Ты понял?
— А что ты хотел? — Колодников недобро прищурился. — Помнишь, когда я тебя пытался за Василька прижать, ты мне свою философию толкал? Дескать, жизнь — это тот же спорт, кто сильнее, тот и победитель, он и наверху и имеет больше. А теперь ты толкуешь об обидах. Смешно, Аркадий Ильич. Вот захотел ты уйти в сторону, и что? Теперь наехали на тебя. И к кому ты пришел? К нам, к ментам поганым, прибежал. Я прав?
Антоша молчал, только сжал на столе свои пудовые кулачищи. И Колодников решил, что с нравоучениями пора заканчивать.
— Ну хорошо, с отступными Гусь действительно борщанул, — согласился он. — Но вы же с ним в одной упряжке сколько лет.
Аркадий снова торопливо разлил по рюмкам текилу.
— Я и говорю, — с жаром начал объяснять он. — Ты, говорю, не борзей, а то я тебе шею сверну! А он только хи-хи давит, попробуй, говорит. Без парней я его теперь не достану, а самому на мокруху идти что-то не в кайф. Знает, сука, что мне теперь садиться не с руки, сяду лет на десять, а что за это время с сыном будет? Попадется такой дружок, как Гусь, и хана парню. Могут на иглу подсадить.
А я этих наркошей не переношу.
— Вот ты как заговорил! А кто в город первый героин привез? Твоя ведь работа. Скажешь, нет?
Антоша опять поморщился.
— Гера — это кайф для толстых, у кого мошна тугая. Вся остальная плотва к цыганам бегает, за ханкой.
— Ну хорошо, так что тебе от меня-то надо?
— Ты ведь сейчас дело с той девкой крутишь, значит, непременно на хвост Гусю наступишь. То, что там его сынок повязан, — точно, но кроме того, там еще и ваш Мамон его прикрывает.
— А он-то с какого бока?
— Он же с Гусем в доле. Через Мамона гера поступает в город.
Колодников тряхнул головой, не веря своим ушам. Он чувствовал, как алкоголь мгновенно улетучивается из организма и мысли становятся ясными и четкими. Все, что он услышал, можно было назвать самой большой удачей оперативника в этой жизни. За крохи подобной информации он в свое время бился, как мог, но безрезультатно. Тогда он был «мент поганый». А теперь ему преподносят все на блюдечке с голубой каемочкой. Значит, сильно Антошу заело.
— Рассказывай, — сказал Колодников и удивился, что его голос звучит ровно и почти спокойно.
— Раз в месяц он ездит на Украину к родителям со своим этим толстым прапором. В машине у него оборудован тайничок в бензобаке.
— А ты откуда знаешь?
Аркадий ухмыльнулся:
— Ну а чьи парни в автосервисе делали ему этот тайник? Добраться до него можно, только разобрав полмашины. Он туда приезжает, ставит тачку в автосервис, якобы на ремонт, ему все упаковывают, и он плывет с грузом обратно. А изымают посылку так же в автосервисе, только уже в Кривове.
— Это в твоем?
— Ну да. В бывшем моем, — со взддхом признал Антоша. — Они с Гусем в последнее время закорефанились. Я как-то прозевал это, и зря.
— Кто? — не понял Андрей. — С кем покорефанился?
— Ну Мамон, кто ж еще. Даже дома в Демидовке рядом выстроили, а в заборе калиточка, так что никто не видит, как Гусь к вашему начальнику водку пить ходит. Каждый вечер у него сидит.
— Откуда знаешь?
— Знаю. Как ни позвоню ему вечерком, так Зойка непременно к Мамону отправляет.
— На что же купился Мамон?
