Пол поднял вверх руки со сжатыми кулаками.
– Когда я попал в армию, – сказал он, – я вскоре понял: если хочешь чего-нибудь добиться, дерись за это. До тех пор я был просто мальчишкой, аборигеном, каких тут сотни, тысячи, зарабатывал несколько шиллингов на сезонной работе, вроде сбора гороха или бананов, мотаясь с одного места на другое. Оглядываясь назад, мне трудно поверить, что я принимал как должное то, что внушала мне полиция и белые. «Убирайся вон из города, черномазый!» – кричали мне даже тогда, когда я спокойно шел по тротуару. Или: «Тебе здесь есть нельзя, тебе здесь пить нельзя – даже лимонад». В обычную школу ходить тоже нельзя – можно учиться только в резервациях, а там учат лишь до третьего класса, и ты сразу забываешь все, когда уходишь из школы. В кино тоже нельзя: «Вон отсюда, ты, черномазый, грязный…» – Он взглянул на Тэмпи. – Я даже не хочу повторять вам то, что они говорили. Когда я приехал сюда, я воздерживался от худых слов, хотя в армии научился таким словечкам, которые могли бы выразить мое состояние получше, чем обыкновенные английские слова.
В армии я оказался случайно. Как-то проходил через эти места и столкнулся с Ларсом. «Пойдем со мной», – сказал он. Я пошел, но вовсе не потому, что думал бороться за что-то – просто у меня не было работы. Очутившись в армии, я словно с истощенного клочка земли попал на зеленую лужайку. Все, о чем я мечтал, я получил, лишь надев военную форму. Я маршировал в одном строю с белыми, купался вместе с белыми, спал в одной палатке с белыми, а когда отправлялся вместе с белыми в увольнение, то мог даже выпить с ними в баре, и никто меня не гнал оттуда. Конечно, не все шло гладко и в армии. Были там и такие, которые называли меня черным ублюдком, старались унизить. Я выносил все безропотно. Но однажды парикмахер из нашего взвода (мы звали его Рекордсменом – он был чемпионом в своем деле) сказал мне: «Почему ты все это терпишь? Чтобы заставить уважать себя, есть только один путь – дать им сдачи».
Я никогда никому не давал сдачи, я даже не знал, что кулаки можно использовать еще для чего-то, кроме работы. Спасибо ему, что научил меня. В следующий раз, как только кто-то сказал: «Эй ты, черный ублюдок!» – я, не задумываясь, двинул ему в морду. Конечно, мне крепко досталось, но насмешки с тех пор прекратились. Они поняли: даром им это не пройдет. Я тоже понял простую истину: тебя будут уважать, если ты сумеешь за себя постоять. Не знаю, лучше я стал или хуже, поняв это и проверив это на деле. Знаю лишь одно: когда я впервые сшиб с ног белого подонка, я наконец почувствовал себя человеком.
– Вероятно, мы живем здесь слишком хорошо и слишком спокойно, – сказал Берт.
– Не живем, а жили, – перебил его Джед. – Теперь это уже все в прошлом. Теперь мы живем здесь совсем не хорошо и не спокойно, а если не начнем бороться, то и вообще не будем здесь жить.
После того как смолк его резкий голос, все долго сидели молча, уставившись в свои кружки. Тэмпи тоже молчала. Да и о чем, собственно, можно было говорить? Все чувствовали правоту слов Пола и Джеда.
Хоуп наконец решилась прервать унылое молчание.
– Ну, ладно, – сказала она. – Все, что вы здесь говорили, правда. Мы это знаем. Это было правдой всегда, это правда и сейчас. Но мы больше не собираемся покорно сносить все это. Мы не должны. А теперь, я думаю, настало время обсудить, что надо сделать прежде всего, чтобы вернуть сюда семью и вырвать Ларри из рук полиции. Давайте послушаем Джеда, он хотел рассказать, что произошло сегодня.
– Утром я отправился в город, – начал Джед, – и сразу же наткнулся на полицейскую машину. Сержант, увидев меня, сказал, чтобы я не совал нос не в свое дело, а не то они и меня шуганут из Уоллабы, как любую другую скотину – это его слова. Потом он потребовал, чтобы до одиннадцати часов я покинул город, а иначе… Я пошел в резервацию узнать, что там с женщинами, но старший инспектор заявил, что никого из нас туда не впустит. Я не стал спорить – ведь что бы я ни сделал, это может отразиться на судьбе Евы и…
– Бедная моя женушка, – простонал Пол. – Неужели еще мало страданий выпало на ее долю?
Он встал и начал ходить по комнате, засунув руки глубоко в карманы. На виске под багровым шрамом неистово пульсировала жилка.
– Он хоть сказал, как себя чувствует Ева? – спросил Берт.
– Я его не спрашивал, – ответил Джед. – Я был уверен, что сумею узнать все и без него, и точно – Джорджина поджидала меня у дороги, когда я возвращался. Она пробралась туда через кусты. Она сказала, чтоб мы не волновались. Эмма и Джордж с удовольствием взяли их к себе. Им там удобно, все о них заботятся.
– Конечно, они заботятся, – заскрежетал зубами Пол. – Они ведь люди, хотя и черные.
– Жена старшего инспектора лечит Еву. Она говорит, что переломов ноги нет, просто сильный ушиб и кровоподтеки. Это продлится, видно, не меньше недели.
– Да, хорошенькое место для лечения, отдохнешь там черта с два в этой хижине, где их как селедок в бочке набито! – Берт вздохнул и закрыл глаза узловатой рукой.
– Могу сказать еще вот что, – продолжал Джед, – если это хоть как-то успокоит тебя. Два или три человека останавливали меня в городе и говорили, что считают это позором, а старшая сестра больницы просила передать, что, если кто-либо из них нуждается в медицинской помощи, она готова ее оказать.
– Да, не все белые – подонки, – сказал Берт.
– Тогда почему они не объединяются, чтобы помочь нам в борьбе с подонками? – спросил Пол.
Опять наступила гнетущая тишина. Хоуп шепнула Кристине, чтобы она отправлялась спать. Девочка неохотно ушла. Когда дверь за ней закрылась, Хоуп сказала решительно:
– Ну а теперь перейдем к делу.
Джед подошел к Тэмпи.
– Вам должно быть теперь совершенно ясно, что нам ничего другого не остается, как попытаться разоблачить всю эту мерзость в печати. И вы, наверно, понимаете, что мы вызвали вас сюда, чтобы предложить использовать ваше влияние на радио и в прессе добровольно, без принуждений, пока мы не предали гласности тот факт, что Кристи является вашей внучкой.
Тэмпи в недоумении взглянула на него.
– Я не совсем понимаю, что вы хотите этим сказать.
– Мы хотим сказать следующее: если вы откажетесь нам помочь, мы раструбим на всю страну, что Кристина ваша внучка. Нам не хотелось бы идти на это, но мы в отчаянном положении. У нас есть доказательство – фотография, сделанная сегодня утром, когда вы обнимали Кристи. В газетах она будет выглядеть очень эффектно, особенно если ее снабдить сенсационной подписью: «Тэмпи Кэкстон со своей внучкой-аборигенкой».
Тэмпи, не веря своим ушам, смотрела на злые лица вокруг нее.
– Так, значит, вы действительно решили шантажировать меня, угрожая напечатать в газетах, что у меня внучка – полукровка, и тем самым вынудить помочь вам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68