— Это поистине великое открытие.
— По такому случаю завтра я тебя угощу стаканом вина, — с серьезным видом сказал Аввакум и протянул ему руку.
Подходя к дому Балабаницы, он заметил у забора Надки незнакомого мужчину — тот стоял возле калитки и курил сигарету. Аввакум нагнулся, чтобы очистить от грязи ботинки.
— Вас зовут Асен? — спросил его незнакомый. Мое имя Петр, — ответил Аввакум.
Они поговорили минуту-две, потом Аввакум поднялся к себе в комнату. Он запер дверь на ключ, вынул передатчик и передал в Софию радиограмму.
«Весьма срочно. Распорядитесь, чтобы сегодня вечером, без четверти десять, над Карабаиром кружил самолет. Повторяю…»
Закончив передачу, он сел за стол, достал листок с английским стихотворением, блокнот, где записано, как пользоваться ключом, и начал терпеливо составлять сложную шифрограмму; получилось пять колонок пятизначных чисел.
В сенях давно хлопотала Балабаница. Он открыл дверь и вышел на лестницу.
— Ты не спустишься сюда? — спросила Балабаница.
— Нет, — сказал Аввакум и зевнул. — Сегодня я столько отмахал пешком! Лазил на Карабаир! — Он снова зевнул и добавил: — Так чго я лягу спать, милая хозяюшка, а завтра вечером мы с тобой разведем большой огонь и будем болтать до первых петухов.
Он снова запер дверь, еще раз проверил шифрограмму, затем погасил свет и закурил трубку.
В ветвях сосны за окном шумел ветер. Пошел дождь.
Минуты текли медленно. Ему казалось, что они ползут как черепахи. Чтобы не заснуть, он проглотил две таблетки кофеина.
Было без двадцати минут десять. Он раскрыл обе створки окна, сел у передатчика и прислушался. Дождь о чем-то шептался со старой сосной.
Часы фосфоресцирующими стрелками гипнотизировали его. Их механизм, отсчитывая секунды, как будто учащал биение его сердца.
Точно без пятнадцати десять послышался далекий гул. Он то нарастал, то становился слабее, то снова тревожно рокотал в притихшей темноте.
Над Карабаиром летел самолет.
Аввакум надел наушники, зажег фонарик и нажал на ключ. Через каждые три секунды он посылал в эфир условный сигнал. Звал ультракоротковолновую станцию, искал ее в ночи.
На лбу у него выступил холодный пот.
И когда он ощутил, как от напора крови готово разорваться сердце, мембран коснулись первые точки и тире ответных кодовых сигналов.
Аввакум сжал губы, вперил взгляд в шифрограмму и передал тайной радиостанции:
«Слушайте внимательно. Немедленно ликвидируйте археолога, не теряя ни минуты, еще до полуночи. Передатчик и шифр отдайте ветеринарному врачу. Прекратите всякую связь. Очистите свою квартиру. Подробности вам сообщит ваша жена. Конец. Повторяю…»
Дождь усилился, временами налетали порывы холодного северо-восточного ветра.
Аввакум отбежал на несколько шагов от старой сосны и приник к траве, головой к окну. Не прошло и трех минут, как у перелаза появилась фигура Ичеренского. Был он без пальто и без фуражки. Подойдя к дереву, он постоял под ним немного и начал быстро и бесшумно взбираться вверх. Достигнув уровня окна, он приподнялся и заглянул в комнату, потом протянул к окну руку.
Сквозь тихий шум дождя слуха Аввакума достигли отрывистые металлические щелчки.
«Стреляет в меня из бесшумного пистолета», — подумал Аввакум. Ичеренский спустился с сосны так же ловко, как и взобрался, и, не оглядываясь, устремился обратно к перелазу.
28
В это время я сидел у себя в комнате, как говорится, в трепет ном ожидании. Не то чтобы меня одолевал страх от того, что могло случиться, нет. Просто было холодно, и я озяб, сидя на стуле. У меня тряслись лаже колени и плечи. Я всегда дрожу, когда холодно.
Сегодня после обеда Аввакум страшно удивил меня. Он пришел ко мне и прямо, без обиняков, спросил, готов ли я оказать небольшую помощь в спасении невинного человека.
Я тут же изъявил согласие, хотя и почувствовал при этом, как у меня защемило сердце.
Тогда Аввакум вынул свое служебное удостоверение, поднес мне его к глазам, и я добросовестно прочитал, что в нем значилось.
Но от того, что я прочитал в его удостоверении, щемящая боль в моем сердце ее только не ослабла, а как будто удвоилась. В этот день я, видимо, слишком переутомился на работе.
Но у Аввакума настроение было хорошее. Он предложил мне сесть (хотя я сам должен был предложить ему стул) и сказал:
— Будем говорить как мужчины и как коммунисты. Дело это довольно опаснее, но если к нему отнестись с душой, то все кончится благополучно.
— Конечно, ведь речь идет о спасении невинного человека, не так ли? — сказал я. — Можешь на меня рассчитывать.
