Это называется Генеалогия.
Если писатель изображает негра, который говорит и действует, как нормальный американец, значит, этот писатель либо неосведомленный северянин, либо изменник, замысливший уничтожить цивилизацию.
В разговоре об образовании для негров, желая блеснуть глубиной и оригинальностью взглядов, следует начать с заявления: «Прежде чем учиться летать, пусть научатся ходить», — а затем, когда уже всплыла тема наследственности, принять глубокомысленный вид и пояснить: «Река не может подняться выше своих истоков». Это Риторический Прием, называемый Доказательством от Метафоры; особенно популярен у женщин и священников.
Все негры ничего не умеют, чем и объясняется, что они сумели прекрасно организоваться, чтобы в день получки оттеснять белых от окошка кассы, а белых женщин обречь на тяжкую и устрашающую участь домашних хозяек без прислуги, и этим даже возбудили зависть немецкого Генерального Штаба. В течение долгого времени все негритянки с утра до ночи кричали на белых дам: «Погоди, к рождеству ты у меня кухаркой будешь!» Я это точно знаю, потому что слыхал от моей тети Аннабел, честнейшей женщины.
Отдельные случаи дискриминации негров, может быть, и имеют место где-нибудь в отсталых районах Юга, но на Севере никакой дискриминации нет.
В сущности, можно заявить вполне авторитетно, что негритянская проблема неразрешима .
Не помню, рассказывал ли я вам анекдот о том, как один негритянский проповедник честил свою паству…
Когда с формулировкой Американского Кредо покончили, Джад Браулер заметил неуверенным тоном:
— Пожалуй, кое-что здесь преувеличено.
Но Вестл Кингсблад, проведшая свои студенческие годы в Виргинии, заявила:
— Нет, нет, общая картина совершенно правильная.
Братец Роберт, прапраправнук Ксавье Пика, размечтался:
— Я бы издал такой закон, чтобы считать преступником всякого, кто, имея хоть каплю негритянской крови, выдает себя за белого. Если б такой человек обманом ухитрился жениться на моей дочке, я бы его удушил вот этими руками.
Впрочем, руки, которыми при этом потрясал Роберт, были больше приспособлены для подписывания деловой корреспонденции, чем для удушения преступников.
Нийл молча поглядел на него, потом поглядел на всех своих соседей, добрых, милых, великодушных и образованных.
Тут Вайолет Кренуэй, восхищенная собственным глубокомыслием, запищала:
— Все вы не учитываете главного. Негры вовсе не такие плохие. Попадаются даже интеллигентные негры, которые ничем не хуже нас, то есть почти ничем. Но их ошибка в том, что они слишком торопятся, вместо того чтобы положиться на естественный ход событий и понемножку прогрессировать без посторонней помощи, так, чтобы когда-нибудь, в свое время, мы, белые, должны были признать их достижения.
Я всегда говорю своим цветным знакомым: «Да, да, я знаю, что среди людей вашей расы есть таланты, не получающие должного признания. Я и сама бунтарь по природе и считаю, что вы, негры, должны стараться вырвать у жизни все, что можно. Но позвольте напомнить вам одно обстоятельство, которого вы, видно, не заметили. Только что окончилась война. В Европе еще не все утряслось, и здесь, в США, тоже без конца то рабочие беспорядки, то одно, то другое, и хоть я всей душой за равноправие цветных и даже за общественное равенство когда-нибудь в будущем, но неужели вы не понимаете, что сейчас для этого не время !
И Нийл понял без чьих-либо объяснений, что из всего сказанного это было самое вредное и самое глупое.
32
Золото поблекло, на улицах была грязь, до ноября оставались считанные дни, и тут как-то Нийл сговорился позавтракать с Рэнди Спрюсом, секретарем Торговой Палаты, Люцианом Файрлоком, журналистом, который приехал из Джорджии и заведовал теперь отделом рекламы у Уоргейта, и Уилбуром Федерингом, который тоже совершил переселение с Юга на Север, но скорей по образцу рейдов генерала Моргана.
Уилбур был последней сенсацией в деловых кругах города; сорока пяти лет, маленький, чистенький и весь набит двадцатидолларовыми бумажками. Он родился в Миссисипи, в семье разорившегося бакалейщика, но ему больше нравилось, когда его считали потомком плантаторов. Рэнди в одной застольной речи в Бустер-клубе сказал: «Пусть Уилбур неотъемлем от Юга, как мексиканское тамале, но он близок Северу, как снежный буран, и обтекаем, как авиабомба».
У мистера Федеринга, помимо округления своего капитала, была еще особая миссия: раскрыть глаза жителям Гранд — Рипаблик на угрозу расового мятежа, неизбежного, как он утверждал, в городе, где за шесть лет его пребывания негритянская колония увеличилась с восьмисот человек до двух тысяч, что составляло почти 2 1/4% всего городского населения, а по исчислению Уилбура, — 98 1/4%.
