Его жестокое лицо исказилось от внутреннего напряжения, бычья шея налилась кровью, словно он молча душил в себе свирепого зверя. Схватка длилась добрых десять минут. Он не помнил, чтобы когда-нибудь ему приходилось затрачивать столько сил. Когда он справился с собой, лицо его стало мертвенно бледным и влажным.
В течение двух дней Ругон никого не принимал. Он завалил себя работой. Одну ночь вовсе не ложился спать. Слуга раза три заставал его лежащим на кушетке в каком-то оцепенении; он был страшен. На второй день вечером Ругон переоделся и собрался на обед к Делестану. Но вместо того, чтобы пересечь Елисейские поля, он бульваром прошел к особняку Бальби. Было шесть часов вечера.
– Барышни нет дома, – останавливая его на лестнице, сказала служанка Антония со смехом, который делал ее очень похожей на черную козу.
Ругон возвысил голос, надеясь, что Клоринда его услышит, и стоял в нерешительности; вдруг она сама появилась на лестнице.
Идите сюда, – перегнувшись через перила, крикнула она. Как эта девушка глупа! Вечно все перепутает.
Клоринда ввела его в узкую комнатку, расположенную во втором этаже рядом со спальней и служившую ей уборной. В этой комнате с бледно-голубыми обоями в разводах стоял облезлый письменный стол красного дерева, кожаное кресло и канцелярский шкапчик. Повсюду валялись груды бумаг, покрытые толстым слоем пыли. Можно было подумать, что здесь живет захудалый судейский писец. За стулом Клоринде пришлось сходить в спальню.
– Я вас ждала, – крикнула она оттуда.
Она принесла стул и сказала, что занималась корреспонденцией. При этом девушка указала на стол, где были разбросаны большие листы желтоватой бумаги, покрытые крупным круглым почерком. Когда Ругон садился, Клоринда вдруг заметила, что он во фраке.
– Вы пришли просить моей руки? – весело спросила она.
– Вот именно, – ответил он. Потом с улыбкой добавил: – не для себя, а для одного из моих друзей.
Клоринда нерешительно взглянула на него, не зная, шутит он или говорит серьезно. Непричесанная, неумытая, в наспех застегнутом красном халате, она все же была неотразимо прекрасна, словно великолепный античный мрамор, попавший в лавку старьевщика. Посасывая палец, только что вымазанный в чернилах, она бессознательно рассматривала шрам, все еще заметный на левой щеке Ругона. Потом рассеянно повторила:
– Я знала, что вы придете, только ждала вас раньше.
И, очнувшись, громко прибавила, продолжая прерванный разговор:
– Значит, для одного из друзей, для самого близкого вашего друга, разумеется.
Прозвучал веселый смех. Теперь она была уверена, что он говорит о себе. Ей захотелось дотронуться пальцем до шрама, убедиться, что она отметила Ругона, что отныне он принадлежит ей. Но он, взяв ее за руки, ласково усадил в кожаное кресло.
– Давайте поговорим. Хорошо? – спросил он. – Мы добрые приятели, не правда ли? Вы с этим согласны? Так вот, с позавчерашнего дня я долго размышлял. Все время думала о вас. Мне чудилось, что мы женаты, что мы живем вместе уже три месяца. И знаете, за каким занятием я увидел нас?
Она слегка смутилась и, несмотря на всю самоуверенность, ничего не ответила.
– Я увидел нас сидящими у камина. Вы держали в руках лопатку, я – каминные щипцы, и мы колотили друг друга.
Эта картина так развеселила! ее, что она откинулась назад и неудержимо расхохоталась.
– Нет, не смейтесь; я не шучу, – продолжал он. – Стоит ли связывать наши жизни, чтобы потом колотить друг друга? А этого, поверьте, нам не избежать. Сперва пощечины, потом расставание. Запомните хорошенько: не следует соединять две сильные воли.
– Дальше? – спросила она, сделавшись очень серьезной.
– Дальше я думаю, что мы поступим благоразумно, если пожмем друг другу руки и останемся только друзьями.
Она молчала, глядя ему в глаза широко раскрытыми, потемневшими глазами. Гневная складка пересекала ее лоб, придавая ей сходство с оскорбленной богиней. Губы слегка дрожали от невысказанных презрительных слов.
– Вы не возражаете? – С этими словами она придвинула кресло к столу и стала вкладывать письма в конверты. Клоринда пользовалась большими серыми канцелярскими конвертами, запечатывая их сургучом. Она зажгла свечу и смотрела, как плавится сургуч. Ругон спокойно ждал, когда она кончит.
– Вы только для этого и пришли? – не отрываясь от своего дела, снова заговорила она.
