Поднятый воротник и оттопырившиеся лацканы черного демисезона не укрывали петлиц гимнастерки.
- Рябова! - повторил поздний гость.
- Я - Рябов.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
От Ильи Андреевича Юрий ушел потрясенный.
О том, что его отец, капитан дальнего плавания Владимир Федорович Вишняков был репрессирован, Юрий знал, хотя с родными об этом он никогда не разговаривал. Капитан Вишняков давно реабилитирован. Юрий никогда не видел отца и никогда не произносил слово "папа". Потому, может быть, у него и не было той боли, какую до сих пор испытывала Ольга Андреевна. Наплывала иногда лишь горькая обида, когда Юрий думал о том, что отец погиб совсем невиновный, что отец его был честный и добрый человек, настоящий коммунист, опытный и много знающий моряк.
Но узнать, что его отца оклеветал и погубил штурман Багрянцев, отец Людмилы, это было страшно. Не хотелось верить, но это было так. Дядя Илюша к своему рассказу добавил, что мать Юрия нелегальным путем получила от мужа письмо. В письме прямо указывался человек, который написал клеветническое заявление. Виновника гибели капитана Вишнякова знал и бывший боцман Михаил Михайлович Кукин. Да, то был штурман Багрянцев, который плавал на одном судне с Вишняковым и Кукиным. Недаром он позднее уехал в Новороссийск. Конечно, он боялся неприятных встреч.
Мучительно раздумывая, Юрий шагал неведомо куда.
Как могло произойти такое! Зачем она встретилась ему? Почему именно она, дочь смертельного врага их семьи?! И почему, почему он так поздно узнал обо всем этом?!
Идти домой было и горько, и тяжело, и даже страшно. Он боялся взглянуть в глаза матери. Сейчас у него для этого не было сил, не было воли. Он вдруг почувствовал себя ослабевшим и виноватым.
Юрий долго кружил самыми дальними улицами, пока не вспомнил, что все-таки не был дома, что мама будет беспокоиться, что она больна, что его на судоверфи ждет у "Дианы" бригада.
Он вспомнил обо всем этом и огляделся. И увидел, что бредет по той улице, где живет Людмила. Какой-то странный, неведомый инстинкт привел его сюда. А мажет быть, вызвать Людмилу и поговорить с ней?.. Знает ли она что-нибудь?.. Но он тут же отказался от этой мысли. Как он теперь к ней должен относиться?.. Идти на разрыв? Может ли он ее любить? Имеет ли право, помня об отце?..
Юрий поторопился пройти улицу, боясь встретить Людмилу. Он свернул на набережную и поспешил домой.
На реке все еще был лед, и по льду даже бежали лыжники. Но вот пройдет месяц, и река вскроется, оживет, огласится гудками и сиренами, перестуком моторок. Из дальних рейсов придут большие морские пароходы и теплоходы. А там и яхтенное время подойдет. Нужно торопиться с "Дианой".
Река отвлекла Юрия от мучительных мыслей. Но когда он открыл дверь подъезда своего дома, гнетущее состояние вновь овладело им.
Ольга Андреевна лежала на кровати и встретила сына улыбкой. Бабушка, по обыкновению, заторопилась накрывать на стол. Разговаривали как-то вообще, обменивались незначительными вопросами и ответами. Юрий побоялся отказаться от обеда, хотя есть он совсем не хотел. Сейчас ему было не до еды. Но отказаться - значит, расстроить, испугать маму, ввести, как иглу, подозрение в ее больное сердце. И он через силу ел.
Поблагодарив за обед, Юрий встал из-за стола и подумал, что же сейчас ему делать. Отец, отец Людмилы, Людмила, мама - опять эти горькие мысли. Почему это не сон? Заснуть бы надолго, забыться или, может быть, выпить, чтобы отогнать от себя, рассеять кошмарную явь. Вот ведь дядя Илюша опять сегодня... Юрий остановил себя на этом воспоминании. А не по этой же ли причине обратился к бутылке сегодня, а может быть, еще и вчера Илья Андреевич?.. После разговора с сестрой, после того, как узнал фамилию Людмилы - фамилию, ненавистную для него, для сестры и ее погибшего мужа. А для него, для Юрия Вишнякова, сына погубленного моряка, как теперь звучит эта фамилия?.. Он страшился ответа на этот вопрос да пока и не находил его. Но его влекло к ней, он жаждал встречи с ней. Зачем? Чтобы объяснить все и порвать навсегда или успокоить ее, заверить, что между ними все остается по-прежнему?..
"Нужно пойти к дяде Мише, к капитану Кукину, - внезапно подумал Юрий. - Он славный и душевный человек. Поговорить с ним хотя бы и не об этом. А, может быть, и об этом?"
