Ллэндон спросил себя, собирается ли он защищаться и от какой опасности…
– Послушай… – продолжал Блориан, не глядя на него.
Лес, окутанный туманом, молчал. Крики ночных птиц смолкли, не слышно было потрескивания деревьев и даже шороха листьев – ничего, кроме глухих стенаний, долгих и мрачных. Это был звук Даур-блады,магической эльфийской арфы, от которого дрожали ветви старых дубов; ее неумолчное пение погружало души в забытье. Оба эльфа зажали уши руками, чтобы не слышать этих звуков; но почти тотчас же погрузились в тяжелый сон без сновидений.
Занялся день, но они этого даже не заметили. Утер почти бессознательно двигался вперед, пошатываясь и роняя голову на каждом шагу, опьяненный усталостью, ничего не видя перед собой и задыхаясь от тошнотворных запахов этого бесконечного рва, заваленного нечистотами. Что касается Ульфина, его насмешки быстро иссякли под напором целого потока цветистых ругательств гнома, и после завершения этого поединка, проигранного уже с самого начала,голоса рыцаря больше не было слышно. Вот уже несколько часов оба рыцаря следовали за своим проводником в абсолютной темноте, среди писка крыс, цепляясь за веревку, точно слепые, и поминутно оступаясь на поросших мхом камнях, то и дело попадавшихся на пути. Оба были слишком горды, чтобы попросить передышки,– к тому же, Бран скорее всего отказал бы в этом, не преминув высказать какое-нибудь насмешливое замечание, дополненное одним из его привычных издевательств… Несмотря на малый рост и толщину, гном обладал гораздо большей выносливостью, чем любой из рыцарей (и это при том, что наследник престола Тройна был достаточно изнеженным), и мог, как и все его собратья, идти без остановки на протяжении нескольких дней без еды и питья – упорный, словно вол, столь же безразличный к невзгодам, как боевой конь, и точно так же, как последний, достигнув места назначения, мгновенно упасть на землю, чтобы погрузиться в глубокий свинцовый сон.
Внезапно Утер споткнулся о корень и мгновенно очнулся от полудремы. Тут же он осознал, что вокруг стало светлее – занимался рассвет. Это был всего лишь, слабый розоватый луч в сумерках, но теперь Утер мог хоть что-то видеть и уже различил впереди себя высокий силуэт Ульфина, а еще дальше – почти квадратную фигуру Брана, который шел, тяжело ступая, но не сбавляя скорости. Даже тошнотворный запах гнили уже не был таким резким, хотя они по-прежнему шли вровень с краями водяного рва. Затем в какой-то момент, которого оба рыцаря даже не заметили, они поднялись выше и вскоре по заросшей тропинке вышли наверх, почти на уровень равнины. Они вдыхали ароматную прохладу раннего утра, влажной травы и ягод впервые за долгие месяцы, проведенные в подземельях Красной Горы.
Когда они поднялись к краю рва, им еще некоторое время пришлось продираться сквозь переплетения корней, цеплявшихся за одежду и царапавших лица и руки, пока наконец они не выбрались на заросшую густой травой поляну, где протекал ручей, и не свалились там как колоды, полумертвые от усталости. И сразу же, завернувшись в плащи, заснули мертвым сном без сновидений, не позаботившись даже о том, чтобы договориться о дежурстве по очереди. Они спали до тех пор, пока солнце не поднялось выше, и им не стали досаждать рои мух.
От щекотания их крошечных лапок и несмолкаемого раздражающего жужжания Утер пробудился одним рывком и, размахивая руками, начал отгонять докучливых насекомых, а заодно и стаю воронов, черных как ночь, расположившихся совсем рядом. Мало-помалу отупляющая расслабленность отступила. Утер глубоко вдохнул и почувствовал, как кровь застучала в висках. Он провел кончиками пальцев вдоль шрама – этот жест понемногу становился привычным, – оглядел растущую вокруг высокую траву и деревья, покрытые густой листвой, потом поднял глаза к небу, в котором парили птицы, и ощутил почти детскую радость. Почти целый год он не слышал пения птиц… Когда он, наконец, полностью очнулся, собственный запах и вид заляпанных грязью доспехов заставили его вздрогнуть всем телом от отвращения. Он лихорадочно сорвал с себя доспехи и одежду, бросив брезгливый взгляд на Ульфина и Брана, которые все еще спали, источая запах гниющей падали.
Вода в ручье оказалась ледяной, но он искупался с наслаждением, хотя от холода у него перехватывало дыхание. Затем выполоскал одежду и, поднявшись выше по ручью, с жадностью напился.