Он закурил, и, хотя я не курю, рука моя тоже потянулась к его сигаретам. Мне просто хотелось составить ему компанию. Так приятнее.
— Итак, — сказал Аввакум, нахмурив брови, — ты не должен выходить из дому до тех пор, пока все не будет полностью завершено. Скоро к тебе придет человек, он будет твоим гостем до десяти часов. Этот человек принесет с собой маленький аппаратик, который ты не мешай ему поставить туда, куда он сочтет нужным.
— Конечно, я не стану мешать, — сказал я. Потом спросил: — А хозяева? Бай Спиридон и тетка Спиридоница?
Аввакум усмехнулся.
— Я позабочусь, чтобы эти милые люди провели время где-нибудь и другом месте. До десяти часов вечера тут будет полное спокойствие. А как пробьет десять, твой гость перейдет в комнату напротив, и ты останешься один.
— Ладно, — сказал я, и снова мое сердце сжалось от неприятного предчувствия.
— И вот тогда начнутся твои испытания, — сказал Аввакум. — Но они продлятся недолго. К тебе явится один наш общий знакомый. В руках у него, вероятно, будет сверток. Запомни, дорогой, ты должен изображать абсолютное спокойствие и делать вид, что ты его ждал как дорогого и приятного гостя… Когда наш общий знакомый вручит тебе сверток, ты спросишь у него: «Сумел разделаться с тем хитрецом?» Смысл этого вопроса таков: сумел ли он разделаться со мной, с археологом, понимаешь?.. В дальнейшем режиссуру я приму на себя!
Итак, я сидел в комнате, посматривал на часы и дрожал от холода. Мой гость установил нечто вроде магнитофона у меня под кроватью, — услышав шаги второго моего визитера, я должен был тут же дернуть за проволочку, спрятанную под одеялом.
Около одиннадцати я услышал шаги во дворе, и кто-то тихо постучал в оконное стекло. Я вскочил со стула, потянул за проволоку и открыл дверь.
И едва удержался на ногах: передо мной стоял Боян Ичеренский.
— Погаси лампу — прошептал он. Я погасил лампу.
— Не беспокойтесь, — сказал я. — Бай Спиридона и Спиридоницы нет дома.
— А почему их нет? — зловещим шепотом спросил Ичеренский.
— Повезло! — ответил я. запирая за ним дверь. — Их пригласили в Луки на свадьбу.
Ичеренский положил на пол какой-то тяжелый предмет и глубоко вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— По такому случаю завтра я тебя угощу стаканом вина, — с серьезным видом сказал Аввакум и протянул ему руку.
Подходя к дому Балабаницы, он заметил у забора Надки незнакомого мужчину — тот стоял возле калитки и курил сигарету. Аввакум нагнулся, чтобы очистить от грязи ботинки.
— Вас зовут Асен? — спросил его незнакомый. Мое имя Петр, — ответил Аввакум.
Они поговорили минуту-две, потом Аввакум поднялся к себе в комнату. Он запер дверь на ключ, вынул передатчик и передал в Софию радиограмму.
«Весьма срочно. Распорядитесь, чтобы сегодня вечером, без четверти десять, над Карабаиром кружил самолет. Повторяю…»
Закончив передачу, он сел за стол, достал листок с английским стихотворением, блокнот, где записано, как пользоваться ключом, и начал терпеливо составлять сложную шифрограмму; получилось пять колонок пятизначных чисел.
В сенях давно хлопотала Балабаница. Он открыл дверь и вышел на лестницу.
— Ты не спустишься сюда? — спросила Балабаница.
— Нет, — сказал Аввакум и зевнул. — Сегодня я столько отмахал пешком! Лазил на Карабаир! — Он снова зевнул и добавил: — Так чго я лягу спать, милая хозяюшка, а завтра вечером мы с тобой разведем большой огонь и будем болтать до первых петухов.
Он снова запер дверь, еще раз проверил шифрограмму, затем погасил свет и закурил трубку.
В ветвях сосны за окном шумел ветер. Пошел дождь.
Минуты текли медленно. Ему казалось, что они ползут как черепахи. Чтобы не заснуть, он проглотил две таблетки кофеина.
Было без двадцати минут десять. Он раскрыл обе створки окна, сел у передатчика и прислушался. Дождь о чем-то шептался со старой сосной.
Часы фосфоресцирующими стрелками гипнотизировали его. Их механизм, отсчитывая секунды, как будто учащал биение его сердца.
Точно без пятнадцати десять послышался далекий гул. Он то нарастал, то становился слабее, то снова тревожно рокотал в притихшей темноте.
Над Карабаиром летел самолет.
Аввакум надел наушники, зажег фонарик и нажал на ключ. Через каждые три секунды он посылал в эфир условный сигнал. Звал ультракоротковолновую станцию, искал ее в ночи.
На лбу у него выступил холодный пот.
