Для меня нет сомнений, что в этом случае каждый белый южанин тотчас схватится за оружие и в стране заполыхает огонь гражданской войны».
Не было теперь Линкольна, чтобы призвать народ под ружье, и потому через восемьдесят пять лет после своего начала война между штатами закончилась победой Юга. И в маленьком промерзшем городке одного из северных штатов негру по имени Нийл Кингсблад грозила опасность лишиться работы, не из-за небрежности или неопытности, а лишь из-за цвета кожи — хотя кожа его вовсе не была черного цвета, и бог по-прежнему царствовал в небесах, и все вокруг было таинственно и непостижимо и полностью лишено какого-либо смысла.
42
— Учитывая историю англичан, французов, голландцев, испанцев и португальцев, количество путешествий, которые они совершали в экзотические области своих империй, и число прислужниц, которых они вывозили оттуда, учитывая походы мавров на юг в Африке, и на север в Европе, учитывая, наконец, воздействие теплых южных ночей на человеческую природу, можно высказать предположение, что в каждом «белом» жителе Европы и обеих Америк есть, вероятно, частицы «негритянской крови».
Так ораторствовал Клемент Брэзенстар, снова гостивший в Гранд-Рипаблик у Вулкейпов. Нийл очень рад был вновь увидеть его выразительную черную физиономию, но дерзкая теория Клема задела его за живое. Какой смысл в той сложной нравственной пытке, которую он для себя придумал, если можно доказать, что и Вестл, и Джон Уильям Пратт, и Уилбур Фердеринг, и Родней Олдвик — все такие же «цветные»?
Клем в этот вечер бросил еще несколько бомб.
Если в тех районах Юга, где цветное население составляет семьдесят — восемьдесят процентов, белые обеспокоены таким численным превосходством, у них есть отличный выход — помимо нарушения законов и превышения власти. Они могут воспользоваться той самой возможностью, которую столько раз великодушно указывали недовольным неграм: убраться вон.
Можно ожидать, что механизация сбора хлопка и применение культиваторов для рисовых посевов в ближайшие пятнадцать лет перегонят на Север четыре или пять миллионов сельскохозяйственных рабочих-негров. И правоверным северянам придется, пожалуй, задуматься над трудностями новой, Белой Проблемы.
Там, где негры, восстав, вступают в жестокие схватки с белыми лавочниками и полисменами, их жестокость прямо пропорциональна той жестокости, которую приходилось терпеть им самим. Таков древний биологический закон восстаний.
Предрассудки — ценнейшая наследственная прерогатива невежд; пусть семь величайших мудрецов мира, находясь в здравом уме и твердой памяти, битых семь часов доказывают, что негр типа Аша Дэвиса как избиратель и застольный собеседник ничем не хуже обыкновенного белого бутлегера, — настоящий южанин, а особенно южанка, выслушав до конца, вежливо улыбнется и скажет: «Вы, друзья, не знаете ниггеров, как я их знаю, и потом согласились бы вы, чтобы ваши семь дочек вышли замуж за негров?»
И Клем весело хохотал.
Нийлу пришлось уйти в полночь — час, когда в расовых спорах только-только разгораются страсти. У самого дома Вулкейпов он наткнулся на Уилбура Федеринга, прогуливавшегося с независимым видом.
Уилбур развязно окликнул его:
— Привет, Кингсблад! Хорошо провели вечерок? Вы, я вижу, вроде меня: тоже любите на месте изучать жизнь угнетенных чернокожих.
Так, значит, это от Уилбура исходили сведения Рода Олдвика об «Агитаторах»!
Нийл что-то буркнул в ответ и пошел своей дорогой.
На следующее утро в банке он увидел мистера Федеринга, оживленно беседующего с Эшиелом Денвером. Спустя некоторое время мистер Денвер вызвал его к себе.
— Нийл, я хотел бы, чтоб вы считались с желаниями мистера Пратта. Это достойнейший человек, человек образцовых нравственных правил. Он мне рассказывал, как однажды в детстве, когда он еще жил в Мэне, у него не оказалось цента, чтобы положить в кружку воскресной школы; но как только он раздобыл этот цент — заработал на стрижке газона, — он прошел пешком пять миль, чтобы вручить его своему наставнику, и наставник, владелец обувного магазина, был так тронут благочестием ребенка, что подарил ему пару почти совсем хороших галош! Что же касается отношения ко всем нам, своим сотрудникам, то тут мистер Пратт просто безупречен.
— Что случилось, мистер Денвер?
