– Это что за самобичевание?! Вы, Федор Матвеич, не слушайте его. Вздор понес.
– Да ничего, – проговорил Игорь. – Ничего… Мои проблемы.
Палыч качнул головой, хотел что-то сказать по этому поводу, однако сдержался. Сказал другое:
– Ну ладно. А что по второму фигуранту?
– Тут порядок! – Федор Матвеевич стал сосредоточенным. – Что надо, выяснил про этого вашего…
– Пока не нашего…
– Ну да, ну да… Фамилия у него – Огарков.
– Замечательная фамилия, – сострил Палыч, но Федор Матвеевич иронии не понял и деловито продолжил:
– А зовут Лев Евгеньевич. Кандидат наук. Сам он из института психологии.
– Лев Огарков! – Тут на лице Палыча выразился прямо-таки иронический максимум. – Какое яркое сочетание! Ты слыхал, Игорь?
– Да ничего особенного. – Игорь рассеянно пожал плечами. – Мне, например, встречалось такое: Лев Мухин.
– Да ладно, шут с ним, Огарков так Огарков. Из института психологии, говорите?
– Оттуда.
– Ясно. Где этот институт находится, знаешь, Игорь?
– Нет.
– А вы не спросили, Федор Матвеевич?
Федор Матвеевич так и обомлел. И сокрушенно расставил руки: точно, мол, русский человек задним умом крепок.
– И сами не знаете?
Федор Матвеевич поник еще сокрушеннее.
Хитрая улыбка загуляла по физиономии Коренькова.
– А я… знаю! – И он рассмеялся окончательно. – Ха-ха! Один-ноль в мою пользу.
– Да что ты, Палыч, – сказал с досадой Игорь и встал. – Припадок остроумия нашел некстати… Давай-ка лучше думать, что делать…
ГЛАВА 4
– Садись, – хмуро кинул Смолянинов, и Богачев сел. Деликатно опустился на стул, ничем не скрипнув, не шумнув, почти беззвучно.
Смолянинов листал, держа в руках, личное дело Игоря Артемьева – тоненькую папочку в несколько листов: заявление, анкета, результаты психологических тестов и выводы экспертов. Там, в этих выводах, понятные только посвященным условные фразы указывали на особые качества объекта: как поддается зомбированию, каковы его данные для дальнейшей разработки. У Артемьева все эти параметры, согласно тестам, были в норме: и зомбируется, дескать, и должен разрабатываться…
– Шляпы, – зло буркнул Смолянинов, бросил папку на стол. Поднял сумрачный взгляд на Богачева, молча смотрел. Тот не выдержал взгляд. Тогда босс спросил:
– А этот… второй?
– Кореньков Александр Павлович, – четко ответил Богачев. – Он у нас… по договору, но кое-что мы о нем выяснили. Вот.
Из своей папки он вынул листок – напечатанную на компьютере биографию Палыча. Смолянинов с недовольным выражением взял его, проглядел бегло.
– И какие из этого выводы? – спросил, продолжая изучать текст.
Богачев кашлянул.
– Отработали его связи. Ну, практически и связей никаких нет. Один, друзей близких нет. С бывшей женой давным-давно не контачит. Даже любовницы нет постоянной. – Тут он позволил себе покривить себе рот в ухмылке. – По девкам ходит, по плотным. По работам его прошлись… ничего нет особенного.
Смолянинов тоже ухмыльнулся, хотя на подчиненного и не смотрел.
– Вот за что я тебя ценю, Богачев, – заговорил он, – так за органическое отсутствие мысли. Особями хомо сапиенс, которые умеют обходиться только спинным мозгом, не задействуя головной, надо дорожить. Это исключительно полезные экземпляры. Вот я и дорожу…
Багачев всегда выслушивал колкости и издевательства шефа бесстрастно, с каменным лицом. И сейчас он среагировал на эти утонченные язвительности так же. То есть никак.
