некогда красный с черным, теперь же не поймешь, какой окраски. Он был почти пуст и притормозил, не останавливая хода; из передней двери на обочину спрыгнула девица лет, может быть, двадцати. Короче говоря, она казалась старше Швейцера; он же, видевший только сверстниц, плохо разбирался в возрастах. Девица была довольно полной, одетой в легкое выцветшее платье и старые тапочки на босу ногу. Прижимая к груди большой хрустящий пакет, она неловко помахала шоферу и заспешила к дому. Старик поджидал ее на крыльце, под навесом; его цигарка красной точкой тлела в полумраке.
Звезды напитались светом, проступила луна. В избушке тоже зажглись окна; Швейцер догадался, что девица пришла с продуктами, и ощутил волчий голод. Он выбрался из укрытия, пригнулся и крадучись устремился к брошенному огороду.
6
Темнота мешала разбирать, где что растет. Тем труднее было Швейцеру, привыкшему к огородным культурам в вареном-пареном виде. Выдернув наудачу несколько кустиков и поднося добычу поближе к глазам, он, наконец, нашел морковные грядки. Морковь он складывал в сюртук, предварительно связав ему рукава. Узнал он и лук, хотя встречал его только нарезанным. Долго думал, связываться ли с капустой, и в конце концов взял небольшой кочан. Небрежение правилами гигиены заставляло его содрогаться. Швейцер решил вымыть овощи в придорожной канаве. В то же время ему было ясно, что на такой диете он долго не протянет, надо пробраться в дом. Он дождется, когда старик пойдет к переезду - но, собственно, с чего? Если поезда будут ходить так же густо, как сегодня, то смотритель весь день проторчит во дворе. А девушка с пакетом будет хлопотать по хозяйству. Ей вовсе не обязательно снова садиться в эту страшную машину и куда-то ехать. Может быть, она уже закончила свои дела там, где... в общем, где-то там, Бог его знает, где. Хоть бы хлеба стащить. И попить. Он выдул бы бочку. Жажда грозила Швейцеру помешательством: он, боясь микробов, не пил целый день и старался не смотреть на воду, заполнявшую канавки и ямы. Наверно, с его языком, деснами и небом уже случилось что-то непоправимое, до того ему было худо.
Швейцер взвесил ношу в руке: пустяки, всего ничего. Вокруг стояла тишина, если не брать в расчет стрекота скрытых насекомых, которые сами и были этой тишиной. Внезапно стало совсем темно: свет в избушке погас. Швейцер, уже собравшийся идти обратно в ельник, к себе, застыл и неуверенно покосился на черное окно. Собственная робость его разозлила, и он вдруг почувствовал себя хозяином мира, который властен открывать ногой любые двери. Не пропадет же он тут, с этими двумя. Он сбежал из Лицея, миновал все посты и запоры - неужто не справится с расхлябанной дверью жалкого домишки? А если ему не оставят другого выхода, он может и пригрозить. Швейцер присмотрелся и различил близ крыльца забытую косу, наточенную днем. Можно и полоснуть, в интересах необходимости. Некстати вспомнился Раскольников и даже фадеевский "Разгром", который странным образом, по недосмотру, затесался в классический курс. Швейцер помотал головой, отгоняя черные мысли. Глупые, безумные фантазии, он никого не убьет - попугает, и все. Даст Бог, дело не дойдет и до этого, он будет скор и бесшумен. Вот только попьет, прихватит краюшку мучного и сразу исчезнет. Хозяева, конечно, донесут; у них наверняка есть возможность связаться со внешним миром, здесь все возможно, но он уже будет далеко.
Швейцер начал подниматься по крыльцу. Оно было справлено на совесть и не ответило ни единым скрипом. Сюрпризом оказалась и незапертая дверь, тогда как Швейцер приготовился сражаться с замками. Он вошел внутрь, в доме было еще тише, чем снаружи. Здесь, правда, что-то тикало - какие-то невиданные часы, как выяснилось позднее. Крохотный коридорчик мигом вывел его в кухню, где в лунном свете выступали два ведра, доверху наполненные колодезной водой. Что-то лежало на столе, какая-то еда. Швейцер опустился перед ведром и стал пить. Когда вспыхнул свет, он не вдруг оторвался и допивал последние глотки; железный предмет слегка толкнул его в правое плечо.
- Стой спокойно, - прохрипел голос.
Швейцер молча отнял руки от ведра и повертел ладонями, показывая, что безоружен. Коса лежала рядом.
- Дуня! - позвал голос. - Твоя правда была. Гость у нас.
Швейцер медленно обернулся. Старик смотритель наводил на него охотничье ружье. В кухню вошла та самая девушка, одетая в ночную рубаху до пят.
- Я позвоню в милицию, - сказала она, едва увидела Швейцера.
