В гондоле осталось два мешка! Никогда еще Эжену Годару не приходилось летать в таких условиях. Поэтому подъем не мог быть продолжительным.
Мы отчалили в 5 часов 24 минуты, медленно поднимаясь вкось. Ветер относил нас к юго-востоку, небо было чистым. Только далеко на горизонте виднелось несколько грозовых туч. В 5 часов 28 минут мы уже парили на высоте 800 метров по показанию анероида.
Вид города был поистине великолепен. Лонгвильская площадь напоминала муравейник с копошащимися на ней красными и черными муравьями – так выглядели люди в военном и штатском платье. Шпиль кафедрального собора, опускаясь все ниже и ниже, отмечал, наподобие стрелки, непрерывность нашего подъема.
Однако мы не ощущали никакого движения, ни горизонтального, ни вертикального. Горизонт все время казался на одной и той же высоте. Мы купались в воздухе, а земля, уходя все ниже, распластывалась под гондолой, словно черная крыша. Мы наслаждались при этом абсолютной тишиной, полнейшим покоем, который нарушался только жалобным скрипом ивовых прутьев, державших нас в воздухе.
В 5 часов 32 минуты солнце восходит из-за туч, обложивших горизонт на западе, и обогревает оболочку шара. Газ расширяется, и мы достигаем высоты 1200 метров, не выбросив ни одного мешка с балластом. Это – максимальная высота, достигнутая нами в течение всего полета.
Вот что открылось нашему взору.
Внизу, под ногами – Сент-Ашель с его чернеющими садами, которые уходят куда-то вдаль, словно рассматриваешь их сквозь большие стекла бинокля. Кафедральный собор кажется сплющенным, а шпиль его попадает на одну плоскость с домами, находящимися у городской черты. Сомма извивается тонкой светлой лентой, железнодорожные колеи похожи на волосные линии, нанесенные рейсфедером; улицы напоминают спутанные шнурки, сады можно уподобить витрине зеленщика, поля кажутся набором разноцветных образчиков материй, которые в былые времена вывешивали у своих дверей портные, и весь Амьен представляется нагромождением маленьких серых кубиков. Так и кажется, будто на ровное место высыпали коробку с нюрнбергскими игрушками.
Дальше мы видим окрестные деревни – Сен-Фюсьен, Вилье-Бретонно, Ла Невиль, Бов, Камон, Лонго – все это напоминает лишь груды камней, разбросанных там и сям для какого-то гигантского сооружения.
Несмотря на то, что нижний отросток аэростата Эжен Годар держит всегда открытым, – ничто не выдает присутствие газа.
Отяжелевший «Метеор» вскоре начинает снижаться. Чтобы затормозить спуск, выбрасываем балласт. Кроме того, опорожняем мешок, набитый рекламными объявлениями. Тысячи листков, реющих по ветру, указывают на большую быстроту воздушных струй в нижних слоях атмосферы.
Перед нами – Лонго, но деревню отделяет от нас множество болотистых впадин.
– Неужели мы приземлимся на болото? – спросил я Эжена Годара.
– Нет, – ответил он, – если у нас даже не останется балласта, я выброшу рюкзак. Мы должны во что бы то ни стало миновать это болото.
Мы спускаемся всё ниже. В 5 часов 43 минуты, когда мы находимся уже в пятистах метрах от земли, нас настигает пронзительный ветер. Мы пролетаем над заводской трубой и заглядываем в жерло. Тень воздушного шара, словно мираж, перебегает от одного болотца к другому; люди, походившие на муравьев, заметно подросли, они снуют по всем дорогам. Между железнодорожными линиями, близ разъезда, я замечаю удобный лужок.
– Попадем? – спрашиваю я.
– Нет. Мы перелетим через железную дорогу и поселок, что находится за ней, – отвечает Эжен Годар.
Усиливается ветер. Мы замечаем это по колышащимся деревьям. Невиль уже позади. Теперь перед нами равнина. Эжен Годар сбрасывает гайдроп, канат длиною в 150 метров, а затем и якорь. В 5 часов 47 минут якорь цепляется за землю. Подбегают любопытные, хватают гайдроп, и мы приземляемся без малейшего толчка. Шар опускается, словно мощная большая птица, а не как дичь, с подбитым крылом.
Через двадцать минут из шара выпущен газ, его свертывают, кладут на повозку, а мы отправляемся в карете в Амьен.
Вот, дорогой г-н Жене, мои короткие, но вполне точные впечатления.
Позвольте мне еще добавить, что ни простая прогулка по воздуху, ни даже длительное воздушное путешествие нисколько не опасны, если совершаются под управлением такого смелого и опытного воздухоплавателя, как Эжен Годар, имеющего на своем счету более 1000 полетов в Старом и Новом свете».
