ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Пушкина. Имя Пушкина в деле Ивана Шимкова стало для меня чем-то вроде магнитной стрелки, и я должен был пойти дальше. Прозаический отрывок и четыре стихотворения, из коих два — несомненно пушкинские, обнаруженные при аресте в шкатулке Шимкова, были позже изъяты из его дела и сожжены. Но ведь Иван Шимков читал эти запретные стихи поручику Пензенского полка Петру Громнитскому, который через много лет в сибирском селе Урик будет размножать антиправительственные сочинения Михаила Лунина.
Правда, Шимков утверждал на следствии, что Громнитский не списывал у него стихов, но далеко не все, что говорилось подследственными, соответствовало правде. Читаю довольно объемное дело Громнитского — ничего не нахожу о стихах, важный факт как будто выпал из поля зрения Комиссии. Только в заключительной части «Сила вины» нахожу не совсем ясное сведение, которое мне вдруг открыло нечто новое. Пункт обвинения Петра Громнитского о «возмутительных сочинениях» сформулирован так: «Сам возмутительного не сочинял, но имел от Спиридова и передал для прочтения Спиридову стихи, написанные на лоскутке и заключающие в себе дерзостнейшее вольнодумство». О Шимкове в связи со стихами почему-то ни слова, но зато появилось имя майора Пензенского полка Михаила Спиридова. Но где логика? Если Громнитский «имел от Спиридова» стихи, то зачем было давать их же для «прочтения» Спиридову»? Вероятно, у Громнитского, кроме тех, что он «имел .от Спиридова», были другие стихи. Какие? Чьи? Что за «дерзостнейшее вольнодумство» они содержали? Как попали они к Громнитскому, и от кого получал Спиридов свой список стихов? Может, в деле Спиридова есть какие-нибудь ответы? Нет, ничего я там не нашел!
«Славян» было немного. Они окружали себя, конечно, сочувствующими людьми, уже подготовленными ко вступлению в общество, вели активную работу среди солдат, но, так сказать, действительными членами Славянского союза числилось всего около пятидесяти человек. Не каждый из них знал всех остальных, и формирование, расширение общества шло по ячейкам. Одна из самых деятельных ячеек образовалась в Житомире. Вблизи города был дислоцирован Саратовский полк, в котором служили три члена Общества соединенных славян — подпоручик Николай Мозгалевский, прапорщик Иван Шимков и юнкер Викентий Шеколла. Вошли в историю также два солдата этого полка, наиболее подготовленные к агитационной работе и революционному действию, — Федор Анойченко и Федор Юрашев, представленные в лагере под Лещином майором Спиридовым самому Сергею Муравьеву-Апостолу.
И еще в Житомире существовала особая ячейка революционеров, которой не было аналогов при других организациях декабристов. Состояла она из мелких чиновников, людей невоенных, хотя и связанных с армейскими офицерами служебными или дружескими отношениями. Одного мы уже знаем — это поляк Юлиан Люблинский, вместе с братьями Борисовыми основавший Общество соединенных славян. Второй — Павел Выгодовский, личность настолько интересная и в некотором роде даже таинственная, что я непременно должен к месту рассказать о нем и его фантастической судьбе и необыкновенном сочинении. Третий— провиантский чиновник Илья Иванов.
В сущности, все декабристы были связаны между собой по цепочкам-звенышкам, и в поисках стихов Пушкина, вдохновлявших молодых «славян», я снова стал просматривать их следственные дела. Старшего по воинскому званию «славянина» в Саратовском полку Николая Мозгалевского как будто вовлек в общество прапорщик Иван Шимков, в деле которого я впервые обнаружил следы пушкинских стихов. А кто принял Шимкова? Читаю в материалах следствия: «1825 года, сентября первых чисел, в лагерях под местечком Лещиным комиссионер Иванов, с которым я очень мало был знаком, встретясь со мною, спросил, не говорил ли о чем со мною Громницкий или Борисов, на что я ему сказал, что ничего от них не слыхал, он, расставаясь со мною, сказал, что они хотели кое о чем говорить со мною. Через несколько дней действительно поручик Громницкий дал мне Славянскую клятву»…
У Громнитского и Шимкова были найдены стихи «возмутительнейшего содержания». У Борисова, судя по следственным материалам, никаких стихов не обнаружено. А у комиссионера Ильи Иванова? Раскрываю его дело. Есть! 15 марта 1826 года Следственная комиссия в лице генерал-адъютанта Чернышева, самого полномочного и въедливого следователя, выдвинула против провиантского чиновника Иванова следующее обвинение: «В бумагах, взятых при арестовании Вашем, найдены стихи, рукою вашею написанные на лоскутке и по содержанию своему означающие дерзостнейшее вольномыслие. Отвечайте с полным чистосердечием: 1. Вашего ли сочинения стихи сии и что вас побуждало к излиянию на бумаге богопротивных и в трепет приводящих мыслей? 2. Сие сочинение есть ли плод собственных ваших мнений или следствие внушенных понятий от другого и кого именно? 3. Если же означенные стихи были вами только списаны, то от кого и когда получили вы оные и кто именно был сочинитель их?»
Иванов ответил, что сам этих стихов не сочинял, а взял их у Громнитского, а через майора Спиридова и поручика Лисовского «вернее открыть можно сочинителя». На другой день дополнительный допрос Громнитского выявил еще одного «славянина», знакомого со стихами, — Алексея Тютчева.
Итак, Шимков, Громнитский, Спиридов, Иванов, Лисовский, Тютчев знали, по крайней мере, несколько вольнодумных стихотворных сочинений. Однако что это были за стихи и кто их автор? У Ивана Шимкова, судя по всем данным, повторяю, было два стихотворения Пушкина, но какие именно?
А что за стихотворение обнаружилось у Иванова? Несомненно, оно представляло собою отдельное произведение, так как генерал Чернышев, формулируя свои вопросы ответчику, имел в виду «сие с о ч и н е н и е».
Почуявший добычу следователь, как клещ, впился в Илью Иванова и Петра Громнитского, вызывал и Лисовского, и Спиридова, и Тютчева, чтоб узнать, как попали стихи к Иванову и кто был их автором. Пушкина ли это были стихи, и если Пушкина, то какие именно? Названия б хватило, малейшего намека на содержание, единственную бы строчечку или, на худой конец, одно слово! Ничего не было, и я терял всякую надежду. Аккуратно поработали жандармы, очищая следственные дела декабристов от поэзии! О конституции все осталось, о восстании, о цареубийстве, но вроде бы эфемерное оружие — стихи — исчезли навсегда; царь отлично понимал их убойную силу…
И все же редчайшая, почти невероятная случайность сохранила в допросных листах «славян» подлинные строчки одного пушкинского стихотворения! Исключительная историческая, и литературная драгоценность, особая документальная реликвия осталась для потомства в том же деле провиантского чиновника Ильи Иванова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168