— Жадный он слишком. Как цыгане его за тот дом купили, так и поехало. Я ему спецом одного кента с большой партией «пластилина» подсунул, а потом якобы выкупать подкатил. Квартирку ему оформил, сынок там его теперь живет. Но весь наш базар этот я снял на видео. А чтоб не гоношился сильно, предложил войти в долю. Тут он и клюнул, падла. Потом уж сам в раж вошел, тайничок-то он мне сам предложил сделать, все равно, говорит, мне туда каждый месяц мотаться. Долю себе за это выбил побольше. Он когда в Хохляндию катит, мундир не снимает, чтобы не останавливали и на таможне не проверяли. Ну что, много я тебе настучал?
— Да, весьма. И что я тебе за это должен? Отмазать от гусевского выкупа?
Антоша равнодушно махнул рукой:
— Хрен с ним, с выкупом. Бабки у меня есть — в Железногорске я давно уже три магазина прикупил, две пекарни. Капает потихоньку, на жизнь хватает. За жлобство обидно, прищеми их, опер. Сможешь?
— А не боишься что Гусь тебя потом за Василька сдаст?
— Нет. Это ему не с руки. Он ведь тоже стрелял. Две пули моих, две — его.
— Ясно.
— Только, Андрюха, — Аркадий предостерегающе поднял руку. — Никому про наш разговор ни слова!
— Ладно, не дурак, — усмехнулся майор, поднимаясь со стула. — Ты когда отъезжаешь?
— Послезавтра. Армяне бабки подгонят за дом, и отвалю.
— Ну что ж, скатертью дорожка. Пока, Аркаша.
Руки на прощание они друг другу так и не пожали.
На долгое отсутствие Колодникова никто не обратил внимания. Пили уже по второй кружке пива, участковые хохотали над чем-то, а Астафьев с интересом слушал Зудова. Андрей мыслями был еще там, за бархатной портьерой небольшого кабинета, еще раз прокручивая весь разговор с одноклассником. Майор даже не прикоснулся к пиву, настолько сейчас боялся перебрать лишнего и забыть хоть что-то из этого невероятного разговора. Наконец он вышел из транса и прислушался к беседе оперативников.
— … и все вдребезги, он весь в крови, ревет как медведь и крушит эти зеркала!
— Ты про что это, Паш? — не понял Колодников.
— Да я про армию рассказываю, — пояснил капитан. — Я в Чехословакии служил, там мы раз пошли на аттракцион, называется зеркальный лабиринт. Стены — часть зеркала, часть стекла. Бродишь по нему и сам себя в десятках зеркал видишь и других, а где выход хрен его знает. Вот вроде стоят парни, руками машут, пошли, дескать, выходим. А выйти хренушки, только случайно. Мы еще поддали перед этим, я минут через сорок вышел, аж ноги гудели, а Мишка Сорокин, сибиряк наш, здоровый такой, бродил полтора часа, потом озверел и начал крошить все эти стекла кулаками. Изрезался весь в кровь, но выбрался.
— И что потом было? — спросил Юрий.
— А что, его сразу в Союз отправили, а часть наша потом деньги чехам выплачивала за разбитые зеркала. Но мы еще долго потом над этим смеялись. — Паша взглянул на часы:
— Может, пойдем, время уже одиннадцать.
— Да, надо идти, а то опять не выспимся.
Пиво вдогонку к водке сыграло свою роль, и из бара все шестеро вышли заметно пошатываясь. На улице они дружно пристроились «помыть» чей-то «вольво», испытав при этом двойное удовлетворение.
— Это чья такая тачка? — спросил Мысин.
— А черт его знает, но то, что он нам должен за автоуслуги, это точно, — сказал Фортуна, застегивая ширинку. — Может, он нас за это и подвезет?
— Ага, счас подвезет!
— Автобус катит! Андрюха, тормозни-ка его!
Мысин на ватных ногах выбежал на дорогу, отчаянно махая руками.
«Задержание» рейсового автобуса прошло успешно, и вся милицейская компания отбыла по домам.
