Потом спортивной работой руководил в губернии. Спорт - моя страсть. Шестьдесят шесть, а у меня и гантели, и эспандер, и штанга, и лыжи - все в боевой готовности. Но главное, конечно, водный спорт.
А море все-таки тянуло. Пошел опять плавать. Последние восемнадцать лет хозяином палубы был, боцманом. А теперь поставили меня хозяином гавани, капитаном величают. Капитан! Только не парохода, а гавани. Это чуть поменьше, пониже. Как говорят, наш корабль совсем как "Титаник", только дым пожиже да труба пониже. Но зато уж на дно не пойдем!
Вот что я сказал бы о себе, если бы меня вздумали избрать академиком или вторично принимали в члены спортивного общества "Водник".
Недавно Михаил Кукин, капитан гавани яхт-клуба, пережил немалую радость справил новоселье. Ему дали комнату в новом доме. Комната с балконом, на четвертом этаже. С балкона видно всю реку и яхт-клуб, где Кукин работает.
В этот же дом переехала семья Вишняковых. Вишняковым тоже отвели одну комнату.
Переезду с квартиры на квартиру всегда сопутствуют хаос и неразбериха. Вы никогда не подумаете, что у вас такое множество вещей.
Кукин недоумевал, как все это умещалось на двенадцати метрах их старой комнатки? Где они, эти вещи, скрывались столько лет? А при переезде вдруг вылезли на свет и вмиг заполнили трехтонную грузовую машину. Да еще не все уместились. Михаил Михайлович и Ирина Ивановна раздавали ненужное или выбрасывали. Но вещей все-таки оставалось еще много, и они нахально лезли и лезли в машину, чтобы попасть на новоселье. Конечно, это происходило не без тайного содействия хозяев: кое-что из старого памятного, хотя и бесполезного хотелось сохранить.
Супруги клялись, что при переезде они все лишнее раздадут, выбросят, уничтожат. И все-таки втихомолку от жены Михаил Михайлович засунул в машину старую, годную разве только для музея сеть-троегубицу (сколько она ухватила в свои ячеи щук, язей, окуней, налимов!), немудрый, но тугопружинный и цепкий капкан (три волка и несколько десятков лисиц!) и отцовский непромокаемый рокан - куртку.
Пряча эти дорогие ему вещи в кузов, Кукин вдруг обнаружил там, под креслом, плетеную дамскую широкополую шляпу (Ирина Ивановна носила ее в двадцатых годах), бабушкин кофейник со свистком на крышке и комплект журнала "Прожектор" за двадцать пятый год. И капкан, и рокан, и кофейник со свистком капитан не видел уже лет пятнадцать. Откуда они появились?..
Он усмехнулся и прикрыл Иринину шляпу сетью-троегубицей. Ладно уж, пусть тоже перебираются на новоселье!
Теперь они в новой комнате все любовно расставили, развесили и разложили. И быстро привыкли к новому жилью. По привычке Кукин называл комнату каютой. Но она больше походила на спортивный полумузей, полусклад.
Впервые Кукин ударил сапогом по футбольному мячу ровно полвека назад. На лыжах и на коньках бегал с десяти лет. В молодости дядя Миша увлекался борьбой. И штангу брал легко и на жим и на толчок. А придете к нему, он вам на память завяжет узелок из шестимиллиметровых новеньких гвоздей.
Немногие поверят, что в самом раннем детстве Миша Кукин был очень хилым, слабым и болезненным. Он плохо ходил даже в шесть-семь лет и больше лежал в постели. "Не жилец!" - говорили соседки.
- Воздуху надо парню! - сказал фельдшер Храмович отцу Миши. - Парного молока! Отправляй мальчишку в деревню!
Все лето мальчик провел в Поморье, у своего деда и у бабки. У бабки корова, парное молоко (силком поила Мишку по наказу отца), сметана, масло. У деда - свежая рыба.
Когда Миша вернулся осенью домой, отец глазам не поверил:
- Вот тебе и не жилец! Парень вон у меня совсем молодцом! Спасибо, Иван Антонович! - и отнес фельдшеру Храмовичу семгу фунтов на двенадцать.
- А ты, Михайло, - сказал фельдшер, - особенно на нас, на медицину, не надейся. Выписать лекарств я тебе сколько угодно могу - от касторки до капель датского короля. Но только вернее свежего воздуха да уверенности в себе ничего нет. Теперь ты, Михайло, возьми парня с собой на будущий год в море. Ему сколько, десятый? Ну вот, да пусть не нежится на койке, пока батька вахту стоит. Пусть побегает по палубе, пусть за канатики подержится. Парень крепче будет!
