В наши дни говорить о разбитом сердце считается старомодным. Лучше сказать, что сердце Занни ушло за Кристофером.
Итак, остался ребенок. Несколько месяцев за ним ухаживала старшая сестра городской больницы – она любила Занни. Каким-то чудом это хрупкое создание выжило и стало расти, чтобы хоть как-то возместить потерю Занни, особенно тяжелую для Капитана. Он умер в прошлом году.
Сейчас семья находится под угрозой выселения. Некий синдикат собирается выстроить в Уэйлере отель для туристов, а также спортивный комплекс для офицеров соседнего лагеря.
– Это чудовищно! – воскликнула Тэмпи.
– Вы совершенно правы. Мэр Уоллабы, он же агент по продаже земельных участков, при жизни Капитана не осмеливался что-либо предпринимать. Капитан был сильным человеком, несмотря на свое увечье, и никто не решался вступать с ним в тяжбу из-за земли. Он всегда утверждал, что Уэйлер был испокон веков сдан китобойной компании в постоянную аренду. А сам он семьдесят лет владел этой землей, и нет такого закона, по которому можно было бы оспаривать право белого человека на землю, которую он обрабатывал. Видимо, он был вполне уверен в своих правах.
– Естественно, что обычное право наследования… – начала было Тэмпи.
– В этом-то все и дело. Будь Капитан женат на белой женщине, мы уверены, этот вопрос никогда и не возник бы, даже если бы это была женитьба de facto. A его совместная жизнь с бабушкой Занни была не чем иным, как настоящим браком, только юридически не оформленным. Именно поэтому синдикат и собирается забрать эту землю. А что мы можем сделать? Я – старый человек и не пользуюсь никаким влиянием. Дочь Капитана Ева – тоже женщина пожилая. Ее муж Берт и муж ее дочери Пол – люди умные, но они аборигены, а потому положение их незавидное. Вы, возможно, даже не представляете себе, как мало значат аборигены в глазах закона. К тому же их сведения о внешнем мире ничтожны. Капитан всю свою жизнь старался защитить их от этого мира.
– И они остались беззащитными, – вставила Хоуп, и в голосе ее прозвучала горечь.
– Тут Капитана винить нельзя, – сказал пастор. – За все, что он сделал, он достоин большого уважения. Ему было нелегко, но он сделал все, что мог. Вы ведь на два поколения моложе его, а за время жизни одного только последнего поколения произошло так много событий, что пожилые люди вроде меня чувствуют себя так, будто они не только устарели, но живут совсем в другом мире.
Как и мои друзья в Уэйлере, я стараюсь как-то приспособиться к новому: смотрю телевизор – его недавно купил Джед. Все это, конечно, очень интересно, но не может помочь в решении нашей проблемы. Джед – не член этой семьи, но он сделал для нее все, что было в его силах, – писал членам парламента, в организации защиты гражданских прав. Но, к несчастью, он – инвалид и возможностей у него немного. Только Хоуп была и остается нашим оплотом. Без нее вся семья давно была бы уже выброшена с насиженного места.
– Как, по-вашему, я смогу что-нибудь сделать?
– Боюсь, вы приехали слишком поздно. Три дня тому назад женщины и дети были выселены из Уэйлера. Мы ждали вас раньше. Разве, получив наше письмо, вы не поняли, что только крайняя необходимость вынудила нас прервать столь долгое молчание?
– Я в этом не виновата. Вы послали письмо на студию телевидения.
– Да, но мы не знали вашего адреса, – вступила в разговор Хоуп. – Что же нам оставалось? И в телефонной книге вашего номера нет.
– Дело в том, что я… мы… то есть… У меня всегда был закрытый номер телефона. К тому же я лежала в больнице и с письмами получилась путаница. Я приехала сюда прямо с больничной койки.
– Простите. – Хоуп извинилась, но получилось это у нее как-то небрежно. – Я думала, что просто… что вас просто не стоило беспокоить.
– Ну полно, – сказала Тэмпи, – не думайте обо мне хуже, чем я есть. Ни ваши обвинения, ни увещевания пастора не откроют для меня ничего нового. И давайте сделаем так, чтобы ничто не мешало мне помочь вам, насколько это в моих силах.
Хоуп взглянула на часы с кукушкой и порывисто встала.
– Тогда едемте. В четыре тридцать начнется отлив, и мы сможем подъехать прямо к дому. Там мы обо всем поговорим с мужчинами. Они пока еще остались в доме. – Она посмотрела на Тэмпи чуть-чуть насмешливо. – Боюсь только, их образ жизни покажется вам несколько пуританским по сравнению с вашими стандартами. Такими их воспитал Капитан. Ни спиртных напитков, ни бранных слов, ни азартных игр. Во всем они остаются истинными христианами.
