о семье Хайми он знать ничего не знал и с фамилией этой был знаком разве что со слов своей двоюродной тетки, упоминавшей ссыльного студента в сказании о переселении Зотовых в Мельну.
Как только мы сдали последний экзамен за десятый класс, из Ленинграда к Мишке примчался дед. Семен не был в Мельне лет шесть, однако самостоятельно решил, что именно Мишка выведет Зотовых в тот ученый, неугомонный мир, из которого возник когда-то перед Семеном ссыльный студент Сергей Хайми. Одним словом, дед во что бы то ни стало решил определить Мишку в университет. И то правда, через мать от деда-зоолога досталась Мишке любовь к разной мелкой живности - обожал ловить жуков и стрекоз и считать им ножки-крылышки, - но об университете он не мыслил и никогда о нем не говорил. Однако на предложение деда согласился сразу - не из покорности, просто он моментально поверил, что это именно то, что нужно.
В Ленинграде Мишка два года трубил на брони в каком-то химическом институте - выдувал в стеклодувной мастерской реторты и колбы, - потом-таки поступил в университет и стал наведываться в Мельну на каникулах. Потом умер Семен, за месяц сделавшись дряхлым, слюнявым стариком, и Мишка опять приехал домой. Он привез из Ленинграда в заказном автобусе гроб и под хлипким осенним дождем похоронил деда на кладбище, за часовней, где уложены остальные Зотовы, чьи остатки удалось собрать по свету.
А через два года на каникулах Мишка встретил в Мельне Риту Хайми. Семнадцатилетняя камелия, она уже заставляла встречных прохожих провожать себя взглядом - мужчин, потому что они - мужчины, а женщин, потому что они боялись за своих мужчин. Ей поражались и ее ненавидели - любить ее было страшно.
Николай ВТОРУШИН
- Я ее видел. В кассе, на вокзале.
Роман СЕРПОКРЫЛ
- Успел?
Николай ВТОРУШИН
- Почему - успел?
Роман СЕРПОКРЫЛ
- Она нам ручкой сделала. Месяц назад ее в вагон-ресторан сманили официанткой, а теперь она в Питере у бригадира проводников - хозяйка.
Вернемся в предысторию: по городу о Рите ходили скверные слухи - не все в них было правдой, но была и правда, - так вот, Мишка на те слухи плевать хотел и неделю спустя, как Риту закадрил, не тыл показал, как бы всякий при ее славе сделал, а отправился к ней домой свататься.
Свадьбу уговорились сыграть в ноябре, когда невесте исполнится восемнадцать.
Рита зажгла Мишку как порох - он стал бешеным. Ему было из-за чего беситься - ладно, что невеста его (я не говорю, что он был для нее чужим, ненужным - нет) о верности имела такое же понятие, какое имеет о ней, скажем, цветочный пестик, так еще Петр, узнав о свадьбе, погнал такую пургу, будто дело шло не о Мишкиной женитьбе, а о продаже калеки в галерные рабы. Но Мишка и в детстве не очень-то Петра жаловал, а теперь для него в дядькином слове подавно весу не было. Однако Петр от своего не отступал, уперся - не сдвинуть: обещал парней представить, которые после свадьбы Мишке вроде родственников выйдут, и с ними доктора, который якобы на Рите диссертацию защитил по абортам. Мишка Петра выслушал, потом взял его за горло и сказал, что если тот Риту еще раз своим навозным языком помянет, то понадобится калеке уже не трость и даже не инвалидная коляска, а гроб и место на кладбище. Петр тогда непотребности говорить перестал, но только свадьбы, сказал, все равно не допустит - такую стойку держал до самой своей кончины. Так что к середине сентября, когда Мишка, наконец, собрался ехать в Ленинград на свою учебу, от всех этих достач мозги у него сильно сбились набекрень.
Перед отъездом он просил меня доглядывать за Петром и, если вдруг калека затеет какое-нибудь паскудство, тут же отстучать в Ленинград телеграмму. Я сказал ему, чтобы он забил на дядю, а заодно и на всю Мельну - все равно он собирается после свадьбы жить с Ритой в Ленинграде, а там ему Петр будет так же досаждать, как моим аквариумным рыбкам тайфун во Флориде. Но Мишка ответил, что калека не блажит, что он действительно хочет помешать свадьбе, так что я должен отнестись к его просьбе серьезно. Петр в самом деле был дурной и мог при желании наскандалить не хуже Одихмантьева сына - это точно. Я Мишку спросил: что он будет делать, если инвалид действительно напаскудит? - и он мне ответил:
- Угроблю.
Вот тогда я понял, что он - сумасшедший.
Николай ВТОРУШИН
- Сумасшедший?
