Сула не ответила на мой вызов, она просто улыбнулась. На ее лице была та же безмятежность, что и в молодости, но в глазах появилась мудрость.
– Песчаный Тигр больше не ходит один?
Она имела в виду Дел. Я посмотрел на завернутую в ткань, обожженную женщину с Севера и уже открыл рот, чтобы сказать Суле, что Песчаный Тигр – человек или животное – ВСЕГДА ходит один (это зверь-одиночка), но тут же вспомнил как убил песчаного тигра, который защищал самку и тигрят.
Я улыбнулся.
– Это только недолгая прогулка с женщиной с Севера.
Сула, опустившись на колени, снова завернула копье и кость и наклонилась к Дел.
– Она серьезно больна, но она сильная. Другие умирали с меньшими ожогами, а она жива. Думаю, она поправится, – Сула посмотрела на меня. – У тебя песок в голове, если ты привел женщину с Севера в Пенджу.
– Я ее не заставлял, – отрезал я. – Она предложила мне золото, чтобы я провел ее в Джулу. Танцор меча никогда не отказывается от золота, особенно если какое-то время у него не было работы.
– Чула тоже никогда не отказывается от золота… или от рискованной попытки… если на это можно купить свободу, которой он жаждет.
Сула поднялась и выбралась из хиорта прежде чем я сумел найти ответ.
Я ничего не услышал. Просто почувствовал движение воздуха у ноги, отпустил взгляд и в полном изумлении увидел, что глаза Дел открыты и смотрят на меня.
– Что она имела в виду?
– Баска! Дел… ничего не говори.
– В горле ожогов нет, – она медленно, старательно выговаривала слова. Губы, покрытые треснувшей коркой, еще болели, улыбаться она не могла, но я видел веселые искорки в ее глазах.
Голубые глаза, голубее чем в моих воспоминаниях. Ресницы и волосы выгорели на солнце до белизны. В трещинах кожи уже виднелся живой, розовый цвет.
Я нахмурился.
– Ты должна только отдыхать. Никаких разговоров.
– Я выживу, Тигр… даже если у тебя песок в голове, потому что ты повел меня в Пенджу.
– Ты слышала наш разговор, – это прозвучало как обвинение.
– Я слышала все, – ответила она. – Я часто просыпалась, – голубые глаза заблестели от слез. Смутившись, она попыталась отвернуться.
– Все нормально, – я заторопился ее успокоить. – Я не считаю тебя слабой… по крайней мере эта не та слабость, которой нужно стыдиться. Ты просто устала бороться с песчаной болезнью.
Она с трудом сглотнула, горло дернулось и старая кожа треснула.
– Даже когда я была без сознания, я знала, что ты здесь. И… что-то говорило мне, что ты будешь около меня, когда я приду в себя.
Я совершенно смутился и небрежно пожал плечами.
– Ну да… Я же не мог тебя бросить. Я хочу сказать, ты платишь мне, чтобы я довел тебя до Джулы. Я не мог просто повернуться и уйти. Тогда вся моя репутация полетела бы в аиды.
– А танцор меча никогда не отказывается от золота, – в ее голосе прозвучала ирония.
Я ухмыльнулся, чувствуя себя гораздо лучше, чем в последние дни.
– Ты конечно понимаешь, теперь мне придется поднять цену, правильно? Я же говорил, что беру в зависимости оттого, сколько раз спасаю жизнь клиенту.
– Только раз.
– Три раза.
– Три!
Я начал демонстративно загибать пальцы.
– Песчаный тигр. Ханджи. Ну и это спасение.
Она посмотрела на меня со всей яростью, на которую была способна в таком состоянии.
– Во-первых, из-за тебя мы заблудились.
– Это из-за Ханджи. Я тут не при чем.
– Ты не имеешь никакого отношения к тому, что нас нашли Салсет, – отрезала она. – Это была воля богов, – она помолчала и добавила: – Моих.
Я сморщился.
– Поспорим об этом когда доедем до Джулы. И кроме того, не исключено, что придется спасти тебя еще несколько раз. Тогда цена взлетит еще выше.
– А ты ничего не забыл? Ханджи забрали все мое золото, – ее глаза блестели. – Мне нечем тебе платить.
– Ну тогда давай выработаем другое соглашение, – я подарил ей широкую, приглашающую улыбку.
Она прошипела что-то в мой адрес на своем непереводимом Северном языке, а потом слабо засмеялась.
– Может быть мы выработаем другое соглашение. Потом.
Предвкушая приятные условия договора, я солидно кивнул и заулыбался.
Дел вздохнула.
– Северяне, Южане… Все вы одинаковые.
– Кто мы?
– Мужчины.
– У тебя бред от песчаной болезни.
– Это бред от жизни, – парировала она, потом добавила мягче. – Расскажешь мне?
– О чем?
Она не сводила с меня глаз.
– О твоей жизни с Салсет.
Ощущение было такое, будто меня ударили в живот. Я мог говорить с Сулой о моем прошлом – она его сама видела – но рассказывать об этом постороннему человеку я не собирался. Даже Сула была очень аккуратна в беседах со мной, понимая, что я переживал. Но голубые глаза Дел смотрели настойчиво (и помня, что она только что прошла через свои аиды) я подумал, что может быть стоило ей все рассказать.
Я открыл рот. И тут же закрыл его.
– Это личное, – пробормотал я.
– Она говорила, что таким тебя сделало твое прошлое. Я знаю, какой ты и хочу знать, каким ты был.
Напряжение сводило тело. По новой коже заструился пот.
– Не могу.
Глаза Дел медленно закрылись, веки еще казались ей слишком тяжелыми.
– Я доверила тебе мою жизнь. Ты оказался достойным человеком. Я знаю, чего ты хочешь от меня, Тигр… на что ты надеешься… Ты умело скрываешь это, но глаза тебя выдают. Большинство мужчин и не пытаются скрыть, – уголки ее рта чуть приподнялись, как будто она хотела криво улыбнуться. – Скажи мне, кем ты был, чтобы я знала, кто ты.
– Аиды, Дел… если просто хочешь вести со мной вежливую беседу, найди другую тему.
– А ты считаешь, что с тобой можно вести вежливую беседу? – хотя и с трудом, но Дел улыбнулась. – Это твое племя, Тигр. Ты не рад снова видеть их?
Я вспомнил, как важны были для Северян родственные отношения. Они привели ее сюда, они заставляли ее преодолевать трудности, перед которыми отступили бы большинство мужчин и женщин.
– Я не Салсет, – ровно сказал я, считая, что этим ничего не выдам. – Никто не знает, кто я.
– Но Салсет воспитали тебя. Это для тебя что-нибудь значит?
– Значит. Значит, – неожиданно это вырвалось из моего рта потоком злобной горечи. – Да, они воспитали меня… в аиды, Дел, воспитали как чулу, – я хотел выплюнуть это слово, чтобы никогда больше не чувствовать на языке его ядовитый вкус. – Это слово означает раб, Дел. У меня даже не было имени.
Ее глаза широко раскрылись.
– Раб!
Я вглядывался в ее изумленное лицо, опасаясь увидеть отвращение (в Пендже рабство – позор, от которого избавляет только смерть), но видел только ужас, не меньший чем мой. Она смотрела на меня сочувственно и внимательно.
Может на Севере и нет рабства (или они не считают его чем-то страшным), но рабство на Юге, особенно в Пендже, гарантирует жизнь, полную страданий и унижений. Раб нечистый. То, как он живет, жизнью назвать нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70