Колодников с Зудовым вышли на одной остановке и до перекрестка шли вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
— А что ты хотел? — Колодников недобро прищурился. — Помнишь, когда я тебя пытался за Василька прижать, ты мне свою философию толкал? Дескать, жизнь — это тот же спорт, кто сильнее, тот и победитель, он и наверху и имеет больше. А теперь ты толкуешь об обидах. Смешно, Аркадий Ильич. Вот захотел ты уйти в сторону, и что? Теперь наехали на тебя. И к кому ты пришел? К нам, к ментам поганым, прибежал. Я прав?
Антоша молчал, только сжал на столе свои пудовые кулачищи. И Колодников решил, что с нравоучениями пора заканчивать.
— Ну хорошо, с отступными Гусь действительно борщанул, — согласился он. — Но вы же с ним в одной упряжке сколько лет.
Аркадий снова торопливо разлил по рюмкам текилу.
— Я и говорю, — с жаром начал объяснять он. — Ты, говорю, не борзей, а то я тебе шею сверну! А он только хи-хи давит, попробуй, говорит. Без парней я его теперь не достану, а самому на мокруху идти что-то не в кайф. Знает, сука, что мне теперь садиться не с руки, сяду лет на десять, а что за это время с сыном будет? Попадется такой дружок, как Гусь, и хана парню. Могут на иглу подсадить.
А я этих наркошей не переношу.
— Вот ты как заговорил! А кто в город первый героин привез? Твоя ведь работа. Скажешь, нет?
Антоша опять поморщился.
— Гера — это кайф для толстых, у кого мошна тугая. Вся остальная плотва к цыганам бегает, за ханкой.
— Ну хорошо, так что тебе от меня-то надо?
— Ты ведь сейчас дело с той девкой крутишь, значит, непременно на хвост Гусю наступишь. То, что там его сынок повязан, — точно, но кроме того, там еще и ваш Мамон его прикрывает.
— А он-то с какого бока?
— Он же с Гусем в доле. Через Мамона гера поступает в город.
Колодников тряхнул головой, не веря своим ушам. Он чувствовал, как алкоголь мгновенно улетучивается из организма и мысли становятся ясными и четкими. Все, что он услышал, можно было назвать самой большой удачей оперативника в этой жизни. За крохи подобной информации он в свое время бился, как мог, но безрезультатно. Тогда он был «мент поганый». А теперь ему преподносят все на блюдечке с голубой каемочкой. Значит, сильно Антошу заело.
— Рассказывай, — сказал Колодников и удивился, что его голос звучит ровно и почти спокойно.
— Раз в месяц он ездит на Украину к родителям со своим этим толстым прапором. В машине у него оборудован тайничок в бензобаке.
— А ты откуда знаешь?
Аркадий ухмыльнулся:
— Ну а чьи парни в автосервисе делали ему этот тайник? Добраться до него можно, только разобрав полмашины. Он туда приезжает, ставит тачку в автосервис, якобы на ремонт, ему все упаковывают, и он плывет с грузом обратно. А изымают посылку так же в автосервисе, только уже в Кривове.
— Это в твоем?
— Ну да. В бывшем моем, — со взддхом признал Антоша. — Они с Гусем в последнее время закорефанились. Я как-то прозевал это, и зря.
— Кто? — не понял Андрей. — С кем покорефанился?
— Ну Мамон, кто ж еще. Даже дома в Демидовке рядом выстроили, а в заборе калиточка, так что никто не видит, как Гусь к вашему начальнику водку пить ходит. Каждый вечер у него сидит.
— Откуда знаешь?
— Знаю. Как ни позвоню ему вечерком, так Зойка непременно к Мамону отправляет.
— На что же купился Мамон?