Роман СЕРПОКРЫЛ
- Ну да, псих, чокнутый, на всю голову простуженный... Так вот, он просил отстучать ему телеграмму, и я ее отстучал. Месяца не прошло с его отъезда, как мне довелось увидеть драку между Петром и Ритиной матерью. Калека таскал ее по асфальту за крашеные космы, и оба крыли друг друга такой завидной бранью, будто это была не импровизация, а отменная домашняя заготовка. В телеграмме я докладывал: свадьбы не будет тчк покойниках не женятся тчк начинает с матери. Мне было жутко интересно, что из этого выйдет...
Ты, должно быть, знаешь: из заречья многие ходят в город не шоссейным мостом, а железнодорожным - так короче. Там есть пешеходная дорожка, узенькая, как путь в магометанский рай. В то время дорожку ремонтировали в пролетах по очереди меняли гнилые перила и настил. Работали не спеша, и неделями над каким-нибудь разобранным пролетом лежала одна перекинутая доска.
На следующий день после отправки телеграммы я решил проследить за Петром.
Николай ВТОРУШИН
Роман Ильич, прищурившись от дыма, лениво раскуривает папиросу.
- Вы хотите сказать... Петр не сам упал с этого моста?
Роман СЕРПОКРЫЛ
- Никто его не сталкивал. Я шел за Петром по пятам от самого его дома. Было раннее воскресное утро, народу - ни души. Петр хромал на службу сторожить столярные мастерские, а я на порядочном расстоянии крался следом, укрываясь за деревьями. И вдруг между мной и Петром возник Мишка. Он вынырнул из-за кустов, когда дядька уже шагал по мосту, - помню, я порадовался, как славно работает почта, - Петр его не видел, а Мишка не видел меня - я стоял за тополями и соображал, как бы мне незаметно проскочить за ними на ту сторону. Но Мишка за калекой не пошел; он оглядел пустой берег и, когда Петр сделал шаг по доске, перекинутой над разобранным пролетом, вложил в рот два пальца.
Николай ВТОРУШИН
- Выходит, Мишка застрелился не...
Роман СЕРПОКРЫЛ
- А ты думал, он всадил в себя пулю, потому что влюбился в собственную сестру?
14
Мария ХАЙМИ
Я чувствовала, как вытягивается мое лицо, как карабкаются на лоб брови, чувствовала горячую кровь, прилившую к щекам, и ничего не могла с собой поделать, потому что ни о чем, абсолютно ни о чем еще не успела подумать. И только то, что называют словом "чутье", кричало во мне: ты дождалась, его нельзя отпускать!
А парень протягивал мне букет оранжевых роз, произносил отчаянную речь и неловко мялся перед порогом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Как только мы сдали последний экзамен за десятый класс, из Ленинграда к Мишке примчался дед. Семен не был в Мельне лет шесть, однако самостоятельно решил, что именно Мишка выведет Зотовых в тот ученый, неугомонный мир, из которого возник когда-то перед Семеном ссыльный студент Сергей Хайми. Одним словом, дед во что бы то ни стало решил определить Мишку в университет. И то правда, через мать от деда-зоолога досталась Мишке любовь к разной мелкой живности - обожал ловить жуков и стрекоз и считать им ножки-крылышки, - но об университете он не мыслил и никогда о нем не говорил. Однако на предложение деда согласился сразу - не из покорности, просто он моментально поверил, что это именно то, что нужно.
В Ленинграде Мишка два года трубил на брони в каком-то химическом институте - выдувал в стеклодувной мастерской реторты и колбы, - потом-таки поступил в университет и стал наведываться в Мельну на каникулах. Потом умер Семен, за месяц сделавшись дряхлым, слюнявым стариком, и Мишка опять приехал домой. Он привез из Ленинграда в заказном автобусе гроб и под хлипким осенним дождем похоронил деда на кладбище, за часовней, где уложены остальные Зотовы, чьи остатки удалось собрать по свету.
А через два года на каникулах Мишка встретил в Мельне Риту Хайми. Семнадцатилетняя камелия, она уже заставляла встречных прохожих провожать себя взглядом - мужчин, потому что они - мужчины, а женщин, потому что они боялись за своих мужчин. Ей поражались и ее ненавидели - любить ее было страшно.
Николай ВТОРУШИН
- Я ее видел. В кассе, на вокзале.
Роман СЕРПОКРЫЛ
- Успел?
Николай ВТОРУШИН
- Почему - успел?
Роман СЕРПОКРЫЛ
- Она нам ручкой сделала. Месяц назад ее в вагон-ресторан сманили официанткой, а теперь она в Питере у бригадира проводников - хозяйка.
Вернемся в предысторию: по городу о Рите ходили скверные слухи - не все в них было правдой, но была и правда, - так вот, Мишка на те слухи плевать хотел и неделю спустя, как Риту закадрил, не тыл показал, как бы всякий при ее славе сделал, а отправился к ней домой свататься.
Свадьбу уговорились сыграть в ноябре, когда невесте исполнится восемнадцать.
