. Завтра утром припасы будут на берегу.
— Завтра? Вы что, не слышали моих приказов, мистер Карслейк? Мне не хотелось бы ставить против вашей фамилии отметку о плохом поведении. Мистер Джонс! Я отправляюсь в Провиантский Двор. Вы поедете со мной, мистер Карслейк.
Провиантский Двор подчиняется не Адмиралтейству, а Морскому Министерству, и к его служащим нужен совершенно иной подход. Можно подумать, что два учреждения соперничают, а не общими усилиями стремятся к победе над смертельным врагом.
— Я могу привезти своих людей, — сказал Хорнблауэр. — Вашим грузчикам ничего не придется делать.
— М-м, — сказал провиантский суперинтендант.
— Я все сам перевезу на берег и погружу на лихтер.
— М-м, — повторил суперинтендант чуть более заинтересовано.
— Я был бы глубоко вам обязан, — продолжал Хорнблауэр. — Вам нужно всего-навсего поручить одному из ваших клерков, чтоб он показал припасы моему офицеру. Все остальное мы сделаем сами. Убедительнейше вас прошу, сэр.
Приятно служащему Морского Министерства видеть, как флотский капитан молит его чуть ли не на коленях. Еще приятней сознавать, что флот все сделает сам, не требуя от Провиантского Двора ни малейших затрат. Хорнблауэр видел удовлетворение на жирном лице суперинтенданта. Ему очень хотелось стереть эту улыбку кулаком, но он продолжал держаться униженным просителем. Его от этого не убудет, и таким способом он подчинит суперинтенданта своей воле лучше, чем любыми угрозами.
— Теперь о тех припасах, что вы сочли непригодными… — сказал суперинтендант.
— Моя следственная комиссия была проведена в полном соответствии с правилами, — заметил Хорнблауэр.
— Да, — задумчиво произнес суперинтендант.
— Я могу вернуть вам бочонки, — предложил Хорнблауэр. — Я собирался сделать это сразу, как опорожню их в реку.
— Пожалуйста, не затрудняйтесь. Верните полные бочки.
Простому смертному не понять, что творится в голове у чиновника. Хорнблауэру трудно было поверить — хотя, возможно, так оно и было — что в деле об испорченной солонине у суперинтенданта есть свой корыстный интерес. Однако то, что провиант признали негодным, может повредить его репутации или репутации Двора. Если Хорнблауэр вернет бочонки, это можно будет не фиксировать официально, а солонину всучить на какое-нибудь другое судно — на судно, которое выходит в море немедленно. Пусть голодают моряки, сражающиеся за свое отечество, лишь бы отчеты Провиантского Двора оставались безупречными.
— Я с радостью верну вам полные бочонки, сэр, — сказал Хорнблауэр. — Я пришлюих с тем же лихтером, который привезет мне припасы.
— Это было бы очень удобно, — согласился суперинтендант.
— Я чрезвычайно рад и, как уже говорил, глубоко признателен вам, сэр. Через десять минут я пришлю барказ с матросами.
Хорнблауэр поклонился какмог подобострастно — не стоит портить все в последниймомент — и еще раз поклонился чтоб помешать продолжению разговора. Но последними словами суперинтенданта было:
— Не забудьте вернуть бочонки, капитан.
Пороховую баржу отверповали на место. Загрузить остальные артиллерийские припасы было в сравнении с порохом парой пустяков. На корабль поднимали тюки с пыжами, стопки пустых саржевых картузов, связки гибких прибойников запасные пушечные катки, бухты огнепроводного шнура — разнообразное снаряжение для двадцати двух пушек. Хорнблауэр отослал мичмана Смайли с матросами в Провиантский Двор.
— Теперь давайте вытащим бочки с испорченной солониной, мистер Карслейк. Я должен сдержать обещание и вернуть их.
— Есть, сэр, — сказал Карслейк.
Это был довольно молодой человек с бычьей головой и невыразительными голубыми глазами. Сейчас они были еще невыразительней, чем обычно. Он присутствовал при разговоре Хорнблауэра с суперинтендантом и никак не проявил своих чувств. Хорнблауэр не знал, то ли Карслейк как баталер одобряет желание суперинтенданта сплавить испорченную солонину на другое судно, то ли, как моряк, испытавший в море немало лишений, презирает Хорнблауэра за малодушие.
— Я помечу их, прежде чем вернуть, — сказал Хорнблауэр.
Когда он так легко согласился с суперинтендантом, он думал о краске, но это не вполне его удовлетворяло — краску можно будет смыть скипидаром. В этот самый момент его осенило более удачное решение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69