Очерк Жюля Верна заканчивается похвальным словом Эжену Годару, который, по словам писателя, «благодаря своему опыту, выдержке, глазомеру является настоящим властелином воздуха».
Чем интересен этот забытый очерк? Помимо того, что он дает очень точное представление о примитивных условиях полета на воздушном шаре, мы ощущаем, какая огромная пропасть лежала между научной фантазией писателя и реальными возможностями воздухоплавания XIX века. В то время, когда Жюль Верн совершил этот скромный полет над Амьеном, его мужественные герои успели уже покорить не только воздушную стихию и глубины Мирового океана, но и проникнуть в космос!
Ничего нет лучше путешествий!
I. Шотландия и Скандинавия
1
– Но вы все-таки путешествовали по морям? – спросила мисс Кэмпбелл.
– Да, сколько можно было, – ответил Оливер Синклер. – Я проплыл по Средиземному морю от Гибралтара до Леванта, переплыл Атлантический океан до Северной Америки, побывал в морях Северной Европы, и я знаю все воды, которыми природа так щедро одарила Англию и Шотландию…
Оливер Синклер, герой романа «Зеленый луч», – образ во многом автобиографический. Именно такими были маршруты и самого Жюля Верна.
Впервые он смог утолить свою страсть к путешествиям летом 1859 года. Брат Иньяра, служивший агентом пароходной компании в Сен-Назере, предоставил им обоим бесплатный проезд в Шотландию – страну для Жюля Верна тем более притягательную, что, по семейным преданиям, дворянский род его матери Софи Верн (до замужества Аллот де ла Фюи) происходил от шотландского предка.
В 1462 году, сообщает Жан Жюль-Верн, шотландец Н. Аллот, служивший во Франции в отряде шотландских гвардейцев Людовика XI, оказал королю услуги, за которые был возведен в дворянское звание и получил «право Фюи», то есть право владеть голубятней. А это была королевская привилегия. Шотландский лучник обосновался неподалеку от Лудэна, построил себе замок и стал называться Аллот, сеньор де ла Фюи. Правда, к тому времени, когда адвокат Верн породнился с именитой семьей нантских моряков и арматоров, его тесть был директором счетной конторы, иначе говоря, главным бухгалтером. От былого величия сохранилось лишь дворянское звание, ничего не прибавлявшее к скромным доходам деда будущего писателя. Тем не менее шотландский пращур Аллот стоял перед глазами Жюля в образе средневекового лучника – в шлеме, кольчуге, с щитом и колчаном, в ореоле храброго воина, сопровождавшего во всех походах короля – объединителя французских земель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Мы отчалили в 5 часов 24 минуты, медленно поднимаясь вкось. Ветер относил нас к юго-востоку, небо было чистым. Только далеко на горизонте виднелось несколько грозовых туч. В 5 часов 28 минут мы уже парили на высоте 800 метров по показанию анероида.
Вид города был поистине великолепен. Лонгвильская площадь напоминала муравейник с копошащимися на ней красными и черными муравьями – так выглядели люди в военном и штатском платье. Шпиль кафедрального собора, опускаясь все ниже и ниже, отмечал, наподобие стрелки, непрерывность нашего подъема.
Однако мы не ощущали никакого движения, ни горизонтального, ни вертикального. Горизонт все время казался на одной и той же высоте. Мы купались в воздухе, а земля, уходя все ниже, распластывалась под гондолой, словно черная крыша. Мы наслаждались при этом абсолютной тишиной, полнейшим покоем, который нарушался только жалобным скрипом ивовых прутьев, державших нас в воздухе.
В 5 часов 32 минуты солнце восходит из-за туч, обложивших горизонт на западе, и обогревает оболочку шара. Газ расширяется, и мы достигаем высоты 1200 метров, не выбросив ни одного мешка с балластом. Это – максимальная высота, достигнутая нами в течение всего полета.
Вот что открылось нашему взору.
Внизу, под ногами – Сент-Ашель с его чернеющими садами, которые уходят куда-то вдаль, словно рассматриваешь их сквозь большие стекла бинокля. Кафедральный собор кажется сплющенным, а шпиль его попадает на одну плоскость с домами, находящимися у городской черты. Сомма извивается тонкой светлой лентой, железнодорожные колеи похожи на волосные линии, нанесенные рейсфедером; улицы напоминают спутанные шнурки, сады можно уподобить витрине зеленщика, поля кажутся набором разноцветных образчиков материй, которые в былые времена вывешивали у своих дверей портные, и весь Амьен представляется нагромождением маленьких серых кубиков. Так и кажется, будто на ровное место высыпали коробку с нюрнбергскими игрушками.
Дальше мы видим окрестные деревни – Сен-Фюсьен, Вилье-Бретонно, Ла Невиль, Бов, Камон, Лонго – все это напоминает лишь груды камней, разбросанных там и сям для какого-то гигантского сооружения.
