А если и пресса подключится, что не замедлит произойти, то забеспокоятся наши клиенты или наши акционеры.
– Он не жалеет патронов, – заметил я. – Ценовая война, наступление на капитал, крючкотворство...
– Ну да, – отозвался Хирш, – три классические позиции, чтобы утопить фирму. Не секрет, что он хочет нас прикончить. Придется защищаться.
– Нет. Будем контратаковать. А по сбыту, Мастрони, сделай им такое же предложение. Вот по капиталу... жаль, нет больше Мэрилин, она писала роскошные письма. Брижит, попробуйте выпутаться, мне необходимо что-нибудь ободряющее. Акционер – это птичка, которая всего боится. Используйте американца. Если уж американцы вложат деньги, значит, денежки заработаем. Шарриак не должен этого знать. И запросите этого янки, не заинтересуют ли его двадцать процентов. Это произведет эффект. А ты, Хирш, свяжись с суперадвокатами, которые защищают наркодельцов. Крепких. Сволочей без стыда и совести. Цель двойная: первая – выиграть время, затянуть дело лет на десять. Шарриак считает себя очень сильным, но наверняка допустил две-три формальные ошибки, а суды страсть как не любят этого. Перетряси его баланс и напиши донос в налоговую инспекцию. Налоговая полиция, или как она там называется, отвлечет его. Вдобавок напусти на него экологов, которые жалуются на него.
– На что?
– Не важно. На то, что загрязняет реки. В его рыболовных крючках повышенное содержание диоксана, озона... Все, что в голову придет...
Хирш разразился таким утробным смехом, что мы вздрогнули.
– Это невероятно! Титан – еще можно, но никак не диоксан и не озон.
– Да наплевать! Все равно никто ничего в этом не понимает! Спроси парней, которые протестуют на улицах против диоксана, что это за штука и в чем ее вред, и ни один не ответит. Им сказали, что это плохо, и точка! Они испугаются, а этого вполне достаточно. Просто скажи, что мы сдали на анализ рыб, выловленных его крючками, и ждем результатов, но проблема, кажется, будет.
– Тогда мы вместе с ним взлетим на воздух...
– Мы на краю пропасти, и он только что подтолкнул нас. Что делать? Уцепиться за его рукав. Либо он нас удержит, либо свалится вместе с нами. Послушайте меня: я хочу тотальной войны, на всех фронтах, беспощадной. Пленных не брать. Все к огнеметам! Я остановлюсь, когда мы его разобьем.
Мы погрузились в работу, даже обедать не пошли, а за довольствием отправили Мастрони. Он принес сосиски, чипсы и пиво, сообщил, что Шарриака в столовой тоже нет, там только команда Лоранс.
– К тому же они морально подавлены. У них скучающий вид.
– Они ждут, кто выиграет. Хотя им-то уже все равно. Встань на их место.
– Ну уж нет, предпочитаю свое.
Мы метали послания, как стрелы. Принтер Хирша трещал, не умолкая, испуская агонизирующие звуки, как все принтеры. Супермаркеты были в нерешительности, не высказываясь ни за одну, ни за другую сторону. Наши сбитые с толку акционеры молчали, но пока не отвечали и на предложения наших противников. Они тоже ждали конца битвы, чтобы перейти в лагерь победителя. Что же касается юридической стороны, то адвокаты обменивались непонятными записками, напичканными ссылками на тексты, о которых мы и понятия не имели, и намеками на самое искреннее – обманчивое чистосердечие. Просвета не было, и досье под собственной тяжестью погружалось в болото безысходности.
Постепенно моя команда начала улыбаться. Лица разгладились, люди обменивались веселыми замечаниями, не прерывая работу. Лица чем-то похожи на небо: с одного взгляда определяешь, солнечно или пасмурно, наполнен ли воздух влагой, близка ли гроза или облака уплывают. Наши лица дышали весной.
Около трех часов Хирш повернул ко мне голову и сказал:
– Смотри-ка, он прислал наши карточки!
Мастрони и Брижит, забыв про дела, бросились к экрану.
– Неужели?
– Точно. Телекопия.
Я удержал Брижит за руку:
– Не смотрите... Отравлено. Где гарантия, что он не изменил несколько несущественных деталей? Не заменил слово "гениальный" на "ничтожество"? Он хочет произвести впечатление. Это добрый знак. Если уж он дошел до этого...
Брижит высвободила руку:
– Да дайте же посмотреть! Мне любопытно.
Нагнувшись, я выключил принтер.
– Нет. Теряем время. Это маневр. Прочитайте свой гороскоп – будет то же самое. Это не наши карточки. Шарриак хочет, чтобы мы думали, будто это они. Он паникует и не знает, что придумать. Это очень хороший признак. А свои карточки, настоящие, вы увидите в пятницу вечером. Это же трюк, пустышка.
– А все-таки могу я взглянуть или вы боитесь?