Смолянинов резко поднял глаза.
– Почему он бросил институт? На четвертом курсе? Так вот – пришла блажь, взял и бросил? Заместитель едва видно двинул плечом.
– Выясним.
Смолянинов вроде хотел что-то сказать, но передумал. Только ртом дернул брезгливо.
– Ладно. Кто еще потенциально опасен? Как носитель информации?.. Почему они оказались у цыган?
Голос Богачева прозвучал размеренно и негромко:
– Я могу только предполагать…
– А, ты еще и предполагать можешь…
– Могу, – подтвердил Богачев столь же невозмутимо.
– Ну, предполагай.
– Я предполагаю, что этот Кореньков ремонтировал, или настраивал там, всякую краденую аудио-видеотехнику. Он действительно в электронике спец. На этой почве он с ними и контачил, Но с кем именно, выяснить не представляется возможным. У цыган ведь в этом плане круговая порука, сами знаете…
– Знаю, – оборвал Смолянинов. Насупился. Замолчал. Молчал и Богачев. Тишина эта тянулась долго, минуты три. Затем Смолянинов спросил:
– Как того сморчка звали… который у нас по цыганам работал?..
Как того звали, он прекрасно помнил. И Богачев знал, что он помнит. И тем не менее ответил совершенно в тон:
– Огарков Лев Евгеньевич.
Смолянинов покивал головой, как бы задумчиво.
– Да-да, Огарков… Дрянной ведь человечишка оказался, а?
И посмотрел прямо в глаза подручного, плотно, со смыслом. Тот чуть кивнул в ответ:
– Сопля.
Вновь помолчали. Смолянинов побарабанил пальцами по столешнице.
– Он нам еще понадобится?
– Вам виднее, – дипломатично отозвался Богачев.
Смолянинов поднялся, подошел к вделанному в стену мини-бару, плеснул себе виски, не предлагая собеседнику. Аккуратно выцедил жгучий напиток.
– Виднее, верно, – согласился он и закрыл бар. Вернулся, сел. – Так ты его найди, – предложил он и вновь глянул так же плотно.
– Найду, – ответил Богачев спокойно.
– Ну-ну, – сказал Смолянинов. – Ищи. Богачев встал.
– Других приказаний не будет?
– Нет, – буркнул шеф, не глядя на стоящего. Тот помедлил секунду-другую.
– Насчет Коренькова… выяснять?
– Оставь. – В голосе мелькнуло раздражение.
– Есть. Разрешите идти?
– Разрешаю, разрешаю! Тоже мне, знаток этикета… Доложишь по мобильному.
Тот ушел. А Смолянинов по его уходу встал, подошел к тому окну, в которое он смотрел утром, и опять смотрел, долго, недвижным взором, тяжело поводя челюстями.
ГЛАВА 5
Богачев, выйдя из особняка, сел в машину и сразу позвонил по мобильнику,
– Это я, – сказал он сухо, когда ответили. – В двенадцать на площадке. Быть вдвоем.
И отключился.
Посидел, глядя пустыми глазами перед собой. Потом медленно вымолвил:
– Сволочь, – и завел мотор.
До двенадцати было целых полчаса. До площади – десять минут езды. Поэтому Богачев не спеша прокатился на своей “тойоте” по тихим улицам, одному ему ведомым маршрутом. Но все равно времени оставалось много, пришлось заехать во двор: являться на рандеву раньше времени ни к чему. Остановился, достал блокнот, коротко что-то черкнул в нем. Это заняло у него секунд пять, после чего он спрятал блокнот, положил руки на руль и сидел прямо и неподвижно, как сфинкс. Когда до двенадцати ноль-ноль осталось сорок секунд, он пустил двигатель и выехал со двора.
“Площадкой” в городском обиходе именовалось место, когда-то действительно бывшее площадью, а потом застроившееся, изменившееся и нынче представляющее собой аппендикс небольшой улицы, утыкающейся в глухой забор воинской части.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– Да ничего, – проговорил Игорь. – Ничего… Мои проблемы.