- Пожалуйста, не надо никуда... звонить, - попросил тот дрожащим голосом. - Я просто попил. Я сейчас уйду.
- Попил? - прищурился дед и наподдал косу. - А это что?
Швейцер облизнул губы. Глаза у него горели, как у маньяка.
- Папа, он еще птенец, - протянула Дуня. - Откуда ты такой взялся?
- Я тебе скажу, откуда он взялся, - усмехнулся дед. - Он из коллектора сбежал. Это по его душу приезжали. И вертолет летал, как угорелый.
- Не может быть! - ахнула та и прикрыла ладонью рот.
- Вот тебе и не может, - смотритель оседлал табурет и поставил ружье между ног. - Он пожрать залез. Мы же не знаем, чем его кормят. Что вам там дают, в коллекторе? - обратился он к Швейцеру.
Тот словно язык проглотил и стоял, шатаясь.
- Видишь, с ним что-то неладно. С них там пылинки сдувают, а тут лес. Чего? - он приложил ладонь к уху, расслышав невнятное бормотание.
- Враг... - Швейцер собрался с силами и решил, что пусть он лучше погибнет, но задаст самый главный вопрос. - Далеко ли Враг?
- Так уехали еще днем. Ведь ты с поезда?
Швейцер помотал головой и тут же кивнул. И опять спросил:
- Но Враг-то - где он сам?
Старик недоуменно взглянул на дочь.
- Про что он толкует? У тебя, голубь, один враг - твои хозяева. И то как посмотреть. Люди важные, ученые, нам не чета...
- А стрекозы? - Швейцер шагнул вперед, и дед на всякий случай снова взялся за ружье. - Стрекозы, которые откладывают в людей яйца?
- Да Господь с тобой, - смотритель осторожно рассмеялся. - Откуда им тут взяться? Тебе сон приснился...
- Понятно, - Швейцер утратил остаток сил и сполз на пол.
- Папа, что ты разговоры разговариваешь! - вмешалась Дуня, схватила какую-то тряпку и стала мочить ее под странного вида бачком, штырек которого ходил туда-сюда. - Он же весь в крови! Его перевязать надо.
- Перевяжи, - согласился дед. - Фигура ценная. За сохранность, может, премию получим...
Дуня ответила отцу уничтожающим взглядом. Тот улыбнулся.
- Не бойся, - сказала Дуня, присела перед Швейцером и стала вытирать с его лица кровь и грязь. - У него шутки дурацкие. Он и не думает тебя выдавать.
- Обожди, - возразил с табурета смотритель, вновь принимая серьезный вид. - Дело-то особенное. За ним же уход особый нужен, присмотр. Мы ж не знаем, чего ему можно, а чего нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Звезды напитались светом, проступила луна. В избушке тоже зажглись окна; Швейцер догадался, что девица пришла с продуктами, и ощутил волчий голод. Он выбрался из укрытия, пригнулся и крадучись устремился к брошенному огороду.
6
Темнота мешала разбирать, где что растет. Тем труднее было Швейцеру, привыкшему к огородным культурам в вареном-пареном виде. Выдернув наудачу несколько кустиков и поднося добычу поближе к глазам, он, наконец, нашел морковные грядки. Морковь он складывал в сюртук, предварительно связав ему рукава. Узнал он и лук, хотя встречал его только нарезанным. Долго думал, связываться ли с капустой, и в конце концов взял небольшой кочан. Небрежение правилами гигиены заставляло его содрогаться. Швейцер решил вымыть овощи в придорожной канаве. В то же время ему было ясно, что на такой диете он долго не протянет, надо пробраться в дом. Он дождется, когда старик пойдет к переезду - но, собственно, с чего? Если поезда будут ходить так же густо, как сегодня, то смотритель весь день проторчит во дворе. А девушка с пакетом будет хлопотать по хозяйству. Ей вовсе не обязательно снова садиться в эту страшную машину и куда-то ехать. Может быть, она уже закончила свои дела там, где... в общем, где-то там, Бог его знает, где. Хоть бы хлеба стащить. И попить. Он выдул бы бочку. Жажда грозила Швейцеру помешательством: он, боясь микробов, не пил целый день и старался не смотреть на воду, заполнявшую канавки и ямы. Наверно, с его языком, деснами и небом уже случилось что-то непоправимое, до того ему было худо.