– Такие карточки я выдаю каждое утро, если накануне хорошо поужинал. Подумайте, чего он хочет? Он хочет, чтобы оставшиеся три часа мы разглядывали свои пупки, перебирая в уме: о-ля-ля! Вот что он думает о нас! Не дель Рьеко прислал их, а Шарриак, вам понятно? У меня возникла идея. Хирш, переправь их дель Рьеко. Пусть он увидит, на что пускается Шарриак. Вы хотите знать правду?
Я выхватил несколько строчек, которые начал выдавать принтер до того, как я выключил его, и сделал вид, будто читаю:
– Брижит Обер. Хорошенькая, но нецелованная...
– Вы были правы, сплошная ложь... Все наоборот, – перебила она с серьезным видом насмешника, вызвав всеобщее веселье.
Я одобрительно улыбнулся. Мне очень нравятся люди, умеющие посмеяться над собой. Через пять минут мы получили по электронной почте письмо от дель Рьеко: "Не понимаю, зачем вы прислали эти карточки. Ж.Д.Р.".
– Он думает, что мы развлекаемся. Уточни, что мы сами получили их от Шарриака и тоже ничего не понимаем. А затем отключайся, займемся другим...
– Ж.Д.Р., – протянул Хирш, – Жаль Дурачить Разинь. Или – Живите, Дурни, Радуйтесь.
– Живее, Директор Рухлядь, – предложила Брижит, явно в ударе.
– Стоп, – строго произнес я. – За работу. Посмеемся в субботу.
* * *
Увы, к половине пятого вечера нам был нанесен последний удар. Смертельный. Американец перебежал в лагерь противника. Он сговорился с Шарриаком, отдав ему одновременно свой диск, финансирование и двадцать процентов нашего капитала, приобретенного им пятнадцать минут назад. Шарриак тут же спешно создал холдинг, встав во главе отрасли. Акционерные общества спешно размещались в нем: холдинг владел частью акций команды "А", которая, в свою очередь, контролировала до 50 % доли холдинга, удерживавшего треть акций команды Лоранс, 20 % наших и через эти 20 % – пятую часть второй трети команды "В"... От всего этого голова пошла кругом.
Хирш попытался нанести на диаграмму эти сложные финансовые наслоения. Получилось нечто неудобоваримое. Стрелки, перегруженные процентными ставками, расходились во все стороны.
– Понадобится час, чтобы понять, кому что принадлежит, – прокомментировал он. – Достоверно одно: у нас осталась самая малость. Вероятнее всего, он переведет холдинг на Багамы и укроется там и от налоговиков, и от суда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Он не жалеет патронов, – заметил я. – Ценовая война, наступление на капитал, крючкотворство...
– Ну да, – отозвался Хирш, – три классические позиции, чтобы утопить фирму. Не секрет, что он хочет нас прикончить. Придется защищаться.
– Нет. Будем контратаковать. А по сбыту, Мастрони, сделай им такое же предложение. Вот по капиталу... жаль, нет больше Мэрилин, она писала роскошные письма. Брижит, попробуйте выпутаться, мне необходимо что-нибудь ободряющее. Акционер – это птичка, которая всего боится. Используйте американца. Если уж американцы вложат деньги, значит, денежки заработаем. Шарриак не должен этого знать. И запросите этого янки, не заинтересуют ли его двадцать процентов. Это произведет эффект. А ты, Хирш, свяжись с суперадвокатами, которые защищают наркодельцов. Крепких. Сволочей без стыда и совести. Цель двойная: первая – выиграть время, затянуть дело лет на десять. Шарриак считает себя очень сильным, но наверняка допустил две-три формальные ошибки, а суды страсть как не любят этого. Перетряси его баланс и напиши донос в налоговую инспекцию. Налоговая полиция, или как она там называется, отвлечет его. Вдобавок напусти на него экологов, которые жалуются на него.
– На что?
– Не важно. На то, что загрязняет реки. В его рыболовных крючках повышенное содержание диоксана, озона... Все, что в голову придет...
Хирш разразился таким утробным смехом, что мы вздрогнули.
– Это невероятно! Титан – еще можно, но никак не диоксан и не озон.
– Да наплевать! Все равно никто ничего в этом не понимает! Спроси парней, которые протестуют на улицах против диоксана, что это за штука и в чем ее вред, и ни один не ответит. Им сказали, что это плохо, и точка! Они испугаются, а этого вполне достаточно. Просто скажи, что мы сдали на анализ рыб, выловленных его крючками, и ждем результатов, но проблема, кажется, будет.
– Тогда мы вместе с ним взлетим на воздух...
– Мы на краю пропасти, и он только что подтолкнул нас. Что делать? Уцепиться за его рукав. Либо он нас удержит, либо свалится вместе с нами. Послушайте меня: я хочу тотальной войны, на всех фронтах, беспощадной. Пленных не брать. Все к огнеметам! Я остановлюсь, когда мы его разобьем.