На этот раз не ответил Ругон. Ему хотелось увидеть ее лицо. Когда Клоринда решилась повернуться к нему, он с улыбкой попытался заглянуть ей в глаза, потом поцеловал руку, словно желая обезоружить. Девушка по-прежнему держалась с высокомерной холодностью.
– Вы знаете, – сказал он, – что я пришел просить вашей руки для одного из друзей.
Ругон говорил долго. Он любит ее гораздо больше, чем она себе представляет, любит в особенности за то, что она сильна и умна. Ему нелегко отказаться от нее, но он приносит свою страсть в жертву их обоюдному счастью. Он хочет, чтобы у себя в доме она была полновластной хозяйкой. В мечтах он видит ее женой богатого человека, которого она поведет туда, куда захочет; она будет править им, ей не придется ничем поступаться. Разве лучше связать друг друга по рукам и ногам? Люди, подобные им, могут позволить себе откровенность. Под конец Ругон назвал Клоринду своей девочкой. Она его испорченная дочка, существо, чье честолюбие ему по душе, – и поэтому он испытал бы большое огорчение, сложись ее жизнь неудачно.
– Это все? – спросила Клоринда, когда Ругон замолчал.
Слушала она очень внимательно. Подняв на него глаза, она добавила:
– Если вы думаете выдать меня замуж для того, чтобы сделать потом своей любовницей, вы заблуждаетесь. Я сказала: никогда.
– Что за вздор! – воскликнул он, слегка покраснев.
Он закашлялся, схватил со стола нож для разрезания бумаги и стал разглядывать его ручку, пытаясь скрыть от Клоринды свое волнение. Но она, перестав обращать на него внимание, размышляла.
– А кто же избранник? – тихо спросила она.
– Угадайте.
Она попыталась улыбнуться и, постукивая пальцами по столу, пожала плечами. Ей ли было не знать, кто!
– Он так глуп! – вымолвила она.
Ругон стал защищать Делестана. Человек он вполне светский, и она сумеет сделать из него все, что пожелает. Он подробно рассказал о здоровье, богатстве, привычках Делестана. К тому же, если ему, Ругону, удастся снова вернуться к власти, он обязуется поддерживать их обоих своим влиянием. Возможно, что Делестан не блещет умом, но он везде будет на месте.
– Словом, он отвечает всем требованиям! – искренне рассмеявшись, заметила Клоринда.
Потом снова помолчала.
– Боже мой, я не говорю «нет»; может быть, вы и правы… Господин Делестан мне не противен.
При этих словах она посмотрела на Ругона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
В течение двух дней Ругон никого не принимал. Он завалил себя работой. Одну ночь вовсе не ложился спать. Слуга раза три заставал его лежащим на кушетке в каком-то оцепенении; он был страшен. На второй день вечером Ругон переоделся и собрался на обед к Делестану. Но вместо того, чтобы пересечь Елисейские поля, он бульваром прошел к особняку Бальби. Было шесть часов вечера.
– Барышни нет дома, – останавливая его на лестнице, сказала служанка Антония со смехом, который делал ее очень похожей на черную козу.
Ругон возвысил голос, надеясь, что Клоринда его услышит, и стоял в нерешительности; вдруг она сама появилась на лестнице.
Идите сюда, – перегнувшись через перила, крикнула она. Как эта девушка глупа! Вечно все перепутает.
Клоринда ввела его в узкую комнатку, расположенную во втором этаже рядом со спальней и служившую ей уборной. В этой комнате с бледно-голубыми обоями в разводах стоял облезлый письменный стол красного дерева, кожаное кресло и канцелярский шкапчик. Повсюду валялись груды бумаг, покрытые толстым слоем пыли. Можно было подумать, что здесь живет захудалый судейский писец. За стулом Клоринде пришлось сходить в спальню.
– Я вас ждала, – крикнула она оттуда.
Она принесла стул и сказала, что занималась корреспонденцией. При этом девушка указала на стол, где были разбросаны большие листы желтоватой бумаги, покрытые крупным круглым почерком. Когда Ругон садился, Клоринда вдруг заметила, что он во фраке.
– Вы пришли просить моей руки? – весело спросила она.
– Вот именно, – ответил он. Потом с улыбкой добавил: – не для себя, а для одного из моих друзей.
Клоринда нерешительно взглянула на него, не зная, шутит он или говорит серьезно. Непричесанная, неумытая, в наспех застегнутом красном халате, она все же была неотразимо прекрасна, словно великолепный античный мрамор, попавший в лавку старьевщика. Посасывая палец, только что вымазанный в чернилах, она бессознательно рассматривала шрам, все еще заметный на левой щеке Ругона. Потом рассеянно повторила:
– Я знала, что вы придете, только ждала вас раньше.