Тэмпи промолчала, не желая вступать в спор по этому поводу.
Они медленно проехали по песчаной дороге у самого края берега, где взвихрялись и разбивались волны. Серое море уходило далеко, сливаясь с перламутровым небом, и только Уэйлер был озарен последними отблесками заходящего солнца. Оранжево-красные лучи золотились на белых стенах дома и превращали траву на покатых склонах холмов в таинственный зеленый покров. Последние волны отступали через узкий каменистый пролив, превращавший Уэйлер в остров. Пока они ехали по ободку Блюдца, Тэмпи разглядывала крохотный пляж с одиноко лежащей на нем рыбацкой лодкой. Ей казалось, что все это она уже видела, все знает – так верно описал эти места Кристофер в своем дневнике. Когда она вышла из машины, у нее было чувство, будто она ступает по родной земле.
Какой-то человек, прихрамывая, спускался к ним по каменистой тропинке. Тэмпи узнала Джеда и удивилась, найдя, что он намного моложе, чем она предполагала по описанию Кристофера.
– Я рад, что вы приехали, – вот все, что он сказал, когда пастор представил его Тэмпи, и пошел вверх по тропинке, оживленно разговаривая с Хоуп. До Тэмпи донесся его раздраженный голос: – Сегодня приходили двое, один из муниципалитета. Он заявил, что завтра присылает рабочих и начинает сносить дом. Я ответил им: «Только через мой труп!» Они назвали это угрозой.
Джед провел всех на кухню, где в огромной, старинной печи ярко пылали поленья, и указал Тэмпи на стул.
– Здесь теплее, – сказал он, – я решил не тратить попусту дров и не разводить огонь в гостиной.
Да, это был тот самый дом, который так любил Кристофер, – полы тщательно натерты, повсюду маленькие коврики, мебель крепкая и прочная. Атмосфера старинного дома.
Джед прислонился к стене рядом с печкой и левой рукой стал скручивать сигарету. Судя по той стороне его лица с оливково-коричневой кожей, которая не была покрыта рубцами от ожогов, когда-то он был замечательно красив. Теперь он напоминал собой дерево, опаленное молнией. Кожа правой половины лица была страшно сморщена, правый глаз прикрыт повязкой, кисть правой руки скрыта под кожаной перчаткой. Но единственный глаз смотрел на Тэмпи сурово и оценивающе, как будто Джед старался определить, насколько она могла быть им полезной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Итак, остался ребенок. Несколько месяцев за ним ухаживала старшая сестра городской больницы – она любила Занни. Каким-то чудом это хрупкое создание выжило и стало расти, чтобы хоть как-то возместить потерю Занни, особенно тяжелую для Капитана. Он умер в прошлом году.
Сейчас семья находится под угрозой выселения. Некий синдикат собирается выстроить в Уэйлере отель для туристов, а также спортивный комплекс для офицеров соседнего лагеря.
– Это чудовищно! – воскликнула Тэмпи.
– Вы совершенно правы. Мэр Уоллабы, он же агент по продаже земельных участков, при жизни Капитана не осмеливался что-либо предпринимать. Капитан был сильным человеком, несмотря на свое увечье, и никто не решался вступать с ним в тяжбу из-за земли. Он всегда утверждал, что Уэйлер был испокон веков сдан китобойной компании в постоянную аренду. А сам он семьдесят лет владел этой землей, и нет такого закона, по которому можно было бы оспаривать право белого человека на землю, которую он обрабатывал. Видимо, он был вполне уверен в своих правах.
– Естественно, что обычное право наследования… – начала было Тэмпи.
– В этом-то все и дело. Будь Капитан женат на белой женщине, мы уверены, этот вопрос никогда и не возник бы, даже если бы это была женитьба de facto. A его совместная жизнь с бабушкой Занни была не чем иным, как настоящим браком, только юридически не оформленным. Именно поэтому синдикат и собирается забрать эту землю. А что мы можем сделать? Я – старый человек и не пользуюсь никаким влиянием. Дочь Капитана Ева – тоже женщина пожилая. Ее муж Берт и муж ее дочери Пол – люди умные, но они аборигены, а потому положение их незавидное. Вы, возможно, даже не представляете себе, как мало значат аборигены в глазах закона. К тому же их сведения о внешнем мире ничтожны. Капитан всю свою жизнь старался защитить их от этого мира.
– И они остались беззащитными, – вставила Хоуп, и в голосе ее прозвучала горечь.
– Тут Капитана винить нельзя, – сказал пастор. – За все, что он сделал, он достоин большого уважения. Ему было нелегко, но он сделал все, что мог. Вы ведь на два поколения моложе его, а за время жизни одного только последнего поколения произошло так много событий, что пожилые люди вроде меня чувствуют себя так, будто они не только устарели, но живут совсем в другом мире.