Иван Антонович подумал-подумал и продолжил:
- Ты скажешь, что за наваждение: фельдшер - и вдруг прошв медицины, противник всяких лекарств, порошков, мазей. Нет, Михайло, не против я. Иной раз и кровь пускать приходится, за шприц браться. Но я такое совершаю только уж когда человеку совсем невмоготу, когда дело со здоровьем совсем швах. А главное, Михайло, человек должен верить в свое здоровье, в свои силы и не хныкать. Ну, скажем, заболел человек. Так не нужно пускаться в панику. Пустился в панику, подорвал веру в себя, в свое здоровье - и пошло! А Мишутка у тебя совсем здоровый, ему только организм нужно укрепить. Если еще возьмешь в море на будущую навигацию, можешь не ходить ко мне за врачебной помощью. Мишутка тогда уже в этом не будет нуждаться... Будет у тебя сынище во какой! Вспомни тогда маленького лекаря Ивана Антоновича!
По совету фельдшера отец взял своего Мишутку на судно, в море. И проплавал мальчишка всю навигацию, а осенью здоровяк-здоровяком поступил в приходскую школу.
Когда фельдшера Ивана Антоновича опускали в могилу, тогда еще молодой Кукин сказал:
- Отец и мать дали мне жизнь. Вы мне, Иван Антонович, внушили неистощимую веру в себя! Спасибо вам, старики, ушедшие от нас!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Даже в гавани у причала яхту покачивало. С северо-запада дул крепкий ветер, который по душе только опытным, всегда рвущимся на простор, мятежным яхтсменам. А эта яхта уже была готова к отплытию.
- Дядя Миша, возьмите меня!
Михаил Михайлович взглянул на веранду, откуда слышался просительный голос. На веранде стояла девушка. Может быть, ей было лет пятнадцать, а может быть, и все восемнадцать. Дядя Мише сейчас было не до девушки и тем более не до ее возраста Ветер, парус, румпель, гика-шкот - вот что его занимало в эту минуту. Добрейший человек - капитан Кукин не откликнулся на просьбу девушки.
- Возьмите! Пожалуйста!
Но яхта уже отошла от причала.
По выходе из гавани Михаил Михайлович мельком взглянул на здание яхт-клуба. И вдруг он увидел, что девушка все еще стоит на веранде. Кукин усмехнулся, но ему некогда было размышлять об "упрямице", как он окрестил девушку. Ему нужно было думать о ветре, о парусе, управлять яхтой.
Час, а может быть, и больше гонял яхту Михаил Михайлович. Он любил такие прогулки по свежему ветру, когда на широком просторе реки нет ни одного парусного суденышка. У него и матросы - мальчишки с детской водной станции по любви к ветру, к волне, к парусу были ему подстать.
Михаил Михайлович поставил яхту и поднялся на веранду яхт-клуба. Все та же девушка в одиночестве стояла у парапета, словно ожидала яхтсменов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
А море все-таки тянуло. Пошел опять плавать. Последние восемнадцать лет хозяином палубы был, боцманом. А теперь поставили меня хозяином гавани, капитаном величают. Капитан! Только не парохода, а гавани. Это чуть поменьше, пониже. Как говорят, наш корабль совсем как "Титаник", только дым пожиже да труба пониже. Но зато уж на дно не пойдем!
Вот что я сказал бы о себе, если бы меня вздумали избрать академиком или вторично принимали в члены спортивного общества "Водник".
Недавно Михаил Кукин, капитан гавани яхт-клуба, пережил немалую радость справил новоселье. Ему дали комнату в новом доме. Комната с балконом, на четвертом этаже. С балкона видно всю реку и яхт-клуб, где Кукин работает.
В этот же дом переехала семья Вишняковых. Вишняковым тоже отвели одну комнату.
Переезду с квартиры на квартиру всегда сопутствуют хаос и неразбериха. Вы никогда не подумаете, что у вас такое множество вещей.
Кукин недоумевал, как все это умещалось на двенадцати метрах их старой комнатки? Где они, эти вещи, скрывались столько лет? А при переезде вдруг вылезли на свет и вмиг заполнили трехтонную грузовую машину. Да еще не все уместились. Михаил Михайлович и Ирина Ивановна раздавали ненужное или выбрасывали. Но вещей все-таки оставалось еще много, и они нахально лезли и лезли в машину, чтобы попасть на новоселье. Конечно, это происходило не без тайного содействия хозяев: кое-что из старого памятного, хотя и бесполезного хотелось сохранить.
Супруги клялись, что при переезде они все лишнее раздадут, выбросят, уничтожат. И все-таки втихомолку от жены Михаил Михайлович засунул в машину старую, годную разве только для музея сеть-троегубицу (сколько она ухватила в свои ячеи щук, язей, окуней, налимов!), немудрый, но тугопружинный и цепкий капкан (три волка и несколько десятков лисиц!) и отцовский непромокаемый рокан - куртку.
Пряча эти дорогие ему вещи в кузов, Кукин вдруг обнаружил там, под креслом, плетеную дамскую широкополую шляпу (Ирина Ивановна носила ее в двадцатых годах), бабушкин кофейник со свистком на крышке и комплект журнала "Прожектор" за двадцать пятый год. И капкан, и рокан, и кофейник со свистком капитан не видел уже лет пятнадцать. Откуда они появились?..