Нийл встретился с ними в «Беседке» — отделанном кленовыми панелями коктейль-холле отеля «Пайнленд», откуда вся компания, пропустив по стаканчику, перешла завтракать в «Фьезоле». Присутствие цветных официантов навело их на разговор о Негритянской Проблеме.
— Ваша ошибка, ребята, — сказал Уилбур Федеринг, — в том, что вы смотрите на своих черномазых как на резервную рабочую силу, которую можно использовать для срыва стачек и борьбы с профсоюзами. Так оно было раньше, но теперь кое-какие из этих треклятых профсоюзов вздумали принимать и негров, как будто они тоже люди.
— Он, пожалуй, прав, — сказал Рэнди.
Они услыхали, как их друг Глен Тартан, управляющий «Пайнленда», спросил у официанта: «А где мистер Гриншо?»
Уилбур взвыл:
— Вот, не угодно ли? Мистер Гриншо! Черномазому лакею! Нет, вы, северяне, понятия не имеете о том, как обращаться с черными гориллами.
Люциан Файрлок возразил:
— Я и сам часто говорю неграм «мистер» — на разных заседаниях.
— Бросьте, Файрлок, вы просто любите порисоваться, — сказал Федеринг. — Я вот ни разу в жизни не сказал «мистер», или «миссис», или «мисс», обращаясь к цветному, даст бог, и впредь не буду. Тут ведь есть своя, так сказать, философия. Раз вы хоть одного из этих скотов назвали «мистер», значит, вы признали, что они не хуже вас, и вся ваша петрушка с Превосходством Белой Расы провалилась!
Люциан Файрлок, некогда надежда университетских кругов Джорджии, заспорил:
— Неужели о неграх всегда нужно говорить с ненавистью?
— А я вовсе их не ненавижу, черномазых. Они меня даже забавляют, честное слово. Это такие пройдохи, такие хитрые обезьяны, и все так хорошо танцуют, а встретят белого человека, вроде меня, который знает им цену, так только хохочут и сами готовы признать, что в рабстве им было бы куда повадней. Но вы, я вижу, из тех Новых Южных Либералов, которые кричат: что ниггера вполне можно пригласить к себе в дом обедать!
Люциан сказал серьезным тоном:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Если писатель изображает негра, который говорит и действует, как нормальный американец, значит, этот писатель либо неосведомленный северянин, либо изменник, замысливший уничтожить цивилизацию.
В разговоре об образовании для негров, желая блеснуть глубиной и оригинальностью взглядов, следует начать с заявления: «Прежде чем учиться летать, пусть научатся ходить», — а затем, когда уже всплыла тема наследственности, принять глубокомысленный вид и пояснить: «Река не может подняться выше своих истоков». Это Риторический Прием, называемый Доказательством от Метафоры; особенно популярен у женщин и священников.
Все негры ничего не умеют, чем и объясняется, что они сумели прекрасно организоваться, чтобы в день получки оттеснять белых от окошка кассы, а белых женщин обречь на тяжкую и устрашающую участь домашних хозяек без прислуги, и этим даже возбудили зависть немецкого Генерального Штаба. В течение долгого времени все негритянки с утра до ночи кричали на белых дам: «Погоди, к рождеству ты у меня кухаркой будешь!» Я это точно знаю, потому что слыхал от моей тети Аннабел, честнейшей женщины.
Отдельные случаи дискриминации негров, может быть, и имеют место где-нибудь в отсталых районах Юга, но на Севере никакой дискриминации нет.
В сущности, можно заявить вполне авторитетно, что негритянская проблема неразрешима .
Не помню, рассказывал ли я вам анекдот о том, как один негритянский проповедник честил свою паству…
Когда с формулировкой Американского Кредо покончили, Джад Браулер заметил неуверенным тоном:
— Пожалуй, кое-что здесь преувеличено.
Но Вестл Кингсблад, проведшая свои студенческие годы в Виргинии, заявила:
— Нет, нет, общая картина совершенно правильная.
Братец Роберт, прапраправнук Ксавье Пика, размечтался:
— Я бы издал такой закон, чтобы считать преступником всякого, кто, имея хоть каплю негритянской крови, выдает себя за белого. Если б такой человек обманом ухитрился жениться на моей дочке, я бы его удушил вот этими руками.
Впрочем, руки, которыми при этом потрясал Роберт, были больше приспособлены для подписывания деловой корреспонденции, чем для удушения преступников.
Нийл молча поглядел на него, потом поглядел на всех своих соседей, добрых, милых, великодушных и образованных.