Как и мои друзья в Уэйлере, я стараюсь как-то приспособиться к новому: смотрю телевизор – его недавно купил Джед. Все это, конечно, очень интересно, но не может помочь в решении нашей проблемы. Джед – не член этой семьи, но он сделал для нее все, что было в его силах, – писал членам парламента, в организации защиты гражданских прав. Но, к несчастью, он – инвалид и возможностей у него немного. Только Хоуп была и остается нашим оплотом. Без нее вся семья давно была бы уже выброшена с насиженного места.
– Как, по-вашему, я смогу что-нибудь сделать?
– Боюсь, вы приехали слишком поздно. Три дня тому назад женщины и дети были выселены из Уэйлера. Мы ждали вас раньше. Разве, получив наше письмо, вы не поняли, что только крайняя необходимость вынудила нас прервать столь долгое молчание?
– Я в этом не виновата. Вы послали письмо на студию телевидения.
– Да, но мы не знали вашего адреса, – вступила в разговор Хоуп. – Что же нам оставалось? И в телефонной книге вашего номера нет.
– Дело в том, что я… мы… то есть… У меня всегда был закрытый номер телефона. К тому же я лежала в больнице и с письмами получилась путаница. Я приехала сюда прямо с больничной койки.
– Простите. – Хоуп извинилась, но получилось это у нее как-то небрежно. – Я думала, что просто… что вас просто не стоило беспокоить.
– Ну полно, – сказала Тэмпи, – не думайте обо мне хуже, чем я есть. Ни ваши обвинения, ни увещевания пастора не откроют для меня ничего нового. И давайте сделаем так, чтобы ничто не мешало мне помочь вам, насколько это в моих силах.
Хоуп взглянула на часы с кукушкой и порывисто встала.
– Тогда едемте. В четыре тридцать начнется отлив, и мы сможем подъехать прямо к дому. Там мы обо всем поговорим с мужчинами. Они пока еще остались в доме. – Она посмотрела на Тэмпи чуть-чуть насмешливо. – Боюсь только, их образ жизни покажется вам несколько пуританским по сравнению с вашими стандартами. Такими их воспитал Капитан. Ни спиртных напитков, ни бранных слов, ни азартных игр. Во всем они остаются истинными христианами.
Тэмпи промолчала, не желая вступать в спор по этому поводу.
Они медленно проехали по песчаной дороге у самого края берега, где взвихрялись и разбивались волны. Серое море уходило далеко, сливаясь с перламутровым небом, и только Уэйлер был озарен последними отблесками заходящего солнца. Оранжево-красные лучи золотились на белых стенах дома и превращали траву на покатых склонах холмов в таинственный зеленый покров. Последние волны отступали через узкий каменистый пролив, превращавший Уэйлер в остров. Пока они ехали по ободку Блюдца, Тэмпи разглядывала крохотный пляж с одиноко лежащей на нем рыбацкой лодкой. Ей казалось, что все это она уже видела, все знает – так верно описал эти места Кристофер в своем дневнике. Когда она вышла из машины, у нее было чувство, будто она ступает по родной земле.
Какой-то человек, прихрамывая, спускался к ним по каменистой тропинке. Тэмпи узнала Джеда и удивилась, найдя, что он намного моложе, чем она предполагала по описанию Кристофера.
– Я рад, что вы приехали, – вот все, что он сказал, когда пастор представил его Тэмпи, и пошел вверх по тропинке, оживленно разговаривая с Хоуп. До Тэмпи донесся его раздраженный голос: – Сегодня приходили двое, один из муниципалитета. Он заявил, что завтра присылает рабочих и начинает сносить дом. Я ответил им: «Только через мой труп!» Они назвали это угрозой.
Джед провел всех на кухню, где в огромной, старинной печи ярко пылали поленья, и указал Тэмпи на стул.
– Здесь теплее, – сказал он, – я решил не тратить попусту дров и не разводить огонь в гостиной.
Да, это был тот самый дом, который так любил Кристофер, – полы тщательно натерты, повсюду маленькие коврики, мебель крепкая и прочная. Атмосфера старинного дома.
Джед прислонился к стене рядом с печкой и левой рукой стал скручивать сигарету. Судя по той стороне его лица с оливково-коричневой кожей, которая не была покрыта рубцами от ожогов, когда-то он был замечательно красив. Теперь он напоминал собой дерево, опаленное молнией. Кожа правой половины лица была страшно сморщена, правый глаз прикрыт повязкой, кисть правой руки скрыта под кожаной перчаткой. Но единственный глаз смотрел на Тэмпи сурово и оценивающе, как будто Джед старался определить, насколько она могла быть им полезной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68