Но и не настаивал. Заговорил о сурожских почвах, об удобрениях, о севообороте. Посулил помочь семенами, но много не обещал. Обещаньями не разбрасывался, был деловит, даже прижимист.
— В случае чего обращайтесь, — сказал он на прощанье. — Чем смогу — помогу.
Обеими руками пожал ее руку, и сухие тонкие пальцы Анны сомлели в его пухлых и теплых ладонях.
Анна не собиралась больше заходить к Петухову — оформила документы, получила деньги, — но оказалось, он сам просил Гончарову зайти к нему еще раз.
Она вошла. У Петухова сидели какие-то люди.
— Вы можете подождать? — спросил он.
— Пожалуйста.
Она собралась было выйти.
— Нет, нет, — остановил он ее. — Посидите здесь.
Она села у двери, прислушалась к разговору. Речь шла о сельскохозяйственной технике, о ремонте косилок, изломанных во время войны. Взгляд Анны задержался на карте области, потом скользнул по столу, на пол…
Удивилась… Не сразу сообразила — чему, но что-то поразило ее. Перевела взгляд на Петухова, потом снова поглядела под стол. Она не понимала, как сидит Петухов. Где его ноги?… Поджал под себя? Она уже не отводила взгляда от стола…
Он отпустил посетителей.
— Подсаживайтесь, — сказал он. — Познакомились с Волковым?
Что-то все-таки озадачило ее в Петухове.
— Вы что на меня смотрите? — вдруг спросил он. — Соображаете, как я обхожусь?
— То есть как обхожусь? — переспросила Анна. — Вы о чем?
— Да я же видел, как вы смотрели, — резко произнес Петухов. — А смотреть-то не на что!
— Я не смотрела, — сказала Анна.
— Смотрели, — сказал Петухов. — Это я на мине подорвался.
Она вдруг поняла… Стыдно было таращить глаза под стол! Он был без ног — этот Петухов.
— Извините, — сказала Анна.
— Ах, так вас не предупредили? — догадался он, видя ее смущение. — Да, без ног. Подорвался на мине. Еще удачно. Голова цела.
Анна видела много людей без ног, но безногого начальства видеть ей еще не случалось.
— Ну что? — быстро спросил Петухов. — Что хотите спросить?
— Но как же вы… — Неудобно спрашивать, но он сам заставлял. — Как же вы…
— У меня хорошая жена, утром привозит, а вечером увозит, — объяснил он и даже усмехнулся. — Скоро избавлю ее. Обещают протезы.
Она не знала, что сказать, и не знала, надо ли вообще что-либо говорить, молчала и смотрела себе на коленки.
— Ну, а как вы — собираетесь заводить пчел или нет? — неожиданно спросил Петухов.
— Нет, — сказала она и улыбнулась. — Нам бы картошечки…
— И правильно, — жестким голосом произнес Петухов. — Вы правильно поступаете, товарищ Гончарова. Больше доверия. Себе.
III
Сыпал мелкий сероватый снежок, когда Анна приехала в Сурож. Над городом висело низкое сумрачное небо, натоптанные тропинки расползались в грязь, до рогу то тут, то там перерезали глубокие колеи.
Домишки стояли кособокие, приземистые, бурые от дождя и непогод, располагались как-то поодиночке, каждый сам по себе, точно кто-то нарочно разбросал их подальше один от другого.
В Пронске Анна слышала, что Сурож не раз во время войны горел, что немцы его беспощадно бомбили, да и партизаны не один раз обстреливали, выбивая немцев из города.
Однако ни развалин, ни пожарищ, ни воронок уже не было. Просто пусто и голо, точно никогда и ничего не было здесь, кроме редких невзрачных домишек.
Анна нашла аптеку, свернула за угол и пошла по узкой улочке в гору.
