— Бет-Шан, — повторил Самсон упрямо, — ты забыл о Бет-Шане. Там ведь я не поджигал. Этот огонь — из земли.
— Бет-Шан да Бет-Шан, — ответил Ярив с нетерпением, и даже привзвизгнул, — я тебе говорю разумные доводы, а ты повторяешь одно слово.
— Это не слово, а крепость. Крепости строят тогда, когда есть умысел. Если одна в Экроне, а другая в Бет-Шане, значит, хотят овладеть всей областью между Экроном и Бет-Шаном. Это не только Дан; это и Ефрем, и Манассия.
Ярив был очень недоволен; что-то забормотал, даже совсем неожиданно для всех поскреб затылок
— очевидно в большой забывчивости; наконец, угрюмо заявил:
— Князь говорит: не пойдем, — и отвернулся.
— Сколь прекрасны два языка твои, Ефрем!
— воскликнул Хаш-Баз. — Слышали вы этого посла? То он поет величаво, как царедворец из Сидона; то визжит, как туземная торговка на рынке. Два языка у Иосифа, два и больше. Когда ефремлянка Дебора прислала гонцов к Вениамину за помощью, старосты наши тоже спросили: что за дело Вениамину до Хацора? Тогда ефремляне говорили совершенно как ты, Самсон, — точь-в-точь, как ты теперь. А при дележе добычи, когда нас обсчитали, язык уже был другой. А сегодня третий.
Самсон обратился к нему:
— Может быть, у Вениамина зато один язык: что говорит Вениамин?
Мерав из Мицпы раскрыл рот, поднял брови, выпучил глаз, развел руками:
— О чем?
— Пойдете?
— Куда?
— С Даном, на филистимлян.
— Это что за новизна? Зачем? У Самсона лицо вдруг налилось кровью; он сказал медленно, негромко и настойчиво:
— Ты мой гость; но худо будет, если я подумаю, что ты смеешься. Отвечай по-людски.
Одноглазый внимательно посмотрел на него, прицениваясь; сообразил, что издеваться дальше опасно, это не Ярив и не Иорам; но язвить можно. Он ответил:
— Непонятно вы судите в земле Дана; и память у вас дырявая. На филистимлян? С Даном? Почему? Не из Экрона филистимского пришли, год тому назад, разбойники в наше село Хереш, угнали овец и перебили народ: пришли они из Шаалаввима и назвались цоранами. Экрон нас не трогал. А затронет — сами справимся. Волком вы прозвали Вениамина, и пускай. Волк сам себя защищает; не пойдем кланяться за помощью ни к козлам, ни к ослам, ни к баранам.
Страстно захотелось Самсону схватить их всех за бороды, пачкой, в одну руку, и стукнуть головами об утес; но они пришли по его приглашению. Молча он встал, поклонился и вышел.
У входа в пещеру жирный юноша, слуга ХашБаза, причесывал гребнем волосы и зевал. Увидя Самсона, он сказал томно и тягуче:
— Благодарение Молоху, кончили. Где ты, Мерав? Мне скучно.
Так остался Дан, среди всех колен, один лицом к лицу с могучим соседом.
— Хорошо, — подумал Самсон, когда прошел его гнев. — И еще лучше: один Самсон, изо всего Дана.
Еще накануне он думал собрать войско, превратить весь край в военный лагерь. Но теперь это не имело смысла. Все — это сила; часть только помеха. А сильнейшая сила — один. Ангел, пришедший к его матери, знал это. «Назорей» значит отшельник: рожден не как все, живет не как все, творит суд не по обычаю, веселится почужому, воюет в одиночку и умирает по-своему.
Большинство шакалов, услышав о его приходе, вернулись к нему в Цору; но не все.
— А где Мевуннай? Где Нимши, Цалаф, Азур? Мевуннай женился; Цалаф получил наследство; Азур обиделся за то, что выдали Гуша и Ягира, и сказал: «Это не мой народ»; Нимши просто передумал.
— И вы ступайте все по домам, — сказал Самсон. — За прошлое спасибо, а дальше нам не по пути.
Они разошлись; только Нехуштан не тронулся.
— Ты не слышал моего приказа? — спросил Самсон.
Нехуштан ответил вопросом, очень спокойно:
— Разве я раб твой?
— Нет.
— Что же мне за дело до твоих приказов? Я остаюсь.
Глава XXI. ДОМ И ЧУЖБИНА
Десять лет или больше был Самсон судьей и пугалом у Дана, грозой и любимцем у Филистии.
В земле Дана произошли за это время большие перемены. Стало просторнее, много народу ушло на север, и ежегодно уходили новые. Там они сожгли город Лаиш и потом сами жалели, что сожгли: пришлось строить заново. И с туземцами поступили на первых порах нерассудительно: перебили не только аморреев, от которых, в самом деле, не могло быть никакой пользы, но и хиввейцев, которые, при хорошей хозяйской палке, давали прилежных рабов. Потом пришлось учинить большой набег на соседние земли Ашера и Нафтали и угнать оттуда гуртом несколько деревень туземцев с женами, детьми и скотом. Из-за этого была война с Ашером — впрочем, небольшая. Но пока все это улаживалось, жить на выселках было трудно; как предвидел Самсон, многие вернулись, обзывая глупцами встречных, которые плелись с поклажей на север. Самсону это надоело.
— Сам буду отбирать, кому идти, а кому оставаться, — объявил он однажды.
Права на это он не имел; но Дан уже стал привыкать к парадоксальности его решений: к тому, что из них часто все-таки выходила какаято польза. И люди, думавшие о переселении на север, стали приходить к нему за спросом. Присмотревшись несколько раз, кого он отбирает, старики Цоры, по обыкновению, покачали головами. Когда приходил человек толковый, расторопный, явно добрый хозяин, Самсон ему по большей части приказывал остаться; а бессмысленный сброд, таких, что уже три раза начинали разные дела и бросали, не доделав, отпускал охотно.
— Для нас-то здесь оно лучше, — сказали ему старосты, — но честно ли это перед северянами?
— Честно, — ответил Самсон. — Хорошие люди разборчивы. Новая страна — как песок: пшеницу на нем не посеешь, а репейник можно.
Около того времени пригнали к нему много народу на суд. Были среди них воры и один убийца. Обыкновенно Самсон тут же производил расправу. На этот раз он велел всех осужденных связать и бросить в яму. Когда суды кончились, их опять к нему вывели. Самсон им сказал:
— Выбирайте: или палки — а тебе камни, — или ступайте на север; и если вернетесь — смерть.
Они предпочли, конечно, север. И опять возмутились старики.
В конце концов, оказался прав Самсон: суровая жизнь и короткая расправа нового края скоро отучила воров от проказ, а ловкость рук и энергия осталась и пошла впрок — у тех, которые выжили.
Из люда честного он отпускал охотно или холостых или давно женатых, но молодоженам запрещал трогаться с места.
— Дозволь нам уйти, судья, — просил один из них и при этом указал пальцем на жену, задорно скалившую зубы. — Смотри, что за грудь и бока — она выносливая. Ты отощалых старух отпускал, а ее не отпустишь?
— Не отпущу, — сказал Самсон. — Она тебя загрызет. Куда не ходят коробейники, там не житье мужу молодицы.
Только одному цоранину с молодой женою разрешил Самсон уйти на север; женщину звали Карни.
Легче стало жить на границе вениаминовой. В Хереше, главном гнезде овечьих воров, вообще не осталось ни вора, ни честного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83