— Гм, дело в том, что некоторые из наших солидных вкладчиков выразили неудовольствие по поводу того, что у нас работает неариец. Вы же нас знаете, Нийл. И мистер Пратт, и я, мы на все готовы для вас. Но…
Был, впрочем, один вкладчик, которого общество Нийла никак не смущало, — Люциан Файрлок, и однажды он даже прислал ему, в его одинокую клетку, записку с приглашением позавтракать вместе. Нийл обрадовался. Уже две недели он завтракал один, забираясь в какой-нибудь захудалый ресторанчик.
Они отправились к Оскару, в «Монпарнас», прибежище моды и вкуса, более даже изысканное место, чем «Фьезоле». Когда они вошли в зал, Нийлу почудилось, что на него устремлены презрительные и враждебные взгляды, и он пожалел, что пришел, не столько из-за себя, сколько из-за Люциана.
Их встретили очень любезно, отвели им прекрасный столик, но он тотчас же заметил, как Рэнди Спрюс и Бун Хавок оглянулись на него и подозвали к своему столу метрдотеля. И, может быть, это было его воображение, а может быть, и в самом деле у официанта, ожидавшего заказа, вдруг появился нахальный панибратский тон. Он стоял, отставив ногу, прищелкивал языком и, наконец, спросил довольно небрежно:
— Телячья отбивная подойдет?
— Хорошо, можно телячью отбивную, — сказал Люциан, а Нийлу не захотелось ответить.
Тогда официант обратился непосредственно к нему:
— Ну, а вам, братец?
— То же самое.
— Не пожалеете, ребята. Наши лучшие клиенты всегда заказывают и довольны бывают!
А может быть, он просто фамильярничает по неопытности? Люциан хмурился, и Нийл тотчас же решил про себя: «Будь я один, мне было бы наплевать. Значит, незачем ходить в ресторан с белыми друзьями, незачем ставить их в неловкое положение. Ведь этого даже и объяснить нельзя. Скажешь — не поймут. Спросят: „А почему же вы молчали, не пожаловались?“
За завтраком речь не сразу зашла о Негритянском Вопросе, говорили о Дайанте Марл, супруге газетного магната. С исключительным упорством и непосредственностью Дайанта стремилась прибрать к рукам все культурные начинания в городе, от маленького театра до Ассоциации Международной Политики, и, может быть, это даже удалось бы ей, если б она умела остановиться после третьего коктейля.
(Честное слово, Нийл поймал себя на мысли о том, пристало ли ему говорить в таком тоне о белой леди.)
Вдруг Люциан выпалил:
— Я знаю, что вы перестали бывать в Федеральном клубе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Не было теперь Линкольна, чтобы призвать народ под ружье, и потому через восемьдесят пять лет после своего начала война между штатами закончилась победой Юга. И в маленьком промерзшем городке одного из северных штатов негру по имени Нийл Кингсблад грозила опасность лишиться работы, не из-за небрежности или неопытности, а лишь из-за цвета кожи — хотя кожа его вовсе не была черного цвета, и бог по-прежнему царствовал в небесах, и все вокруг было таинственно и непостижимо и полностью лишено какого-либо смысла.
42
— Учитывая историю англичан, французов, голландцев, испанцев и португальцев, количество путешествий, которые они совершали в экзотические области своих империй, и число прислужниц, которых они вывозили оттуда, учитывая походы мавров на юг в Африке, и на север в Европе, учитывая, наконец, воздействие теплых южных ночей на человеческую природу, можно высказать предположение, что в каждом «белом» жителе Европы и обеих Америк есть, вероятно, частицы «негритянской крови».
Так ораторствовал Клемент Брэзенстар, снова гостивший в Гранд-Рипаблик у Вулкейпов. Нийл очень рад был вновь увидеть его выразительную черную физиономию, но дерзкая теория Клема задела его за живое. Какой смысл в той сложной нравственной пытке, которую он для себя придумал, если можно доказать, что и Вестл, и Джон Уильям Пратт, и Уилбур Фердеринг, и Родней Олдвик — все такие же «цветные»?
Клем в этот вечер бросил еще несколько бомб.
Если в тех районах Юга, где цветное население составляет семьдесят — восемьдесят процентов, белые обеспокоены таким численным превосходством, у них есть отличный выход — помимо нарушения законов и превышения власти. Они могут воспользоваться той самой возможностью, которую столько раз великодушно указывали недовольным неграм: убраться вон.
Можно ожидать, что механизация сбора хлопка и применение культиваторов для рисовых посевов в ближайшие пятнадцать лет перегонят на Север четыре или пять миллионов сельскохозяйственных рабочих-негров. И правоверным северянам придется, пожалуй, задуматься над трудностями новой, Белой Проблемы.
Там, где негры, восстав, вступают в жестокие схватки с белыми лавочниками и полисменами, их жестокость прямо пропорциональна той жестокости, которую приходилось терпеть им самим. Таков древний биологический закон восстаний.