И, очнувшись, громко прибавила, продолжая прерванный разговор:
– Значит, для одного из друзей, для самого близкого вашего друга, разумеется.
Прозвучал веселый смех. Теперь она была уверена, что он говорит о себе. Ей захотелось дотронуться пальцем до шрама, убедиться, что она отметила Ругона, что отныне он принадлежит ей. Но он, взяв ее за руки, ласково усадил в кожаное кресло.
– Давайте поговорим. Хорошо? – спросил он. – Мы добрые приятели, не правда ли? Вы с этим согласны? Так вот, с позавчерашнего дня я долго размышлял. Все время думала о вас. Мне чудилось, что мы женаты, что мы живем вместе уже три месяца. И знаете, за каким занятием я увидел нас?
Она слегка смутилась и, несмотря на всю самоуверенность, ничего не ответила.
– Я увидел нас сидящими у камина. Вы держали в руках лопатку, я – каминные щипцы, и мы колотили друг друга.
Эта картина так развеселила! ее, что она откинулась назад и неудержимо расхохоталась.
– Нет, не смейтесь; я не шучу, – продолжал он. – Стоит ли связывать наши жизни, чтобы потом колотить друг друга? А этого, поверьте, нам не избежать. Сперва пощечины, потом расставание. Запомните хорошенько: не следует соединять две сильные воли.
– Дальше? – спросила она, сделавшись очень серьезной.
– Дальше я думаю, что мы поступим благоразумно, если пожмем друг другу руки и останемся только друзьями.
Она молчала, глядя ему в глаза широко раскрытыми, потемневшими глазами. Гневная складка пересекала ее лоб, придавая ей сходство с оскорбленной богиней. Губы слегка дрожали от невысказанных презрительных слов.
– Вы не возражаете? – С этими словами она придвинула кресло к столу и стала вкладывать письма в конверты. Клоринда пользовалась большими серыми канцелярскими конвертами, запечатывая их сургучом. Она зажгла свечу и смотрела, как плавится сургуч. Ругон спокойно ждал, когда она кончит.
– Вы только для этого и пришли? – не отрываясь от своего дела, снова заговорила она.
На этот раз не ответил Ругон. Ему хотелось увидеть ее лицо. Когда Клоринда решилась повернуться к нему, он с улыбкой попытался заглянуть ей в глаза, потом поцеловал руку, словно желая обезоружить. Девушка по-прежнему держалась с высокомерной холодностью.
– Вы знаете, – сказал он, – что я пришел просить вашей руки для одного из друзей.
Ругон говорил долго. Он любит ее гораздо больше, чем она себе представляет, любит в особенности за то, что она сильна и умна. Ему нелегко отказаться от нее, но он приносит свою страсть в жертву их обоюдному счастью. Он хочет, чтобы у себя в доме она была полновластной хозяйкой. В мечтах он видит ее женой богатого человека, которого она поведет туда, куда захочет; она будет править им, ей не придется ничем поступаться. Разве лучше связать друг друга по рукам и ногам? Люди, подобные им, могут позволить себе откровенность. Под конец Ругон назвал Клоринду своей девочкой. Она его испорченная дочка, существо, чье честолюбие ему по душе, – и поэтому он испытал бы большое огорчение, сложись ее жизнь неудачно.
– Это все? – спросила Клоринда, когда Ругон замолчал.
Слушала она очень внимательно. Подняв на него глаза, она добавила:
– Если вы думаете выдать меня замуж для того, чтобы сделать потом своей любовницей, вы заблуждаетесь. Я сказала: никогда.
– Что за вздор! – воскликнул он, слегка покраснев.
Он закашлялся, схватил со стола нож для разрезания бумаги и стал разглядывать его ручку, пытаясь скрыть от Клоринды свое волнение. Но она, перестав обращать на него внимание, размышляла.
– А кто же избранник? – тихо спросила она.
– Угадайте.
Она попыталась улыбнуться и, постукивая пальцами по столу, пожала плечами. Ей ли было не знать, кто!
– Он так глуп! – вымолвила она.
Ругон стал защищать Делестана. Человек он вполне светский, и она сумеет сделать из него все, что пожелает. Он подробно рассказал о здоровье, богатстве, привычках Делестана. К тому же, если ему, Ругону, удастся снова вернуться к власти, он обязуется поддерживать их обоих своим влиянием. Возможно, что Делестан не блещет умом, но он везде будет на месте.
– Словом, он отвечает всем требованиям! – искренне рассмеявшись, заметила Клоринда.
Потом снова помолчала.
– Боже мой, я не говорю «нет»; может быть, вы и правы… Господин Делестан мне не противен.
При этих словах она посмотрела на Ругона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108