И когда он ощутил, как от напора крови готово разорваться сердце, мембран коснулись первые точки и тире ответных кодовых сигналов.
Аввакум сжал губы, вперил взгляд в шифрограмму и передал тайной радиостанции:
«Слушайте внимательно. Немедленно ликвидируйте археолога, не теряя ни минуты, еще до полуночи. Передатчик и шифр отдайте ветеринарному врачу. Прекратите всякую связь. Очистите свою квартиру. Подробности вам сообщит ваша жена. Конец. Повторяю…»
Дождь усилился, временами налетали порывы холодного северо-восточного ветра.
Аввакум отбежал на несколько шагов от старой сосны и приник к траве, головой к окну. Не прошло и трех минут, как у перелаза появилась фигура Ичеренского. Был он без пальто и без фуражки. Подойдя к дереву, он постоял под ним немного и начал быстро и бесшумно взбираться вверх. Достигнув уровня окна, он приподнялся и заглянул в комнату, потом протянул к окну руку.
Сквозь тихий шум дождя слуха Аввакума достигли отрывистые металлические щелчки.
«Стреляет в меня из бесшумного пистолета», — подумал Аввакум. Ичеренский спустился с сосны так же ловко, как и взобрался, и, не оглядываясь, устремился обратно к перелазу.
28
В это время я сидел у себя в комнате, как говорится, в трепет ном ожидании. Не то чтобы меня одолевал страх от того, что могло случиться, нет. Просто было холодно, и я озяб, сидя на стуле. У меня тряслись лаже колени и плечи. Я всегда дрожу, когда холодно.
Сегодня после обеда Аввакум страшно удивил меня. Он пришел ко мне и прямо, без обиняков, спросил, готов ли я оказать небольшую помощь в спасении невинного человека.
Я тут же изъявил согласие, хотя и почувствовал при этом, как у меня защемило сердце.
Тогда Аввакум вынул свое служебное удостоверение, поднес мне его к глазам, и я добросовестно прочитал, что в нем значилось.
Но от того, что я прочитал в его удостоверении, щемящая боль в моем сердце ее только не ослабла, а как будто удвоилась. В этот день я, видимо, слишком переутомился на работе.
Но у Аввакума настроение было хорошее. Он предложил мне сесть (хотя я сам должен был предложить ему стул) и сказал:
— Будем говорить как мужчины и как коммунисты. Дело это довольно опаснее, но если к нему отнестись с душой, то все кончится благополучно.
— Конечно, ведь речь идет о спасении невинного человека, не так ли? — сказал я. — Можешь на меня рассчитывать.
Он закурил, и, хотя я не курю, рука моя тоже потянулась к его сигаретам. Мне просто хотелось составить ему компанию. Так приятнее.
— Итак, — сказал Аввакум, нахмурив брови, — ты не должен выходить из дому до тех пор, пока все не будет полностью завершено. Скоро к тебе придет человек, он будет твоим гостем до десяти часов. Этот человек принесет с собой маленький аппаратик, который ты не мешай ему поставить туда, куда он сочтет нужным.
— Конечно, я не стану мешать, — сказал я. Потом спросил: — А хозяева? Бай Спиридон и тетка Спиридоница?
Аввакум усмехнулся.
— Я позабочусь, чтобы эти милые люди провели время где-нибудь и другом месте. До десяти часов вечера тут будет полное спокойствие. А как пробьет десять, твой гость перейдет в комнату напротив, и ты останешься один.
— Ладно, — сказал я, и снова мое сердце сжалось от неприятного предчувствия.
— И вот тогда начнутся твои испытания, — сказал Аввакум. — Но они продлятся недолго. К тебе явится один наш общий знакомый. В руках у него, вероятно, будет сверток. Запомни, дорогой, ты должен изображать абсолютное спокойствие и делать вид, что ты его ждал как дорогого и приятного гостя… Когда наш общий знакомый вручит тебе сверток, ты спросишь у него: «Сумел разделаться с тем хитрецом?» Смысл этого вопроса таков: сумел ли он разделаться со мной, с археологом, понимаешь?.. В дальнейшем режиссуру я приму на себя!
Итак, я сидел в комнате, посматривал на часы и дрожал от холода. Мой гость установил нечто вроде магнитофона у меня под кроватью, — услышав шаги второго моего визитера, я должен был тут же дернуть за проволочку, спрятанную под одеялом.
Около одиннадцати я услышал шаги во дворе, и кто-то тихо постучал в оконное стекло. Я вскочил со стула, потянул за проволоку и открыл дверь.
И едва удержался на ногах: передо мной стоял Боян Ичеренский.
— Погаси лампу — прошептал он. Я погасил лампу.
— Не беспокойтесь, — сказал я. — Бай Спиридона и Спиридоницы нет дома.
— А почему их нет? — зловещим шепотом спросил Ичеренский.
— Повезло! — ответил я. запирая за ним дверь. — Их пригласили в Луки на свадьбу.
Ичеренский положил на пол какой-то тяжелый предмет и глубоко вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48