Рита зажгла Мишку как порох - он стал бешеным. Ему было из-за чего беситься - ладно, что невеста его (я не говорю, что он был для нее чужим, ненужным - нет) о верности имела такое же понятие, какое имеет о ней, скажем, цветочный пестик, так еще Петр, узнав о свадьбе, погнал такую пургу, будто дело шло не о Мишкиной женитьбе, а о продаже калеки в галерные рабы. Но Мишка и в детстве не очень-то Петра жаловал, а теперь для него в дядькином слове подавно весу не было. Однако Петр от своего не отступал, уперся - не сдвинуть: обещал парней представить, которые после свадьбы Мишке вроде родственников выйдут, и с ними доктора, который якобы на Рите диссертацию защитил по абортам. Мишка Петра выслушал, потом взял его за горло и сказал, что если тот Риту еще раз своим навозным языком помянет, то понадобится калеке уже не трость и даже не инвалидная коляска, а гроб и место на кладбище. Петр тогда непотребности говорить перестал, но только свадьбы, сказал, все равно не допустит - такую стойку держал до самой своей кончины. Так что к середине сентября, когда Мишка, наконец, собрался ехать в Ленинград на свою учебу, от всех этих достач мозги у него сильно сбились набекрень.
Перед отъездом он просил меня доглядывать за Петром и, если вдруг калека затеет какое-нибудь паскудство, тут же отстучать в Ленинград телеграмму. Я сказал ему, чтобы он забил на дядю, а заодно и на всю Мельну - все равно он собирается после свадьбы жить с Ритой в Ленинграде, а там ему Петр будет так же досаждать, как моим аквариумным рыбкам тайфун во Флориде. Но Мишка ответил, что калека не блажит, что он действительно хочет помешать свадьбе, так что я должен отнестись к его просьбе серьезно. Петр в самом деле был дурной и мог при желании наскандалить не хуже Одихмантьева сына - это точно. Я Мишку спросил: что он будет делать, если инвалид действительно напаскудит? - и он мне ответил:
- Угроблю.
Вот тогда я понял, что он - сумасшедший.
Николай ВТОРУШИН
- Сумасшедший?
Роман СЕРПОКРЫЛ
- Ну да, псих, чокнутый, на всю голову простуженный... Так вот, он просил отстучать ему телеграмму, и я ее отстучал. Месяца не прошло с его отъезда, как мне довелось увидеть драку между Петром и Ритиной матерью. Калека таскал ее по асфальту за крашеные космы, и оба крыли друг друга такой завидной бранью, будто это была не импровизация, а отменная домашняя заготовка. В телеграмме я докладывал: свадьбы не будет тчк покойниках не женятся тчк начинает с матери. Мне было жутко интересно, что из этого выйдет...
Ты, должно быть, знаешь: из заречья многие ходят в город не шоссейным мостом, а железнодорожным - так короче. Там есть пешеходная дорожка, узенькая, как путь в магометанский рай. В то время дорожку ремонтировали в пролетах по очереди меняли гнилые перила и настил. Работали не спеша, и неделями над каким-нибудь разобранным пролетом лежала одна перекинутая доска.
На следующий день после отправки телеграммы я решил проследить за Петром.
Николай ВТОРУШИН
Роман Ильич, прищурившись от дыма, лениво раскуривает папиросу.
- Вы хотите сказать... Петр не сам упал с этого моста?
Роман СЕРПОКРЫЛ
- Никто его не сталкивал. Я шел за Петром по пятам от самого его дома. Было раннее воскресное утро, народу - ни души. Петр хромал на службу сторожить столярные мастерские, а я на порядочном расстоянии крался следом, укрываясь за деревьями. И вдруг между мной и Петром возник Мишка. Он вынырнул из-за кустов, когда дядька уже шагал по мосту, - помню, я порадовался, как славно работает почта, - Петр его не видел, а Мишка не видел меня - я стоял за тополями и соображал, как бы мне незаметно проскочить за ними на ту сторону. Но Мишка за калекой не пошел; он оглядел пустой берег и, когда Петр сделал шаг по доске, перекинутой над разобранным пролетом, вложил в рот два пальца.
Николай ВТОРУШИН
- Выходит, Мишка застрелился не...
Роман СЕРПОКРЫЛ
- А ты думал, он всадил в себя пулю, потому что влюбился в собственную сестру?
14
Мария ХАЙМИ
Я чувствовала, как вытягивается мое лицо, как карабкаются на лоб брови, чувствовала горячую кровь, прилившую к щекам, и ничего не могла с собой поделать, потому что ни о чем, абсолютно ни о чем еще не успела подумать. И только то, что называют словом "чутье", кричало во мне: ты дождалась, его нельзя отпускать!
А парень протягивал мне букет оранжевых роз, произносил отчаянную речь и неловко мялся перед порогом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47