Несмотря на то, что нижний отросток аэростата Эжен Годар держит всегда открытым, – ничто не выдает присутствие газа.
Отяжелевший «Метеор» вскоре начинает снижаться. Чтобы затормозить спуск, выбрасываем балласт. Кроме того, опорожняем мешок, набитый рекламными объявлениями. Тысячи листков, реющих по ветру, указывают на большую быстроту воздушных струй в нижних слоях атмосферы.
Перед нами – Лонго, но деревню отделяет от нас множество болотистых впадин.
– Неужели мы приземлимся на болото? – спросил я Эжена Годара.
– Нет, – ответил он, – если у нас даже не останется балласта, я выброшу рюкзак. Мы должны во что бы то ни стало миновать это болото.
Мы спускаемся всё ниже. В 5 часов 43 минуты, когда мы находимся уже в пятистах метрах от земли, нас настигает пронзительный ветер. Мы пролетаем над заводской трубой и заглядываем в жерло. Тень воздушного шара, словно мираж, перебегает от одного болотца к другому; люди, походившие на муравьев, заметно подросли, они снуют по всем дорогам. Между железнодорожными линиями, близ разъезда, я замечаю удобный лужок.
– Попадем? – спрашиваю я.
– Нет. Мы перелетим через железную дорогу и поселок, что находится за ней, – отвечает Эжен Годар.
Усиливается ветер. Мы замечаем это по колышащимся деревьям. Невиль уже позади. Теперь перед нами равнина. Эжен Годар сбрасывает гайдроп, канат длиною в 150 метров, а затем и якорь. В 5 часов 47 минут якорь цепляется за землю. Подбегают любопытные, хватают гайдроп, и мы приземляемся без малейшего толчка. Шар опускается, словно мощная большая птица, а не как дичь, с подбитым крылом.
Через двадцать минут из шара выпущен газ, его свертывают, кладут на повозку, а мы отправляемся в карете в Амьен.
Вот, дорогой г-н Жене, мои короткие, но вполне точные впечатления.
Позвольте мне еще добавить, что ни простая прогулка по воздуху, ни даже длительное воздушное путешествие нисколько не опасны, если совершаются под управлением такого смелого и опытного воздухоплавателя, как Эжен Годар, имеющего на своем счету более 1000 полетов в Старом и Новом свете».
Очерк Жюля Верна заканчивается похвальным словом Эжену Годару, который, по словам писателя, «благодаря своему опыту, выдержке, глазомеру является настоящим властелином воздуха».
Чем интересен этот забытый очерк? Помимо того, что он дает очень точное представление о примитивных условиях полета на воздушном шаре, мы ощущаем, какая огромная пропасть лежала между научной фантазией писателя и реальными возможностями воздухоплавания XIX века. В то время, когда Жюль Верн совершил этот скромный полет над Амьеном, его мужественные герои успели уже покорить не только воздушную стихию и глубины Мирового океана, но и проникнуть в космос!
Ничего нет лучше путешествий!
I. Шотландия и Скандинавия
1
– Но вы все-таки путешествовали по морям? – спросила мисс Кэмпбелл.
– Да, сколько можно было, – ответил Оливер Синклер. – Я проплыл по Средиземному морю от Гибралтара до Леванта, переплыл Атлантический океан до Северной Америки, побывал в морях Северной Европы, и я знаю все воды, которыми природа так щедро одарила Англию и Шотландию…
Оливер Синклер, герой романа «Зеленый луч», – образ во многом автобиографический. Именно такими были маршруты и самого Жюля Верна.
Впервые он смог утолить свою страсть к путешествиям летом 1859 года. Брат Иньяра, служивший агентом пароходной компании в Сен-Назере, предоставил им обоим бесплатный проезд в Шотландию – страну для Жюля Верна тем более притягательную, что, по семейным преданиям, дворянский род его матери Софи Верн (до замужества Аллот де ла Фюи) происходил от шотландского предка.
В 1462 году, сообщает Жан Жюль-Верн, шотландец Н. Аллот, служивший во Франции в отряде шотландских гвардейцев Людовика XI, оказал королю услуги, за которые был возведен в дворянское звание и получил «право Фюи», то есть право владеть голубятней. А это была королевская привилегия. Шотландский лучник обосновался неподалеку от Лудэна, построил себе замок и стал называться Аллот, сеньор де ла Фюи. Правда, к тому времени, когда адвокат Верн породнился с именитой семьей нантских моряков и арматоров, его тесть был директором счетной конторы, иначе говоря, главным бухгалтером. От былого величия сохранилось лишь дворянское звание, ничего не прибавлявшее к скромным доходам деда будущего писателя. Тем не менее шотландский пращур Аллот стоял перед глазами Жюля в образе средневекового лучника – в шлеме, кольчуге, с щитом и колчаном, в ореоле храброго воина, сопровождавшего во всех походах короля – объединителя французских земель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70