Палыч качнул головой, хотел что-то сказать по этому поводу, однако сдержался. Сказал другое:
– Ну ладно. А что по второму фигуранту?
– Тут порядок! – Федор Матвеевич стал сосредоточенным. – Что надо, выяснил про этого вашего…
– Пока не нашего…
– Ну да, ну да… Фамилия у него – Огарков.
– Замечательная фамилия, – сострил Палыч, но Федор Матвеевич иронии не понял и деловито продолжил:
– А зовут Лев Евгеньевич. Кандидат наук. Сам он из института психологии.
– Лев Огарков! – Тут на лице Палыча выразился прямо-таки иронический максимум. – Какое яркое сочетание! Ты слыхал, Игорь?
– Да ничего особенного. – Игорь рассеянно пожал плечами. – Мне, например, встречалось такое: Лев Мухин.
– Да ладно, шут с ним, Огарков так Огарков. Из института психологии, говорите?
– Оттуда.
– Ясно. Где этот институт находится, знаешь, Игорь?
– Нет.
– А вы не спросили, Федор Матвеевич?
Федор Матвеевич так и обомлел. И сокрушенно расставил руки: точно, мол, русский человек задним умом крепок.
– И сами не знаете?
Федор Матвеевич поник еще сокрушеннее.
Хитрая улыбка загуляла по физиономии Коренькова.
– А я… знаю! – И он рассмеялся окончательно. – Ха-ха! Один-ноль в мою пользу.
– Да что ты, Палыч, – сказал с досадой Игорь и встал. – Припадок остроумия нашел некстати… Давай-ка лучше думать, что делать…
ГЛАВА 4
– Садись, – хмуро кинул Смолянинов, и Богачев сел. Деликатно опустился на стул, ничем не скрипнув, не шумнув, почти беззвучно.
Смолянинов листал, держа в руках, личное дело Игоря Артемьева – тоненькую папочку в несколько листов: заявление, анкета, результаты психологических тестов и выводы экспертов. Там, в этих выводах, понятные только посвященным условные фразы указывали на особые качества объекта: как поддается зомбированию, каковы его данные для дальнейшей разработки. У Артемьева все эти параметры, согласно тестам, были в норме: и зомбируется, дескать, и должен разрабатываться…
– Шляпы, – зло буркнул Смолянинов, бросил папку на стол. Поднял сумрачный взгляд на Богачева, молча смотрел. Тот не выдержал взгляд. Тогда босс спросил:
– А этот… второй?
– Кореньков Александр Павлович, – четко ответил Богачев. – Он у нас… по договору, но кое-что мы о нем выяснили. Вот.
Из своей папки он вынул листок – напечатанную на компьютере биографию Палыча. Смолянинов с недовольным выражением взял его, проглядел бегло.
– И какие из этого выводы? – спросил, продолжая изучать текст.
Богачев кашлянул.
– Отработали его связи. Ну, практически и связей никаких нет. Один, друзей близких нет. С бывшей женой давным-давно не контачит. Даже любовницы нет постоянной. – Тут он позволил себе покривить себе рот в ухмылке. – По девкам ходит, по плотным. По работам его прошлись… ничего нет особенного.
Смолянинов тоже ухмыльнулся, хотя на подчиненного и не смотрел.
– Вот за что я тебя ценю, Богачев, – заговорил он, – так за органическое отсутствие мысли. Особями хомо сапиенс, которые умеют обходиться только спинным мозгом, не задействуя головной, надо дорожить. Это исключительно полезные экземпляры. Вот я и дорожу…
Багачев всегда выслушивал колкости и издевательства шефа бесстрастно, с каменным лицом. И сейчас он среагировал на эти утонченные язвительности так же. То есть никак.
Смолянинов резко поднял глаза.