В Пронске ей объяснили, как найти районный отдел сельского хозяйства: «От аптеки за угол и вверх»…
Вот и цель ее путешествия. Какой-то полутораэтажный дом, хоть и состоит он из двух этажей — нижний, из кирпича, глубоко вдавлен в землю. В нижних окнах герань, фуксии, столетник, занавесочки — там обитают люди, в верхних — ни цветов, ни занавесок, невеселый, водянистый блеск, там — учреждение.
К скособоченной, покрашенной суриком двери приколочена фанерная дощечка, на ней надпись: «Райсельхоз сзади».
Анна поднялась по трясущимся ступенькам, и перед нею возникла обычная канцелярия. Столы, стулья, шкафы. Счеты. Служащие. Служащие сидели за столами, писали, считали, разговаривали. В комнатах неуютно, но чисто. Не столько от стремления соблюсти чистоту, сколько от пустоты. Пусто и одиноко чувствовал себя человек в этих комнатах.
Заведовал отделом Александр Петрович Богаткин. О нем хорошо говорили в областном управлении. Старый, опытный агроном. Поможет, поддержит, посоветует.
Анна поискала глазами и не нашла кабинета заведующего. Все двери открыты, надписей нет. Богаткин сидел, вероятно, за одним из столов, но — за каким?
Она обратилась к девушке, занятой графлением бумаги.
— Товарищ Богаткин здесь?
— А где ж ему быть!
Девушка указала комнату, за порогом которой сидел товарищ Богаткин.
Он понравился Анне. Скромный человек в дешевом костюмчике, с темным галстучком, он сидел и крутил ручку арифмометра.
— Садитесь, девушка, садитесь, — сказал он. — Я сейчас.
Старомодные очки в тонкой металлической оправе не скрывали рассеянного взгляда добрых голубых глаз.
— Вы ко мне? — спросил он, не отрываясь от арифмометра, точно это не очевидно.
— Я из Пронска. Направлена к вам на должность главного агронома.
— Замечательно, — сказал Богаткин. — А то мы совсем зашились. — Он отставил от себя арифмометр. — Надеюсь, вы агроном?
— Разумеется. Кем же я могу еще быть?
— Не скажите, — возразил Богаткин. — Не всегда агрономами посылают агрономов. Тут у нас был один…
Он не стал вдаваться в подробности, кто у них был, встал, прошелся возле стола.
— Мы внесем ваш стол ко мне в кабинет, здесь теплее, — объяснил он. — Топят у нас плохо, дров мало.
Богаткин помолчал, задумчиво посмотрел в окно и вздохнул.
— Погода… — задумчиво произнес он. — Чем-то еще она нас порадует.
Анна ждала, что расскажет он о районе, но Богаткин, по-видимому, не намерен был затевать сейчас деловой разговор.
— Сегодня отдохнете, а завтра на работу.
— Можно и не отдыхать.
— Семьи у вас нет? — спросил Богаткин, как нечто само собой разумеющееся.
— Есть.
— Где ж вы поместитесь? — участливо спросил Богаткин. — У нас тут худо с жильем.
— Да уж как-нибудь. У меня только дочка, да и та еще на Кубани.
— Ну, это легче…
Он опять встал, вышел и тут же вернулся.
— Ходил узнать насчет комнаты. Есть тут одна женщина, Ксенофонтова. Сын у нее механиком в МТС работает. Сдается у нее комнатушка…
Он сам взялся проводить Анну, довел до Ксенофонтовых, можно сказать, сосватал ей комнату.
Комнатушка темная, узкая, перегородка, отделявшая ее от хозяйских комнат, не доходила до потолка, но в последнюю военную осень и такая комната была в Суроже находкой.
— Ладно, — сказала Ксенофонтова. — Верю, что агроном, хоть и не похожа на него. Больше пускаю из-за дочки, жалею детей. О плате договоримся, жадности не люблю ни в людях, ни в себе…
Она помогла Анне устроиться, поставила койку, поприветила жиличку, поделилась с ней даже бельем, и наутро Анна с успокоенным сердцем пошла из этого дома на работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76