Он усмехнулся и прикрыл Иринину шляпу сетью-троегубицей. Ладно уж, пусть тоже перебираются на новоселье!
Теперь они в новой комнате все любовно расставили, развесили и разложили. И быстро привыкли к новому жилью. По привычке Кукин называл комнату каютой. Но она больше походила на спортивный полумузей, полусклад.
Впервые Кукин ударил сапогом по футбольному мячу ровно полвека назад. На лыжах и на коньках бегал с десяти лет. В молодости дядя Миша увлекался борьбой. И штангу брал легко и на жим и на толчок. А придете к нему, он вам на память завяжет узелок из шестимиллиметровых новеньких гвоздей.
Немногие поверят, что в самом раннем детстве Миша Кукин был очень хилым, слабым и болезненным. Он плохо ходил даже в шесть-семь лет и больше лежал в постели. "Не жилец!" - говорили соседки.
- Воздуху надо парню! - сказал фельдшер Храмович отцу Миши. - Парного молока! Отправляй мальчишку в деревню!
Все лето мальчик провел в Поморье, у своего деда и у бабки. У бабки корова, парное молоко (силком поила Мишку по наказу отца), сметана, масло. У деда - свежая рыба.
Когда Миша вернулся осенью домой, отец глазам не поверил:
- Вот тебе и не жилец! Парень вон у меня совсем молодцом! Спасибо, Иван Антонович! - и отнес фельдшеру Храмовичу семгу фунтов на двенадцать.
- А ты, Михайло, - сказал фельдшер, - особенно на нас, на медицину, не надейся. Выписать лекарств я тебе сколько угодно могу - от касторки до капель датского короля. Но только вернее свежего воздуха да уверенности в себе ничего нет. Теперь ты, Михайло, возьми парня с собой на будущий год в море. Ему сколько, десятый? Ну вот, да пусть не нежится на койке, пока батька вахту стоит. Пусть побегает по палубе, пусть за канатики подержится. Парень крепче будет!
Иван Антонович подумал-подумал и продолжил:
- Ты скажешь, что за наваждение: фельдшер - и вдруг прошв медицины, противник всяких лекарств, порошков, мазей. Нет, Михайло, не против я. Иной раз и кровь пускать приходится, за шприц браться. Но я такое совершаю только уж когда человеку совсем невмоготу, когда дело со здоровьем совсем швах. А главное, Михайло, человек должен верить в свое здоровье, в свои силы и не хныкать. Ну, скажем, заболел человек. Так не нужно пускаться в панику. Пустился в панику, подорвал веру в себя, в свое здоровье - и пошло! А Мишутка у тебя совсем здоровый, ему только организм нужно укрепить. Если еще возьмешь в море на будущую навигацию, можешь не ходить ко мне за врачебной помощью. Мишутка тогда уже в этом не будет нуждаться... Будет у тебя сынище во какой! Вспомни тогда маленького лекаря Ивана Антоновича!
По совету фельдшера отец взял своего Мишутку на судно, в море. И проплавал мальчишка всю навигацию, а осенью здоровяк-здоровяком поступил в приходскую школу.
Когда фельдшера Ивана Антоновича опускали в могилу, тогда еще молодой Кукин сказал:
- Отец и мать дали мне жизнь. Вы мне, Иван Антонович, внушили неистощимую веру в себя! Спасибо вам, старики, ушедшие от нас!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Даже в гавани у причала яхту покачивало. С северо-запада дул крепкий ветер, который по душе только опытным, всегда рвущимся на простор, мятежным яхтсменам. А эта яхта уже была готова к отплытию.
- Дядя Миша, возьмите меня!
Михаил Михайлович взглянул на веранду, откуда слышался просительный голос. На веранде стояла девушка. Может быть, ей было лет пятнадцать, а может быть, и все восемнадцать. Дядя Мише сейчас было не до девушки и тем более не до ее возраста Ветер, парус, румпель, гика-шкот - вот что его занимало в эту минуту. Добрейший человек - капитан Кукин не откликнулся на просьбу девушки.
- Возьмите! Пожалуйста!
Но яхта уже отошла от причала.
По выходе из гавани Михаил Михайлович мельком взглянул на здание яхт-клуба. И вдруг он увидел, что девушка все еще стоит на веранде. Кукин усмехнулся, но ему некогда было размышлять об "упрямице", как он окрестил девушку. Ему нужно было думать о ветре, о парусе, управлять яхтой.
Час, а может быть, и больше гонял яхту Михаил Михайлович. Он любил такие прогулки по свежему ветру, когда на широком просторе реки нет ни одного парусного суденышка. У него и матросы - мальчишки с детской водной станции по любви к ветру, к волне, к парусу были ему подстать.
Михаил Михайлович поставил яхту и поднялся на веранду яхт-клуба. Все та же девушка в одиночестве стояла у парапета, словно ожидала яхтсменов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32