Кукин жил в том же доме, в соседнем подъезде, и Юрий не надел ни пальто, ни шапки. Хозяин был дома и радушно встретил своего любимца-яхтсмена, которому давно предсказывал большие успехи. А может быть, он относился к Юрию с некоторым пристрастием? Он хорошо знал отца Юрия, плавал с ним и уважал как опытного, справедливого капитана.
Свою комнату Михаил Михайлович называл каютой. Но и на каюту она не была похожа. Когда Юрий входил, стены комнаты словно расступались. Здесь жил старый спортсмен и моряк, "морж" и веселый человек. Форточка, окно, двери балкона редко закрывались. Не только капитан Кукин, но и его жена Ирина Ивановна не боялась холода и не признавала сквозняков.
На стенах, которые, впрочем, Юрием не замечались, висели корабельный спасательный круг с указанием порта приписки судна, большой морской бинокль, барометр, двустволка и два охотничьих ножа, на круглой панели - чучело могучего глухаря, легкие рыболовные снасти, ракетница, эспадроны, сетчатые маски для фехтования и множество всяческого спортивного инвентаря. В углу на подставке куда-то устремлялась под всеми парусами модель двухмачтовой красавицы-шхуны. У двери лежали внушительные гантели и штанга.
Да, казалось, что здесь нет стен, а на вольном просторе шумит свежий ветер, щелкают паруса, шкоты, флаги. Вот подкатывает волна - зелено-белый пенистый девятый вал. Сейчас застонет чайка, вобрав в длинное крыло отблески утреннего солнца. А иногда представляется зеркальная озерная тишина, и слышны восторженные восклицания рыболовов: на крючке поблескивает крутобокий, словно литой из серебра, полукилограммовый подъязок. Или, может быть, вы в гавани яхт-клуба или на стадионе? Звон рынды, взлет разноцветных ракет, судейские свистки, выкрики: "Вне игры!", "Гол!", "Городок!". И это не жилище современного Дон Кихота или Тартарена, а комната старого советского моряка романтика и спортсмена.
- Садись, Юрий! - пригласил дядя Миша. - Как здоровье Ольги Андреевны?.. Как "Диана"?..
Располагающая обстановка "каюты" и обычный добрый тон дяди Миши приглушили беспокойные думы Юрия.
После короткого разговора о "Диане" и о предстоящей регате Юрий неожиданно даже для себя вдруг спросил:
- Дядя Миша, вы знали отца Людмилы?
Капитан Кукин внимательно, испытующе взглянул на Юрия.
- Со штурманом Багрянцевым мы плавали на одном судне.
- И с моим отцом?
- Да, Владимир Федорович был у нас капитаном. А ты что-нибудь знаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
- Рябова! - повторил поздний гость.
- Я - Рябов.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
От Ильи Андреевича Юрий ушел потрясенный.
О том, что его отец, капитан дальнего плавания Владимир Федорович Вишняков был репрессирован, Юрий знал, хотя с родными об этом он никогда не разговаривал. Капитан Вишняков давно реабилитирован. Юрий никогда не видел отца и никогда не произносил слово "папа". Потому, может быть, у него и не было той боли, какую до сих пор испытывала Ольга Андреевна. Наплывала иногда лишь горькая обида, когда Юрий думал о том, что отец погиб совсем невиновный, что отец его был честный и добрый человек, настоящий коммунист, опытный и много знающий моряк.
Но узнать, что его отца оклеветал и погубил штурман Багрянцев, отец Людмилы, это было страшно. Не хотелось верить, но это было так. Дядя Илюша к своему рассказу добавил, что мать Юрия нелегальным путем получила от мужа письмо. В письме прямо указывался человек, который написал клеветническое заявление. Виновника гибели капитана Вишнякова знал и бывший боцман Михаил Михайлович Кукин. Да, то был штурман Багрянцев, который плавал на одном судне с Вишняковым и Кукиным. Недаром он позднее уехал в Новороссийск. Конечно, он боялся неприятных встреч.
Мучительно раздумывая, Юрий шагал неведомо куда.
Как могло произойти такое! Зачем она встретилась ему? Почему именно она, дочь смертельного врага их семьи?! И почему, почему он так поздно узнал обо всем этом?!
Идти домой было и горько, и тяжело, и даже страшно. Он боялся взглянуть в глаза матери. Сейчас у него для этого не было сил, не было воли. Он вдруг почувствовал себя ослабевшим и виноватым.
Юрий долго кружил самыми дальними улицами, пока не вспомнил, что все-таки не был дома, что мама будет беспокоиться, что она больна, что его на судоверфи ждет у "Дианы" бригада.
Он вспомнил обо всем этом и огляделся. И увидел, что бредет по той улице, где живет Людмила. Какой-то странный, неведомый инстинкт привел его сюда. А мажет быть, вызвать Людмилу и поговорить с ней?.. Знает ли она что-нибудь?.. Но он тут же отказался от этой мысли. Как он теперь к ней должен относиться?.. Идти на разрыв? Может ли он ее любить? Имеет ли право, помня об отце?..
