– Почему же он тогда продолжает на тебя давить? – не успокаивалась госпожа Долорес.
Фелипе пожал плечами:
– Кто знает? Возможно, он поймал меня на слове. В противном случае вряд ли послал бы ко мне вора. Так или иначе, он всегда был помешанным, теперь же хочет оправдать свое безумие моими препаратами.
Он оттолкнул госпожу Долорес, которую, кажется, озадачил его ответ, и подошел к Бехайму, остановившись в шаге от него. Того словно околдовали жестокие ярко-розовые губы Фелипе, устремленные на него покрасневшие глаза с черными зрачками, неестественная гладкость задубелой кожи, красивые черты лица, скованные надменностью и своеволием в зверскую маску.
– Хочу, чтобы ты представлял себе, что тебе уготовано, кузен, ибо ожидающая тебя участь необычна и по сути своей, и по дарованному тебе милосердию.
Фелипе красноречиво махнул рукой в сторону черного овала. Этот жест, по-видимому, был продолжением магического действа – черное пространство оформилось, обрело глубину. Бехайм словно заглянул в зияющую глазницу: в ней была пустота, населенная бледными призраками – неуловимыми крылатыми существами со смутными, зыбкими очертаниями. Оттуда доносился слабый прерывистый свист, будто ветер швырял песчинки об оконное стекло. Ему стало холодно, ноги у него подкосились, как на краю бездны, грозящей навеки поглотить тебя.
– Гермето ди Ланца, обращенный моей дочерью Александрой – той, чье доброе имя ты пытался запачкать, – был Колумбом, впервые пустившимся в плаванье по водам, обозреваемым тобой в сей миг, – бодро произнес Фелипе. – Переходя из одной жизни в другую в ночь своего посвящения, он случайно наткнулся на вот эту самую тьму и, уразумев, что эта территория еще не нанесена на карты, почувствовав, что в будущем можно ею воспользоваться, никому не рассказал о своем открытии и втихомолку занялся исследованием ее возможностей. К несчастью для бедняги Гермето, его изыскания не остались незамеченными. – Фелипе взял с тумбочки, у которой стоял Бехайм, керамическую статуэтку танцующей разодетой парочки. – Если бы я позволял моим чадам самовольничать в научных делах, то, вне всякого сомнения, потерял бы их уважение. И вот однажды вечером, когда Гермето изучал пропасть, которую ты сейчас перед собой видишь, я поприветствовал его, дав пинка его слугам, которые и канули туда. Мне показалось, что будет вполне справедливо, если он последует за ними.
Он швырнул статуэтку в овал. Разорвав его поверхность, она на мгновение повисла, вытеснив часть окружающей ее тьмы, выплеснув из образованной ею впадины несколько капель, которые вылетели наружу с неповоротливостью ртути или другой жидкости тяжелее воды, ненадолго застыли в воздухе, словно кто-то пробил отверстия в небе из черного дерева, и снова упали на место, а статуэтка, медленно вращаясь, начала движение вниз – трагикомический образ оцепеневших развеселых дамы и кавалера, раскрашенных, в шелках с вышивкой, с размалеванными щеками, и эта пара, кружась, понеслась ко дну, в полную тьму и пустоту. За секунду до того, как безделушка исчезла из виду, совсем рядом на миг промелькнула какая-то бледная крылатая тварь.
Смерть, подумал Бехайм; ему еще не доводилось видеть это, эту Тайну, но он знал, что она – часть той черной страны, в которой он побывал во время своего посвящения, и мысль о возможности попасть туда, испытать хоть подобие той боли и того ужаса, через которые он прошел тогда, обессилила его, выбила опору из-под ног.
– Любопытно, не правда ли, – сказал Фелипе, проводив взглядом статуэтку. – Мне так и не удалось проникнуть в природу этого явления, но я полагаю, что мы имеем здесь дело с чем-то вроде небольшого озера на равнине смерти, в которое уходит то, чему отказано в посвящении. Все, поглощаемое им, продолжает по-своему существовать. Будь ты столь же чувствителен к эфирным вибрациям, как я, ты услышал бы отзвуки жизни Гермето и его слуг, а также мучающих их созданий. Не знаю, что это за существа, но думаю, они представляют ту стадию развития духа, до которой в один прекрасный день возвысятся Гермето со товарищи.
Фелипе подбадривающе ухмыльнулся:
– Как видишь, я не обрекаю тебя на смерть. Тебя ждет новое таинственное превращение. А может быть, однажды я найду способ извлекать из этого хранилища то, что мной туда было отправлено. Тогда я верну тебя из глубин. Несомненно, ты поведаешь массу интересного. Итак! – Еще одним вычурным жестом он пригласил Бехайма войти в черный овал. – Ну же, кузен. Какой смысл медлить?
Бехайм, ошеломленный открывшимся ему сверхъестественным зрелищем, почти околдованный звучным голосом Фелипе, вдруг осознал, что смертельная опасность совсем рядом, и отскочил к алькову, туда, где, преграждая ему путь, стояла госпожа Долорес. Он замахнулся, обрушивая на нее кулак, но она поймала его руку, заломила ее, лишив его равновесия, а затем, схватив его, как метательница молота, впечатала головой в стену. В глазах у него щепками разлетелись лучи белого света, сквозь макушку вошла жгучая боль. Он попробовал собраться, встать, но Долорес оказалась на коленях рядом с ним, сгребла его за грудки и отшвырнула. Ее смуглое хищное красивое лицо превратилось в звериную морду с затянутыми черной пеленой глазами и протянувшимися от клыков к нижним зубам нитями слюны. Фелипе стоял над ее плечом и безмятежно смотрел вниз.
– Не думаю, чтобы ты был слишком ей дорог, – сказал он. – Если тебе так нравится больше, пусть просто разорвет тебя на части.
– Не надо, пожалуйста, – пробормотал Бехайм, не в состоянии сосредоточиться. – Я... я не могу...
– Еще как можешь, кузен. – Фелипе схватил его за жакет и рывком поставил на ноги. – Вот видишь! Это тебе только кажется, что не можешь.
Он протащил Бехайма по комнате, поднял за воротник и штаны и с силой, которой невозможно было сопротивляться, взметнул его к овалу, остановившись, лишь когда лицо Бехайма оказалось всего в нескольких сантиметрах от черного пространства. Бехайм почувствовал, как что-то холодное давит на кожу, мягко ощупывает ее, как будто овал, зная о том, что он рядом, изучал его, знакомился с ним – так слепой трогает лицо собеседника, чтобы узнать его черты. Бехайм бился, отчаянно пытаясь вырваться, но Фелипе лишь подтолкнул его еще чуть вперед, и его голова вошла в черный мешок. Сначала он ничего не увидел, у него сперло дыхание, и он перестал чувствовать тело – лишь лицо как будто сковала ледяная маска. Но вскоре то ли глаза привыкли к темноте, то ли тьма, неведомо как, преобразовалась в его мозгу в зрительные образы, и он увидел ряд складок, как на огромном занавесе, сияющих, но не теряющих своей черноты, похожих на негативное изображение северного сияния, а между ними медленно плыло что-то, напомнившее ему вышедшие на поверхность пласты кварца, мертвенно-бледные очертания обелисков, хрустальных городов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70