– Почему он бросил институт? На четвертом курсе? Так вот – пришла блажь, взял и бросил? Заместитель едва видно двинул плечом.
– Выясним.
Смолянинов вроде хотел что-то сказать, но передумал. Только ртом дернул брезгливо.
– Ладно. Кто еще потенциально опасен? Как носитель информации?.. Почему они оказались у цыган?
Голос Богачева прозвучал размеренно и негромко:
– Я могу только предполагать…
– А, ты еще и предполагать можешь…
– Могу, – подтвердил Богачев столь же невозмутимо.
– Ну, предполагай.
– Я предполагаю, что этот Кореньков ремонтировал, или настраивал там, всякую краденую аудио-видеотехнику. Он действительно в электронике спец. На этой почве он с ними и контачил, Но с кем именно, выяснить не представляется возможным. У цыган ведь в этом плане круговая порука, сами знаете…
– Знаю, – оборвал Смолянинов. Насупился. Замолчал. Молчал и Богачев. Тишина эта тянулась долго, минуты три. Затем Смолянинов спросил:
– Как того сморчка звали… который у нас по цыганам работал?..
Как того звали, он прекрасно помнил. И Богачев знал, что он помнит. И тем не менее ответил совершенно в тон:
– Огарков Лев Евгеньевич.
Смолянинов покивал головой, как бы задумчиво.
– Да-да, Огарков… Дрянной ведь человечишка оказался, а?
И посмотрел прямо в глаза подручного, плотно, со смыслом. Тот чуть кивнул в ответ:
– Сопля.
Вновь помолчали. Смолянинов побарабанил пальцами по столешнице.
– Он нам еще понадобится?
– Вам виднее, – дипломатично отозвался Богачев.
Смолянинов поднялся, подошел к вделанному в стену мини-бару, плеснул себе виски, не предлагая собеседнику. Аккуратно выцедил жгучий напиток.
– Виднее, верно, – согласился он и закрыл бар. Вернулся, сел. – Так ты его найди, – предложил он и вновь глянул так же плотно.
– Найду, – ответил Богачев спокойно.
– Ну-ну, – сказал Смолянинов. – Ищи. Богачев встал.
– Других приказаний не будет?
– Нет, – буркнул шеф, не глядя на стоящего. Тот помедлил секунду-другую.
– Насчет Коренькова… выяснять?
– Оставь. – В голосе мелькнуло раздражение.
– Есть. Разрешите идти?
– Разрешаю, разрешаю! Тоже мне, знаток этикета… Доложишь по мобильному.
Тот ушел. А Смолянинов по его уходу встал, подошел к тому окну, в которое он смотрел утром, и опять смотрел, долго, недвижным взором, тяжело поводя челюстями.
ГЛАВА 5
Богачев, выйдя из особняка, сел в машину и сразу позвонил по мобильнику,
– Это я, – сказал он сухо, когда ответили. – В двенадцать на площадке. Быть вдвоем.
И отключился.
Посидел, глядя пустыми глазами перед собой. Потом медленно вымолвил:
– Сволочь, – и завел мотор.
До двенадцати было целых полчаса. До площади – десять минут езды. Поэтому Богачев не спеша прокатился на своей “тойоте” по тихим улицам, одному ему ведомым маршрутом. Но все равно времени оставалось много, пришлось заехать во двор: являться на рандеву раньше времени ни к чему. Остановился, достал блокнот, коротко что-то черкнул в нем. Это заняло у него секунд пять, после чего он спрятал блокнот, положил руки на руль и сидел прямо и неподвижно, как сфинкс. Когда до двенадцати ноль-ноль осталось сорок секунд, он пустил двигатель и выехал со двора.
“Площадкой” в городском обиходе именовалось место, когда-то действительно бывшее площадью, а потом застроившееся, изменившееся и нынче представляющее собой аппендикс небольшой улицы, утыкающейся в глухой забор воинской части.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58