Предрассудки — ценнейшая наследственная прерогатива невежд; пусть семь величайших мудрецов мира, находясь в здравом уме и твердой памяти, битых семь часов доказывают, что негр типа Аша Дэвиса как избиратель и застольный собеседник ничем не хуже обыкновенного белого бутлегера, — настоящий южанин, а особенно южанка, выслушав до конца, вежливо улыбнется и скажет: «Вы, друзья, не знаете ниггеров, как я их знаю, и потом согласились бы вы, чтобы ваши семь дочек вышли замуж за негров?»
И Клем весело хохотал.
Нийлу пришлось уйти в полночь — час, когда в расовых спорах только-только разгораются страсти. У самого дома Вулкейпов он наткнулся на Уилбура Федеринга, прогуливавшегося с независимым видом.
Уилбур развязно окликнул его:
— Привет, Кингсблад! Хорошо провели вечерок? Вы, я вижу, вроде меня: тоже любите на месте изучать жизнь угнетенных чернокожих.
Так, значит, это от Уилбура исходили сведения Рода Олдвика об «Агитаторах»!
Нийл что-то буркнул в ответ и пошел своей дорогой.
На следующее утро в банке он увидел мистера Федеринга, оживленно беседующего с Эшиелом Денвером. Спустя некоторое время мистер Денвер вызвал его к себе.
— Нийл, я хотел бы, чтоб вы считались с желаниями мистера Пратта. Это достойнейший человек, человек образцовых нравственных правил. Он мне рассказывал, как однажды в детстве, когда он еще жил в Мэне, у него не оказалось цента, чтобы положить в кружку воскресной школы; но как только он раздобыл этот цент — заработал на стрижке газона, — он прошел пешком пять миль, чтобы вручить его своему наставнику, и наставник, владелец обувного магазина, был так тронут благочестием ребенка, что подарил ему пару почти совсем хороших галош! Что же касается отношения ко всем нам, своим сотрудникам, то тут мистер Пратт просто безупречен.
— Что случилось, мистер Денвер?
— Гм, дело в том, что некоторые из наших солидных вкладчиков выразили неудовольствие по поводу того, что у нас работает неариец. Вы же нас знаете, Нийл. И мистер Пратт, и я, мы на все готовы для вас. Но…
Был, впрочем, один вкладчик, которого общество Нийла никак не смущало, — Люциан Файрлок, и однажды он даже прислал ему, в его одинокую клетку, записку с приглашением позавтракать вместе. Нийл обрадовался. Уже две недели он завтракал один, забираясь в какой-нибудь захудалый ресторанчик.
Они отправились к Оскару, в «Монпарнас», прибежище моды и вкуса, более даже изысканное место, чем «Фьезоле». Когда они вошли в зал, Нийлу почудилось, что на него устремлены презрительные и враждебные взгляды, и он пожалел, что пришел, не столько из-за себя, сколько из-за Люциана.
Их встретили очень любезно, отвели им прекрасный столик, но он тотчас же заметил, как Рэнди Спрюс и Бун Хавок оглянулись на него и подозвали к своему столу метрдотеля. И, может быть, это было его воображение, а может быть, и в самом деле у официанта, ожидавшего заказа, вдруг появился нахальный панибратский тон. Он стоял, отставив ногу, прищелкивал языком и, наконец, спросил довольно небрежно:
— Телячья отбивная подойдет?
— Хорошо, можно телячью отбивную, — сказал Люциан, а Нийлу не захотелось ответить.
Тогда официант обратился непосредственно к нему:
— Ну, а вам, братец?
— То же самое.
— Не пожалеете, ребята. Наши лучшие клиенты всегда заказывают и довольны бывают!
А может быть, он просто фамильярничает по неопытности? Люциан хмурился, и Нийл тотчас же решил про себя: «Будь я один, мне было бы наплевать. Значит, незачем ходить в ресторан с белыми друзьями, незачем ставить их в неловкое положение. Ведь этого даже и объяснить нельзя. Скажешь — не поймут. Спросят: „А почему же вы молчали, не пожаловались?“
За завтраком речь не сразу зашла о Негритянском Вопросе, говорили о Дайанте Марл, супруге газетного магната. С исключительным упорством и непосредственностью Дайанта стремилась прибрать к рукам все культурные начинания в городе, от маленького театра до Ассоциации Международной Политики, и, может быть, это даже удалось бы ей, если б она умела остановиться после третьего коктейля.
(Честное слово, Нийл поймал себя на мысли о том, пристало ли ему говорить в таком тоне о белой леди.)
Вдруг Люциан выпалил:
— Я знаю, что вы перестали бывать в Федеральном клубе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99