Юрий поторопился пройти улицу, боясь встретить Людмилу. Он свернул на набережную и поспешил домой.
На реке все еще был лед, и по льду даже бежали лыжники. Но вот пройдет месяц, и река вскроется, оживет, огласится гудками и сиренами, перестуком моторок. Из дальних рейсов придут большие морские пароходы и теплоходы. А там и яхтенное время подойдет. Нужно торопиться с "Дианой".
Река отвлекла Юрия от мучительных мыслей. Но когда он открыл дверь подъезда своего дома, гнетущее состояние вновь овладело им.
Ольга Андреевна лежала на кровати и встретила сына улыбкой. Бабушка, по обыкновению, заторопилась накрывать на стол. Разговаривали как-то вообще, обменивались незначительными вопросами и ответами. Юрий побоялся отказаться от обеда, хотя есть он совсем не хотел. Сейчас ему было не до еды. Но отказаться - значит, расстроить, испугать маму, ввести, как иглу, подозрение в ее больное сердце. И он через силу ел.
Поблагодарив за обед, Юрий встал из-за стола и подумал, что же сейчас ему делать. Отец, отец Людмилы, Людмила, мама - опять эти горькие мысли. Почему это не сон? Заснуть бы надолго, забыться или, может быть, выпить, чтобы отогнать от себя, рассеять кошмарную явь. Вот ведь дядя Илюша опять сегодня... Юрий остановил себя на этом воспоминании. А не по этой же ли причине обратился к бутылке сегодня, а может быть, еще и вчера Илья Андреевич?.. После разговора с сестрой, после того, как узнал фамилию Людмилы - фамилию, ненавистную для него, для сестры и ее погибшего мужа. А для него, для Юрия Вишнякова, сына погубленного моряка, как теперь звучит эта фамилия?.. Он страшился ответа на этот вопрос да пока и не находил его. Но его влекло к ней, он жаждал встречи с ней. Зачем? Чтобы объяснить все и порвать навсегда или успокоить ее, заверить, что между ними все остается по-прежнему?..
"Нужно пойти к дяде Мише, к капитану Кукину, - внезапно подумал Юрий. - Он славный и душевный человек. Поговорить с ним хотя бы и не об этом. А, может быть, и об этом?"
Кукин жил в том же доме, в соседнем подъезде, и Юрий не надел ни пальто, ни шапки. Хозяин был дома и радушно встретил своего любимца-яхтсмена, которому давно предсказывал большие успехи. А может быть, он относился к Юрию с некоторым пристрастием? Он хорошо знал отца Юрия, плавал с ним и уважал как опытного, справедливого капитана.
Свою комнату Михаил Михайлович называл каютой. Но и на каюту она не была похожа. Когда Юрий входил, стены комнаты словно расступались. Здесь жил старый спортсмен и моряк, "морж" и веселый человек. Форточка, окно, двери балкона редко закрывались. Не только капитан Кукин, но и его жена Ирина Ивановна не боялась холода и не признавала сквозняков.
На стенах, которые, впрочем, Юрием не замечались, висели корабельный спасательный круг с указанием порта приписки судна, большой морской бинокль, барометр, двустволка и два охотничьих ножа, на круглой панели - чучело могучего глухаря, легкие рыболовные снасти, ракетница, эспадроны, сетчатые маски для фехтования и множество всяческого спортивного инвентаря. В углу на подставке куда-то устремлялась под всеми парусами модель двухмачтовой красавицы-шхуны. У двери лежали внушительные гантели и штанга.
Да, казалось, что здесь нет стен, а на вольном просторе шумит свежий ветер, щелкают паруса, шкоты, флаги. Вот подкатывает волна - зелено-белый пенистый девятый вал. Сейчас застонет чайка, вобрав в длинное крыло отблески утреннего солнца. А иногда представляется зеркальная озерная тишина, и слышны восторженные восклицания рыболовов: на крючке поблескивает крутобокий, словно литой из серебра, полукилограммовый подъязок. Или, может быть, вы в гавани яхт-клуба или на стадионе? Звон рынды, взлет разноцветных ракет, судейские свистки, выкрики: "Вне игры!", "Гол!", "Городок!". И это не жилище современного Дон Кихота или Тартарена, а комната старого советского моряка романтика и спортсмена.
- Садись, Юрий! - пригласил дядя Миша. - Как здоровье Ольги Андреевны?.. Как "Диана"?..
Располагающая обстановка "каюты" и обычный добрый тон дяди Миши приглушили беспокойные думы Юрия.
После короткого разговора о "Диане" и о предстоящей регате Юрий неожиданно даже для себя вдруг спросил:
- Дядя Миша, вы знали отца Людмилы?
Капитан Кукин внимательно, испытующе взглянул на Юрия.
- Со штурманом Багрянцевым мы плавали на одном судне.
- И с моим отцом?
- Да, Владимир Федорович был у нас капитаном. А ты что-нибудь знаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32