Ляшеналь торопит:
– Надо спускаться!
И все же я не могу привыкнуть к мысли, что мы одержали победу. Мне кажется невероятным, что я топчу этот снег.
Сложить здесь тур невозможно: камней нет, все покрыто льдом.
Ляшеналь топает ногами: он чувствует, что они замерзают. Я тоже! Но я не обращаю на это внимания. Самая высокая из побежденных вершин! Она у наших ног!
Мысленно перебираю своих предшественников в этих высоких горах: Меммери, Меллори и Ирвин, Бауэр, Вельценбах, Тилман, Шиптон… Скольких уже нет в живых, сколько нашли в этих горах свою смерть, самую прекрасную для них.
К моей радости примешивается чувство гордости за друзей. Сегодня на Аннапурну взошла не только связка, взошла вся команда. Моя мысль обращается к товарищам, разбросанным по лагерям, прилепившимся на склонах под нами, и я знаю, что лишь благодаря их усилиям и благодаря их жертвам мы сегодня победили. Есть минуты, когда самые сложные действия внезапно получают конкретное выражение и предстают перед вами в ярком свете: таков тот непреодолимый порыв, который привел сюда нашу команду.
Давно забытые картины возникают в сознании…
Долина Шамони, где я провел прекраснейшие дни моей юности, Монблан, производивший на меня такое сильное впечатление! Я помню, когда я был еще ребенком, мне казалось, что у этих "возвращающихся с Монблана" был всегда какой-то необычный вид, в глазах горел странный огонь.
– Быстрее, прямо вниз! – кричит Ляшеналь.
Он уже надел рюкзак и начинает спуск. Вынимаю карманный альтиметр: 8500 метров. Невольно улыбаюсь… Проглатываю немного сгущенки и оставляю здесь тюбик – единственное свидетельство нашего пребывания на вершине. Завязываю рюкзак, надеваю рукавицы, очки, хватаюсь за ледоруб, еще один взгляд вокруг… и в свою очередь устремляюсь вниз по склону. Перед тем как нырнуть в кулуар, бросаю прощальный взгляд на эту вершину, которой суждено стать для нас единственной радостью и утешением.
Ляшеналь уже намного ниже, он достиг подножия кулуара.
Я мчусь по его следам.
Тороплюсь изо всех сил, однако склон очень опасный. Любая ступенька под тяжестью тела может обрушиться. Ляшеналь уже на большой диагонали. Я не думал, что он способен идти с такой скоростью. Пересекаю смешанный Участок скал и снега. Наконец основание стены! Я двигался
так быстро, что совсем запыхался. Останавливаюсь, развязываю рюкзак. Зачем? Сам не знаю…
– Аи! Мои рукавицы!
Я не успеваю нагнуться и вижу, как они катятся, скользят прямо вниз по склону… Стою озадаченный, глядя, как они медленно удаляются не останавливаясь. Их движение воспринимается мной как нечто неотвратимое, окончательное, против чего я бессилен! Последствия могут быть очень серьезные. Что делать?
Скорее в лагерь V!
Ребюффа и Террай должны быть там. Моя тревога мгновенно исчезает. Возвращаюсь к навязчивой идее: скорее в лагерь! Ни на секунду не приходит мне мысль о запасных носках в рюкзаке, хотя именно на такой случай я всегда беру их с собой. Я устремляюсь вниз, стараясь догнать Ляшеналя. На вершине мы были в два часа, из лагеря вышли в шесть. Надо примириться с очевидностью: я утратил всякое чувство времени. Мне кажется, что я бегу, на самом деле иду нормально и даже, может быть, медленнее обычного. То и дело я вынужден останавливаться, чтобы восстановить дыхание. Облака покрыли теперь все небо. Все приобрело грязновато-серый цвет. Поднимается леденящий ветер, не предвещающий ничего хорошего. Вперед! Но где же Ляшеналь! А я-то думал, что он еще не полностью вошел в форму, Замечаю его по крайней мере в двухстах метрах ниже себя. Он бежит не останавливаясь.
Облака сгущаются, спускаются ниже, ветер дует сильнее, но холода не чувствуется. Может быть, быстрота спуска усилила кровообращение?
Найду ли я палатки в тумане?
Я поглядываю на ребро с пиком в форме птичьего клюва, возвышающееся над лагерем. Мало-помалу оно исчезает в облаках, но, к счастью, внизу виднеется острое лезвие контрфорса. Если туман станет еще гуще, я пойду прямо к ребру, спущусь вдоль него и неминуемо наткнусь на палатку.
По временам Ляшеналь исчезает, затем туман сгущается настолько, что я окончательно теряю его из виду. Я иду тоже быстро, на пределе дыхания.
Склон становится круче. Снег перемежается участками чистого льда. Хороший признак! Я приближаюсь к лагерю. Как трудно ориентироваться в сплошном тумане! Стараюсь сохранить правильное направление, ориентируясь по главному склону. Рельеф пересеченный, спускаюсь на кошках по стенкам чистого льда.
Какие-то пятна… Еще несколько шагов… Это действительно лагерь, но здесь две палатки!
Значит, Ребюффа и Террай пришли. Какое счастье! Сейчас они узнают, что мы победили, что мы возвращаемся с вершины. Как они будут рады!
Ну вот и все! Подхожу сверху. Обе палатки поставлены входом друг к другу. Площадка удлинена, палатки немного сдвинуты в стороны. Натыкаюсь на растяжку первой палатки. Внутри задвигались, меня услышали. Вот Ребюффа. Затем показывается голова Террая.
– Готово! Мы возвращаемся с Аннапурны!
Трещина
Знаменательная новость встречена с энтузиазмом.
– Постой, – удивляется Террай, – а где Бискант? В его голосе слышится тревога.
– Сейчас придет. Он был немного впереди. Какой день! Мы вышли в шесть часов утра, шли без перерыва… Наконец добили!
Слов не хватает. Так много надо сказать!..
Смотрю на дружеские лица, и странное ощущение, овладевшее мной с утра, пропадает. Внезапно вновь чувствую себя членом альпинистской семьи.
Террай, полный радости, сжимает мне руки… Улыбка исчезает с его лица.
– Морис! Твои руки!..
Зловещее молчание. Я уже забыл, что у меня не было рукавиц: мои пальцы, мертвенно-белые, с фиолетовым оттенком, тверды как дерево. В отчаянии смотрят на них друзья, сознавая серьезность случившегося.
Я купаюсь в атмосфере бессознательного радостного возбуждения. Нагнувшись к Терраю, шепчу ему:
– Ты ведь был в такой хорошей форме! Ты затратил столько усилий на этой вершине! Как жаль, что тебя не было с нами наверху!
– Все, что я делал, старина, было для экспедиции… А потом, раз ты взошел, значит, победила вся команда!
Мной овладевает безмерная радость. Как мне выразить, что значит для меня этот ответ? Радость победителя могла бы быть эгоистичной. Он превращает ее в чистое, незапятнанное счастье. Его ответ приобретает в моих глазах всеобъемлющее значение. Он доказывает, что победа над вершиной не является только личным подвигом и предметом личной гордости; нет, Террай первым понял, что это победа всех нас, победа коллектива.
– Эй! Эй! Помогите!
– Бискант! – восклицают Ребюффа и Террай. Опьяненный победой, потеряв чувство реальности,
я ничего не слышу.
Сердце Террая сжимается: это его товарищ по связке, с которым он так много пережил, с которым он так часто был на волосок от смерти, с которым он одержал столько блестящих побед!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76