Мы погрузились в работу, даже обедать не пошли, а за довольствием отправили Мастрони. Он принес сосиски, чипсы и пиво, сообщил, что Шарриака в столовой тоже нет, там только команда Лоранс.
– К тому же они морально подавлены. У них скучающий вид.
– Они ждут, кто выиграет. Хотя им-то уже все равно. Встань на их место.
– Ну уж нет, предпочитаю свое.
Мы метали послания, как стрелы. Принтер Хирша трещал, не умолкая, испуская агонизирующие звуки, как все принтеры. Супермаркеты были в нерешительности, не высказываясь ни за одну, ни за другую сторону. Наши сбитые с толку акционеры молчали, но пока не отвечали и на предложения наших противников. Они тоже ждали конца битвы, чтобы перейти в лагерь победителя. Что же касается юридической стороны, то адвокаты обменивались непонятными записками, напичканными ссылками на тексты, о которых мы и понятия не имели, и намеками на самое искреннее – обманчивое чистосердечие. Просвета не было, и досье под собственной тяжестью погружалось в болото безысходности.
Постепенно моя команда начала улыбаться. Лица разгладились, люди обменивались веселыми замечаниями, не прерывая работу. Лица чем-то похожи на небо: с одного взгляда определяешь, солнечно или пасмурно, наполнен ли воздух влагой, близка ли гроза или облака уплывают. Наши лица дышали весной.
Около трех часов Хирш повернул ко мне голову и сказал:
– Смотри-ка, он прислал наши карточки!
Мастрони и Брижит, забыв про дела, бросились к экрану.
– Неужели?
– Точно. Телекопия.
Я удержал Брижит за руку:
– Не смотрите... Отравлено. Где гарантия, что он не изменил несколько несущественных деталей? Не заменил слово "гениальный" на "ничтожество"? Он хочет произвести впечатление. Это добрый знак. Если уж он дошел до этого...
Брижит высвободила руку:
– Да дайте же посмотреть! Мне любопытно.
Нагнувшись, я выключил принтер.
– Нет. Теряем время. Это маневр. Прочитайте свой гороскоп – будет то же самое. Это не наши карточки. Шарриак хочет, чтобы мы думали, будто это они. Он паникует и не знает, что придумать. Это очень хороший признак. А свои карточки, настоящие, вы увидите в пятницу вечером. Это же трюк, пустышка.
– А все-таки могу я взглянуть или вы боитесь?
– Такие карточки я выдаю каждое утро, если накануне хорошо поужинал. Подумайте, чего он хочет? Он хочет, чтобы оставшиеся три часа мы разглядывали свои пупки, перебирая в уме: о-ля-ля! Вот что он думает о нас! Не дель Рьеко прислал их, а Шарриак, вам понятно? У меня возникла идея. Хирш, переправь их дель Рьеко. Пусть он увидит, на что пускается Шарриак. Вы хотите знать правду?
Я выхватил несколько строчек, которые начал выдавать принтер до того, как я выключил его, и сделал вид, будто читаю:
– Брижит Обер. Хорошенькая, но нецелованная...
– Вы были правы, сплошная ложь... Все наоборот, – перебила она с серьезным видом насмешника, вызвав всеобщее веселье.
Я одобрительно улыбнулся. Мне очень нравятся люди, умеющие посмеяться над собой. Через пять минут мы получили по электронной почте письмо от дель Рьеко: "Не понимаю, зачем вы прислали эти карточки. Ж.Д.Р.".
– Он думает, что мы развлекаемся. Уточни, что мы сами получили их от Шарриака и тоже ничего не понимаем. А затем отключайся, займемся другим...
– Ж.Д.Р., – протянул Хирш, – Жаль Дурачить Разинь. Или – Живите, Дурни, Радуйтесь.
– Живее, Директор Рухлядь, – предложила Брижит, явно в ударе.
– Стоп, – строго произнес я. – За работу. Посмеемся в субботу.
* * *
Увы, к половине пятого вечера нам был нанесен последний удар. Смертельный. Американец перебежал в лагерь противника. Он сговорился с Шарриаком, отдав ему одновременно свой диск, финансирование и двадцать процентов нашего капитала, приобретенного им пятнадцать минут назад. Шарриак тут же спешно создал холдинг, встав во главе отрасли. Акционерные общества спешно размещались в нем: холдинг владел частью акций команды "А", которая, в свою очередь, контролировала до 50 % доли холдинга, удерживавшего треть акций команды Лоранс, 20 % наших и через эти 20 % – пятую часть второй трети команды "В"... От всего этого голова пошла кругом.
Хирш попытался нанести на диаграмму эти сложные финансовые наслоения. Получилось нечто неудобоваримое. Стрелки, перегруженные процентными ставками, расходились во все стороны.
– Понадобится час, чтобы понять, кому что принадлежит, – прокомментировал он. – Достоверно одно: у нас осталась самая малость. Вероятнее всего, он переведет холдинг на Багамы и укроется там и от налоговиков, и от суда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59