Наконец его возбуждение улеглось, и он растянулся на берегу, наблюдая, как медленно колышутся листья на ветру, слушая чириканье воробьев и чуть слышное журчание ручья (эта негромкая гармоничная мелодия, к сожалению, нарушалась громким храпом Брана). За долгие месяцы, проведенные под Красной Горой, в темноте, прорезаемой лишь светом факелов, он совсем отвык от этой чудесной картины раннего утра, от яркого света и запаха влажной травы, нагретой первыми лучами солнца.
Это был аромат Ллиэн…
Утер разложил мокрую одежду на солнце и вернулся к своим спутникам, твердо решив, что, если они не проснутся, он столкнет их в ручей прямо как есть, одетыми.
Но он нашел только Ульфина, которого ткнул в бок, на что тот, заворочавшись под складками своего плаща, проворчал, чтобы его оставили в покое – иначе кому-то придется сильно пожалеть.
Зато Бран уже проснулся. Сидя на пригорке, он завтракал, отмахиваясь от жужжащего роя мух.
– Решил перекусить? – спросил Утер, стараясь чтобы его голос звучал дружелюбно, но против воли в нем прозвучала обида (в животе рыцаря уже давно урчало от голода).
Бран искоса взглянул на него и жестом указал на свою сумку с запасами еды, приглашая его присоединиться, а сам снова начал смотреть на равнину. Утер, вцепившись зубами в толстый кусок ветчины, посмотрел в том же направлении, и его хорошее настроение улетучилось. Вдалеке, у подножия невысоких холмов, армия людей готовилась к сражению, и рыцарь ощутил невольный укол в сердце, увидев знамена и хоругви, развевающиеся над каждой группой. Голубое на белом… Одежду этих цветов он некогда носил и сам – она еще оставалась на нем, когда он добрался до Болотных Земель, где жили серые эльфы, когда дошел до мрачных холмов, по которым проходила граница с территориями монстров, а потом он бросил ее в огонь, вместе со своей присягой в верности королю Пеллегуну…
Войско короля медленно продвигалось к огромному каменному мосту, ведущему к крепости гномов, – подобно колонне муравьев, собравшихся атаковать гигантского противника. Красная Гора, безразличная к начинающемуся штурму,возвышалась над армией людей неподвижной громадой. Никогда раньше это звание не казалось настолько подходящим для нее – глинистая земля под солнцем казалась красноватой, словно раскаленной от полыхавшего внутри огня, подобно камню в печи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– Послушай… – продолжал Блориан, не глядя на него.
Лес, окутанный туманом, молчал. Крики ночных птиц смолкли, не слышно было потрескивания деревьев и даже шороха листьев – ничего, кроме глухих стенаний, долгих и мрачных. Это был звук Даур-блады,магической эльфийской арфы, от которого дрожали ветви старых дубов; ее неумолчное пение погружало души в забытье. Оба эльфа зажали уши руками, чтобы не слышать этих звуков; но почти тотчас же погрузились в тяжелый сон без сновидений.
Занялся день, но они этого даже не заметили. Утер почти бессознательно двигался вперед, пошатываясь и роняя голову на каждом шагу, опьяненный усталостью, ничего не видя перед собой и задыхаясь от тошнотворных запахов этого бесконечного рва, заваленного нечистотами. Что касается Ульфина, его насмешки быстро иссякли под напором целого потока цветистых ругательств гнома, и после завершения этого поединка, проигранного уже с самого начала,голоса рыцаря больше не было слышно. Вот уже несколько часов оба рыцаря следовали за своим проводником в абсолютной темноте, среди писка крыс, цепляясь за веревку, точно слепые, и поминутно оступаясь на поросших мхом камнях, то и дело попадавшихся на пути. Оба были слишком горды, чтобы попросить передышки,– к тому же, Бран скорее всего отказал бы в этом, не преминув высказать какое-нибудь насмешливое замечание, дополненное одним из его привычных издевательств… Несмотря на малый рост и толщину, гном обладал гораздо большей выносливостью, чем любой из рыцарей (и это при том, что наследник престола Тройна был достаточно изнеженным), и мог, как и все его собратья, идти без остановки на протяжении нескольких дней без еды и питья – упорный, словно вол, столь же безразличный к невзгодам, как боевой конь, и точно так же, как последний, достигнув места назначения, мгновенно упасть на землю, чтобы погрузиться в глубокий свинцовый сон.
