Скорей бы наше плавание во времени-пространстве подтвердило целесообразность этой формы…
Второй звездолёт плыл по той же орбите, что и первый, но значительно дальше от нас.
— Да-а, — сказал Кузьма, — ничего себе ковчег. Впечатляет.
Он включил огни, обязательные для стояночной орбиты, и вопросительно взглянул на меня.
— Да, — сказал я, поднимаясь. — Одеваться и выходить.
Скафандры, распяленные на креплениях, были серые, как осеннее небо Земли: автоматика цвета включалась после надевания скафандра, меняясь в зависимости от внешних условий. Вот марсианский скафандр с кислородным обогатителем вместо баллонов. Вот венерианский — с громоотводом на шлеме и трубчатыми охладителями вокруг толстенных подошв. Давненько я им не пользовался, да и, наверное, уж не воспользуюсь никогда: я теперь пилот дальних линий, а в перспективе у меня — сверхдальняя, упирающаяся в Неизвестность…
— Значит, в диспетчерскую? — скучным голосом спросил Всеволод.
— Куда же ещё! — бодро откликнулся Кузьма.
Мы принялись натягивать десантные скафандры, самые тяжёлые из всего набора: с терморегулировкой широких пределов, со встроенным маневровым реактивником, с катушкой троса на левом плече и массой карманов для инструментов.
— Вот что, Кузьма, — сказал я, — слетай-ка сам в диспетчерскую, ты с ними умеешь разговаривать лучше, чем я. Держи. — Я протянул ему сумку с бортовыми документами.
— А ты?
— Мы с Всеволодом покрутимся немного вокруг ковчега. Или ты предпочитаешь диспетчерскую? — Я посмотрел на практиканта.
— Бен-бо! — воскликнул тот, глаза у него загорелись хищным блеском.
Кузьма покачал головой:
— Нарвёшься на неприятности, Улисс. Увезли парня с Луны, а теперь ты хочешь…
— А что поделаешь, — перебил я его, — если попался тупой практикант, который никак не может сдать зачёт.
Всеволод залился жизнерадостным смехом.
— В общем, — заключил я по-русски, — семь бед, один ответ.
Не я это придумал. Зачёт у Всеволода я мог бы принять давно. Но ему до смерти хотелось побывать на «Элефантине», чтобы посмотреть на строящиеся звездолёты, и он упросил меня взять его с собой — под предлогом, что зачёт ещё не сдан. Мне отнюдь не хотелось осложнять себе жизнь — и без того она не слишком гладкая, — но практикант начинал мне нравиться, и… В общем, я заглянул к руководителю практики курсантов. Тот удивился, услышав, что Всеволод Оплетин не сдал зачёта по устройству корабля. «Да, не сдал, — повторил я, глядя в сторону. — Придётся задержать его ещё на неделю». Руководитель практики заколебался. «Что-то не похоже на Оплетина, — сказал он. — Ещё на неделю? Он должен выступать в студенческом шахматном чемпионате. Знаешь, Улисс, я свяжусь с деканатом, посоветуюсь, как быть». Но я не стал ждать, пока он посоветуется с деканатом. Спустя полтора часа я получил от диспетчера, ничего не знавшего об истории с практикантом, разрешение на старт и, покинув лунный космодром, повёл корабль к «Элефантине».
Семь бед, один ответ.
Мы вышли из корабельного шлюза, держась за поручни, и я запер наружную дверь на ключ. На Земле давно отказались от замков, но наша инструкция неумолима: покидая корабль на орбите, запирать шлюз на ключ. Потому что когда-то где-то кто-то по ошибке забрался в чужой корабль и угнал его с орбиты.
Помните старый анекдот времён освоения? Корабль на орбите спутника, в корабле — двое. Один, по программе, выходит наружу, на привязном фале. Сделал что надо, подтянулся, стучится в дверь шлюза: открой, мол. А второй спрашивает: «Кто там?» Я, в общем-то, ничего смешного в этом анекдоте не находил.
Ключ я положил в специальный карманчик и застегнул его. Второй такой же ключ был у Кузьмы.
Помню, как страшно было мне когда-то впервые оттолкнуться от надёжной стенки корабля и уйти в чёрную пустоту, где нет ни верха, ни низа. С годами приходит опыт, вернее, привычка. Я оттолкнулся с таким расчётом, чтобы реакция толчка понесла меня в нужную сторону. И тут же увидел, как Всеволод крутится волчком далеко от меня. У него-то привычки ещё не было. Ах ты горе моё! Маневрируя, я подплыл к нему и схватил за руку. Пришлось порядком повозиться, пока мы перестали кувыркаться.
— Пусти, теперь я сам, — сказал Всеволод. Глаза у него за стеклом шлема были дико выпучены.
— Ладно. — Я осторожно отпустил его руку. — Ну, разом включаем реактивники. Старт!
Мы понеслись, выходя к ближнему звездолёту со стороны Солнца. Неподалёку от него висел полуразобранный, уже ненужный стапель, похожий на обглоданный скелет гигантской рыбы. Там вспыхивали молнии резаков: стапель резали, чтобы по частям отбуксировать к «Элефантине», а может, на Землю, на переплавку — не знаю.
У корпуса звездолёта тоже работали, я разглядел монтажные капсулы, присосавшиеся к одной из толстых колонн. Я покрутил ручку рации, чтобы послушать разговоры монтажников. Я любил эту превосходную профессию. Не будь я пилотом — непременно стал бы космическим монтажником.
В шлемофонах возник добродушный бас:
— Чего ты дёргаешь? Ровнее держи!
— Ровнее не бывает.
— Двенадцать вакуум-накладок полагается на этот стык, сорок расшвыряли по всему космосу — дьявол с ними, а где остальные триста штук?
— Ну и колпак ты привариваешь, Джереми! Где ты его раздобыл? Мой прадедушка носил точно такой на голове. По праздникам.
— Шевели, шевели манипулятором, не обожжёшься.
— Кому тут не нравится колпак?
— Да нет, старший, это я так. К слову пришлось.
— Он всегда вспоминает прадедушку, когда хочет увильнуть от работы.
Раздался смех.
Я велел Всеволоду выключить реактивник. Инерция донесёт нас до звездолёта. Мы приближались к нему сверху.
— Эй, в корме! — услышал я весёлый голос. — Смотрите, к нам летят пришельцы из космоса!
— А верно, две фигуры! Это инспекция из космофлота.
— Почисть экран от плесени! Разве инспекция разъезжает в десантных скафандрах?
— Где ты видишь инспекцию?
— Ага, испугался? Растерял накладки, теперь собирать заставят.
— Эй, пришельцы! Кто такие, отзовитесь!
Я прокашлялся и ответил:
— Пилот Дружинин. Будущий пилот Оплетин. Разрешите к вам на огонёк?
— Пилоты? Как, ребята, пустим пилотов? По-моему, пусть они себе летят дальше.
— Хватит трепаться, Виктор. Свяжись-ка с Боргом и доложи, что прилетел Дружинин.
Да, не туманная мечта, не листы чертежей — это был всамделишный корабль. Металл и пластик, полы и стены, каюты и лаборатории, водяные цистерны и оранжерея, вспомогательные ионные двигатели и двигатель основного хода — хроноквантовый.
Хроноквантовый двигатель! Чудо века, поразительное детище новейшей математики! Ещё недавно это казалось фантазией: Время, сдвинутое из нормального течения и совмещённое с Пространством. Время, не существующее для обычного измерения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85