— Жадный он слишком. Как цыгане его за тот дом купили, так и поехало. Я ему спецом одного кента с большой партией «пластилина» подсунул, а потом якобы выкупать подкатил. Квартирку ему оформил, сынок там его теперь живет. Но весь наш базар этот я снял на видео. А чтоб не гоношился сильно, предложил войти в долю. Тут он и клюнул, падла. Потом уж сам в раж вошел, тайничок-то он мне сам предложил сделать, все равно, говорит, мне туда каждый месяц мотаться. Долю себе за это выбил побольше. Он когда в Хохляндию катит, мундир не снимает, чтобы не останавливали и на таможне не проверяли. Ну что, много я тебе настучал?
— Да, весьма. И что я тебе за это должен? Отмазать от гусевского выкупа?
Антоша равнодушно махнул рукой:
— Хрен с ним, с выкупом. Бабки у меня есть — в Железногорске я давно уже три магазина прикупил, две пекарни. Капает потихоньку, на жизнь хватает. За жлобство обидно, прищеми их, опер. Сможешь?
— А не боишься что Гусь тебя потом за Василька сдаст?
— Нет. Это ему не с руки. Он ведь тоже стрелял. Две пули моих, две — его.
— Ясно.
— Только, Андрюха, — Аркадий предостерегающе поднял руку. — Никому про наш разговор ни слова!
— Ладно, не дурак, — усмехнулся майор, поднимаясь со стула. — Ты когда отъезжаешь?
— Послезавтра. Армяне бабки подгонят за дом, и отвалю.
— Ну что ж, скатертью дорожка. Пока, Аркаша.
Руки на прощание они друг другу так и не пожали.
На долгое отсутствие Колодникова никто не обратил внимания. Пили уже по второй кружке пива, участковые хохотали над чем-то, а Астафьев с интересом слушал Зудова. Андрей мыслями был еще там, за бархатной портьерой небольшого кабинета, еще раз прокручивая весь разговор с одноклассником. Майор даже не прикоснулся к пиву, настолько сейчас боялся перебрать лишнего и забыть хоть что-то из этого невероятного разговора. Наконец он вышел из транса и прислушался к беседе оперативников.
— … и все вдребезги, он весь в крови, ревет как медведь и крушит эти зеркала!
— Ты про что это, Паш? — не понял Колодников.
— Да я про армию рассказываю, — пояснил капитан. — Я в Чехословакии служил, там мы раз пошли на аттракцион, называется зеркальный лабиринт. Стены — часть зеркала, часть стекла. Бродишь по нему и сам себя в десятках зеркал видишь и других, а где выход хрен его знает. Вот вроде стоят парни, руками машут, пошли, дескать, выходим. А выйти хренушки, только случайно. Мы еще поддали перед этим, я минут через сорок вышел, аж ноги гудели, а Мишка Сорокин, сибиряк наш, здоровый такой, бродил полтора часа, потом озверел и начал крошить все эти стекла кулаками. Изрезался весь в кровь, но выбрался.
— И что потом было? — спросил Юрий.
— А что, его сразу в Союз отправили, а часть наша потом деньги чехам выплачивала за разбитые зеркала. Но мы еще долго потом над этим смеялись. — Паша взглянул на часы:
— Может, пойдем, время уже одиннадцать.
— Да, надо идти, а то опять не выспимся.
Пиво вдогонку к водке сыграло свою роль, и из бара все шестеро вышли заметно пошатываясь. На улице они дружно пристроились «помыть» чей-то «вольво», испытав при этом двойное удовлетворение.
— Это чья такая тачка? — спросил Мысин.
— А черт его знает, но то, что он нам должен за автоуслуги, это точно, — сказал Фортуна, застегивая ширинку. — Может, он нас за это и подвезет?
— Ага, счас подвезет!
— Автобус катит! Андрюха, тормозни-ка его!
Мысин на ватных ногах выбежал на дорогу, отчаянно махая руками.
«Задержание» рейсового автобуса прошло успешно, и вся милицейская компания отбыла по домам.
Колодников с Зудовым вышли на одной остановке и до перекрестка шли вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83