Тут Вайолет Кренуэй, восхищенная собственным глубокомыслием, запищала:
— Все вы не учитываете главного. Негры вовсе не такие плохие. Попадаются даже интеллигентные негры, которые ничем не хуже нас, то есть почти ничем. Но их ошибка в том, что они слишком торопятся, вместо того чтобы положиться на естественный ход событий и понемножку прогрессировать без посторонней помощи, так, чтобы когда-нибудь, в свое время, мы, белые, должны были признать их достижения.
Я всегда говорю своим цветным знакомым: «Да, да, я знаю, что среди людей вашей расы есть таланты, не получающие должного признания. Я и сама бунтарь по природе и считаю, что вы, негры, должны стараться вырвать у жизни все, что можно. Но позвольте напомнить вам одно обстоятельство, которого вы, видно, не заметили. Только что окончилась война. В Европе еще не все утряслось, и здесь, в США, тоже без конца то рабочие беспорядки, то одно, то другое, и хоть я всей душой за равноправие цветных и даже за общественное равенство когда-нибудь в будущем, но неужели вы не понимаете, что сейчас для этого не время !
И Нийл понял без чьих-либо объяснений, что из всего сказанного это было самое вредное и самое глупое.
32
Золото поблекло, на улицах была грязь, до ноября оставались считанные дни, и тут как-то Нийл сговорился позавтракать с Рэнди Спрюсом, секретарем Торговой Палаты, Люцианом Файрлоком, журналистом, который приехал из Джорджии и заведовал теперь отделом рекламы у Уоргейта, и Уилбуром Федерингом, который тоже совершил переселение с Юга на Север, но скорей по образцу рейдов генерала Моргана.
Уилбур был последней сенсацией в деловых кругах города; сорока пяти лет, маленький, чистенький и весь набит двадцатидолларовыми бумажками. Он родился в Миссисипи, в семье разорившегося бакалейщика, но ему больше нравилось, когда его считали потомком плантаторов. Рэнди в одной застольной речи в Бустер-клубе сказал: «Пусть Уилбур неотъемлем от Юга, как мексиканское тамале, но он близок Северу, как снежный буран, и обтекаем, как авиабомба».
У мистера Федеринга, помимо округления своего капитала, была еще особая миссия: раскрыть глаза жителям Гранд — Рипаблик на угрозу расового мятежа, неизбежного, как он утверждал, в городе, где за шесть лет его пребывания негритянская колония увеличилась с восьмисот человек до двух тысяч, что составляло почти 2 1/4% всего городского населения, а по исчислению Уилбура, — 98 1/4%.
Нийл встретился с ними в «Беседке» — отделанном кленовыми панелями коктейль-холле отеля «Пайнленд», откуда вся компания, пропустив по стаканчику, перешла завтракать в «Фьезоле». Присутствие цветных официантов навело их на разговор о Негритянской Проблеме.
— Ваша ошибка, ребята, — сказал Уилбур Федеринг, — в том, что вы смотрите на своих черномазых как на резервную рабочую силу, которую можно использовать для срыва стачек и борьбы с профсоюзами. Так оно было раньше, но теперь кое-какие из этих треклятых профсоюзов вздумали принимать и негров, как будто они тоже люди.
— Он, пожалуй, прав, — сказал Рэнди.
Они услыхали, как их друг Глен Тартан, управляющий «Пайнленда», спросил у официанта: «А где мистер Гриншо?»
Уилбур взвыл:
— Вот, не угодно ли? Мистер Гриншо! Черномазому лакею! Нет, вы, северяне, понятия не имеете о том, как обращаться с черными гориллами.
Люциан Файрлок возразил:
— Я и сам часто говорю неграм «мистер» — на разных заседаниях.
— Бросьте, Файрлок, вы просто любите порисоваться, — сказал Федеринг. — Я вот ни разу в жизни не сказал «мистер», или «миссис», или «мисс», обращаясь к цветному, даст бог, и впредь не буду. Тут ведь есть своя, так сказать, философия. Раз вы хоть одного из этих скотов назвали «мистер», значит, вы признали, что они не хуже вас, и вся ваша петрушка с Превосходством Белой Расы провалилась!
Люциан Файрлок, некогда надежда университетских кругов Джорджии, заспорил:
— Неужели о неграх всегда нужно говорить с ненавистью?
— А я вовсе их не ненавижу, черномазых. Они меня даже забавляют, честное слово. Это такие пройдохи, такие хитрые обезьяны, и все так хорошо танцуют, а встретят белого человека, вроде меня, который знает им цену, так только хохочут и сами готовы признать, что в рабстве им было бы куда повадней. Но вы, я вижу, из тех Новых Южных Либералов, которые кричат: что ниггера вполне можно пригласить к себе в дом обедать!
Люциан сказал серьезным тоном:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99