Швейцер взвесил ношу в руке: пустяки, всего ничего. Вокруг стояла тишина, если не брать в расчет стрекота скрытых насекомых, которые сами и были этой тишиной. Внезапно стало совсем темно: свет в избушке погас. Швейцер, уже собравшийся идти обратно в ельник, к себе, застыл и неуверенно покосился на черное окно. Собственная робость его разозлила, и он вдруг почувствовал себя хозяином мира, который властен открывать ногой любые двери. Не пропадет же он тут, с этими двумя. Он сбежал из Лицея, миновал все посты и запоры - неужто не справится с расхлябанной дверью жалкого домишки? А если ему не оставят другого выхода, он может и пригрозить. Швейцер присмотрелся и различил близ крыльца забытую косу, наточенную днем. Можно и полоснуть, в интересах необходимости. Некстати вспомнился Раскольников и даже фадеевский "Разгром", который странным образом, по недосмотру, затесался в классический курс. Швейцер помотал головой, отгоняя черные мысли. Глупые, безумные фантазии, он никого не убьет - попугает, и все. Даст Бог, дело не дойдет и до этого, он будет скор и бесшумен. Вот только попьет, прихватит краюшку мучного и сразу исчезнет. Хозяева, конечно, донесут; у них наверняка есть возможность связаться со внешним миром, здесь все возможно, но он уже будет далеко.
Швейцер начал подниматься по крыльцу. Оно было справлено на совесть и не ответило ни единым скрипом. Сюрпризом оказалась и незапертая дверь, тогда как Швейцер приготовился сражаться с замками. Он вошел внутрь, в доме было еще тише, чем снаружи. Здесь, правда, что-то тикало - какие-то невиданные часы, как выяснилось позднее. Крохотный коридорчик мигом вывел его в кухню, где в лунном свете выступали два ведра, доверху наполненные колодезной водой. Что-то лежало на столе, какая-то еда. Швейцер опустился перед ведром и стал пить. Когда вспыхнул свет, он не вдруг оторвался и допивал последние глотки; железный предмет слегка толкнул его в правое плечо.
- Стой спокойно, - прохрипел голос.
Швейцер молча отнял руки от ведра и повертел ладонями, показывая, что безоружен. Коса лежала рядом.
- Дуня! - позвал голос. - Твоя правда была. Гость у нас.
Швейцер медленно обернулся. Старик смотритель наводил на него охотничье ружье. В кухню вошла та самая девушка, одетая в ночную рубаху до пят.
- Я позвоню в милицию, - сказала она, едва увидела Швейцера.
- Пожалуйста, не надо никуда... звонить, - попросил тот дрожащим голосом. - Я просто попил. Я сейчас уйду.
- Попил? - прищурился дед и наподдал косу. - А это что?
Швейцер облизнул губы. Глаза у него горели, как у маньяка.
- Папа, он еще птенец, - протянула Дуня. - Откуда ты такой взялся?
- Я тебе скажу, откуда он взялся, - усмехнулся дед. - Он из коллектора сбежал. Это по его душу приезжали. И вертолет летал, как угорелый.
- Не может быть! - ахнула та и прикрыла ладонью рот.
- Вот тебе и не может, - смотритель оседлал табурет и поставил ружье между ног. - Он пожрать залез. Мы же не знаем, чем его кормят. Что вам там дают, в коллекторе? - обратился он к Швейцеру.
Тот словно язык проглотил и стоял, шатаясь.
- Видишь, с ним что-то неладно. С них там пылинки сдувают, а тут лес. Чего? - он приложил ладонь к уху, расслышав невнятное бормотание.
- Враг... - Швейцер собрался с силами и решил, что пусть он лучше погибнет, но задаст самый главный вопрос. - Далеко ли Враг?
- Так уехали еще днем. Ведь ты с поезда?
Швейцер помотал головой и тут же кивнул. И опять спросил:
- Но Враг-то - где он сам?
Старик недоуменно взглянул на дочь.
- Про что он толкует? У тебя, голубь, один враг - твои хозяева. И то как посмотреть. Люди важные, ученые, нам не чета...
- А стрекозы? - Швейцер шагнул вперед, и дед на всякий случай снова взялся за ружье. - Стрекозы, которые откладывают в людей яйца?
- Да Господь с тобой, - смотритель осторожно рассмеялся. - Откуда им тут взяться? Тебе сон приснился...
- Понятно, - Швейцер утратил остаток сил и сполз на пол.
- Папа, что ты разговоры разговариваешь! - вмешалась Дуня, схватила какую-то тряпку и стала мочить ее под странного вида бачком, штырек которого ходил туда-сюда. - Он же весь в крови! Его перевязать надо.
- Перевяжи, - согласился дед. - Фигура ценная. За сохранность, может, премию получим...
Дуня ответила отцу уничтожающим взглядом. Тот улыбнулся.
- Не бойся, - сказала Дуня, присела перед Швейцером и стала вытирать с его лица кровь и грязь. - У него шутки дурацкие. Он и не думает тебя выдавать.
- Обожди, - возразил с табурета смотритель, вновь принимая серьезный вид. - Дело-то особенное. За ним же уход особый нужен, присмотр. Мы ж не знаем, чего ему можно, а чего нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38