Внезапно Утер споткнулся о корень и мгновенно очнулся от полудремы. Тут же он осознал, что вокруг стало светлее – занимался рассвет. Это был всего лишь, слабый розоватый луч в сумерках, но теперь Утер мог хоть что-то видеть и уже различил впереди себя высокий силуэт Ульфина, а еще дальше – почти квадратную фигуру Брана, который шел, тяжело ступая, но не сбавляя скорости. Даже тошнотворный запах гнили уже не был таким резким, хотя они по-прежнему шли вровень с краями водяного рва. Затем в какой-то момент, которого оба рыцаря даже не заметили, они поднялись выше и вскоре по заросшей тропинке вышли наверх, почти на уровень равнины. Они вдыхали ароматную прохладу раннего утра, влажной травы и ягод впервые за долгие месяцы, проведенные в подземельях Красной Горы.
Когда они поднялись к краю рва, им еще некоторое время пришлось продираться сквозь переплетения корней, цеплявшихся за одежду и царапавших лица и руки, пока наконец они не выбрались на заросшую густой травой поляну, где протекал ручей, и не свалились там как колоды, полумертвые от усталости. И сразу же, завернувшись в плащи, заснули мертвым сном без сновидений, не позаботившись даже о том, чтобы договориться о дежурстве по очереди. Они спали до тех пор, пока солнце не поднялось выше, и им не стали досаждать рои мух.
От щекотания их крошечных лапок и несмолкаемого раздражающего жужжания Утер пробудился одним рывком и, размахивая руками, начал отгонять докучливых насекомых, а заодно и стаю воронов, черных как ночь, расположившихся совсем рядом. Мало-помалу отупляющая расслабленность отступила. Утер глубоко вдохнул и почувствовал, как кровь застучала в висках. Он провел кончиками пальцев вдоль шрама – этот жест понемногу становился привычным, – оглядел растущую вокруг высокую траву и деревья, покрытые густой листвой, потом поднял глаза к небу, в котором парили птицы, и ощутил почти детскую радость. Почти целый год он не слышал пения птиц… Когда он, наконец, полностью очнулся, собственный запах и вид заляпанных грязью доспехов заставили его вздрогнуть всем телом от отвращения. Он лихорадочно сорвал с себя доспехи и одежду, бросив брезгливый взгляд на Ульфина и Брана, которые все еще спали, источая запах гниющей падали.
Вода в ручье оказалась ледяной, но он искупался с наслаждением, хотя от холода у него перехватывало дыхание. Затем выполоскал одежду и, поднявшись выше по ручью, с жадностью напился.
Наконец его возбуждение улеглось, и он растянулся на берегу, наблюдая, как медленно колышутся листья на ветру, слушая чириканье воробьев и чуть слышное журчание ручья (эта негромкая гармоничная мелодия, к сожалению, нарушалась громким храпом Брана). За долгие месяцы, проведенные под Красной Горой, в темноте, прорезаемой лишь светом факелов, он совсем отвык от этой чудесной картины раннего утра, от яркого света и запаха влажной травы, нагретой первыми лучами солнца.
Это был аромат Ллиэн…
Утер разложил мокрую одежду на солнце и вернулся к своим спутникам, твердо решив, что, если они не проснутся, он столкнет их в ручей прямо как есть, одетыми.
Но он нашел только Ульфина, которого ткнул в бок, на что тот, заворочавшись под складками своего плаща, проворчал, чтобы его оставили в покое – иначе кому-то придется сильно пожалеть.
Зато Бран уже проснулся. Сидя на пригорке, он завтракал, отмахиваясь от жужжащего роя мух.
– Решил перекусить? – спросил Утер, стараясь чтобы его голос звучал дружелюбно, но против воли в нем прозвучала обида (в животе рыцаря уже давно урчало от голода).
Бран искоса взглянул на него и жестом указал на свою сумку с запасами еды, приглашая его присоединиться, а сам снова начал смотреть на равнину. Утер, вцепившись зубами в толстый кусок ветчины, посмотрел в том же направлении, и его хорошее настроение улетучилось. Вдалеке, у подножия невысоких холмов, армия людей готовилась к сражению, и рыцарь ощутил невольный укол в сердце, увидев знамена и хоругви, развевающиеся над каждой группой. Голубое на белом… Одежду этих цветов он некогда носил и сам – она еще оставалась на нем, когда он добрался до Болотных Земель, где жили серые эльфы, когда дошел до мрачных холмов, по которым проходила граница с территориями монстров, а потом он бросил ее в огонь, вместе со своей присягой в верности королю Пеллегуну…
Войско короля медленно продвигалось к огромному каменному мосту, ведущему к крепости гномов, – подобно колонне муравьев, собравшихся атаковать гигантского противника. Красная Гора, безразличная к начинающемуся штурму,возвышалась над армией людей неподвижной громадой. Никогда раньше это звание не казалось настолько подходящим для нее – глинистая земля под солнцем казалась красноватой, словно раскаленной от полыхавшего внутри огня, подобно камню в печи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58