«Я весь переполнен мыслями о новом романе и решил отложить «Фрилендов»». Но через несколько дней, когда он просмотрел написанное, у него появились новые идеи по поводу этой книги, и он преисполнился решимости закончить ее: «Откладывать не буду – напротив!»
Но лето было полно неожиданностей: манчестерский театр привез свою постановку в Лондон и 10 апреля открыл гастроли в Коронет-тиэтр, а в мае в этом же театре труппа мисс Хорниман вновь поставила «Правосудие». В конце июня Ада слегла в постель с шейной невралгией: «И сразу же дом лишился своей души, я не работаю, ухаживаю за больной», – пишет Голсуорси в своем дневнике. За время, прошедшее после истории с Маргарет Моррис, Джон стал еще больше зависеть от Ады и был совершенно не способен работать без ее постоянной поддержки. В июле Голсуорси вместе с племянником Рудольфом совершили очередную ежегодную «вылазку» на стадион Лордз. Она принесла ему большое разочарование. «Проиграли! Я бродил по стадиону, как привидение. Не буду больше ходить на этот матч».
Это был последний мирный месяц, и хотя до конца июля Голсуорси ничего не пишет в своем дневнике о политике, чувствуется, что он очень обеспокоен и подавлен. Он в одиночестве поглощает «злосчастные обеды» в «Савое» и «Пти-Риш» и навещает Барри, который лежит дома с высокой температурой. 21 июля он обедал в клубе «Сквер» и забыл оплатить счет. Он также занимается решением социальных проблем, едет на завод Форда и вместе со священником посещает дома чернорабочих: «Ужасное зрелище. Несчастные люди». На следующий день он встречается с Линкером и Грэнвиллом Стретфилдом относительно домов в Манатоне, так как у него созрел план, к которому он вернулся несколько лет спустя в Бери: построить и сдавать по очень низкой цене удобные коттеджи для местных жителей. Но в июле 1914 года уже не оставалось времени для осуществления этих филантропических замыслов: в конце месяца он уехал в Уингстон работать над романом, а также очерком для «Ле Там» «о моем излюбленном уголке Англии, который находится здесь» (очерк так и не был опубликован). На следующий день, 29 июля, в дневнике впервые говорится о политической ситуации: «Собираются ужасающие тучи войны. Если Европа вмешается в австро-сербский конфликт, люди перестанут верить во что бы то ни было».
День за днем в его дневнике находит отражение возрастающий ужас перед войной, которая становится все более неизбежной. Было очевидно, что война станет катастрофой для всего мира, а для Голсуорси это еще и личная трагедия. Всю свою сознательную жизнь он твердо верил в доброе начало в человеке. Теперь, чувствуя приближение войны, он начинает понимать, что добро не является главной силой; человеческие знания используют не для созидания, а для разрушения, жить в этом мире становится все труднее, он превращается в ад.
« Пятница , 31 июля. Все движется к ужасной катастрофе... Внезапность этого кошмара отвратительна.
1 августа... Все мрачнее и мрачнее. Шанс или ничтожный, или равен нулю.
2 августа. Объявлена война Австрии и Германии против Франции и России. Слишком страшно, чтобы выразить словами. Война в Европе стала реальностью. Это какой-то кошмар. Мы ездили верхом, чтобы хоть как-то отвлечься. Господи, если бы я только мог работать!
3 августа. Очень тревожный день... Я ненавижу и питаю отвращение к любой войне, я ее презираю. А мысль о том, что ежедневно будут совершаться миллионы актов насилия и зверства, разрывает мне душу. Я стараюсь не думать о несчастных созданиях, которые испытывают и будут испытывать столь страшные страдания, но это невозможно. Написал несколько слов о мире, но не буду их никуда посылать. Какой толк шептать во время урагана?
4 августа. Мы тоже втянуты в войну... Ужас накатывает волнами, и счастье покинуло нас. Я не могу сохранять спокойствие и не могу работать. Ада находит силы держать себя в руках, благослови ее господь. Англия проявляет меньше горячности, чем я ожидал. Очень мало или почти нет пустых угроз, зато всех объединяет решимость. Будет странно, если эта война не положит конец христианству. Нам необходимо вероучение, основой которого является гуманизм, а не разговоры о нем».
Отзвуки войны очень скоро достигли даже такой крошечной деревни, как Манатон. 5 августа явился констебль и заявил, что любимую лошадь Голсуорси Пегги необходимо отвести в Мортон на «осмотр лошадей», откуда они будут реквизированы для нужд армии. К счастью, Пегги сочли негодной. Местные жители призывного возраста были мобилизованы, Ада организовала изготовление одежды для фронта. «Молодые Эрик и Клиффорд Эндакотты из Уингстона ушли в кавалерию. Эрик – первоклассный наездник и стрелок, его брат тоже ничего». «Я наняла самых бедных девушек из мастерской моей портнихи для работы с фланелью. Насколько я поняла, обычные фланелевые сорочки для фронта необходимее, чем вещи для госпиталей... Джек усердно трудится на всех направлениях. Дважды в день, когда приходят газеты, он переживает тяжелое потрясение, но он прекрасно организует все работы».
Как обычно, Голсуорси искал утешение в творчестве, и за первые недели войны он написал очерк «Размышления о войне». Эти «Первые размышления» в том виде, в каком они были опубликованы в 1916 году в сборнике «Связка», представляют собой сумбурные, почти бессвязные размышления о войне, и нельзя не укорить неразборчивого издателя, выпустившего в свет эти и другие фрагментарные записки. Голсуорси, охваченный отчаянием, перескакивает с одной идеи на другую: он ищет некоего «козла отпущения» – что-то конкретное, – возможно, вероучение, на которое можно возложить вину за катастрофу, ортодоксальное христианство, которое, по его убеждению, не должно пережить эту войну – человечество наконец должно понять, сколь ничтожны его ценности. Пишет он также и о деспотизме правительств Германии, Австрии и России: «теоретически, если уже не фактически, они обречены». Затем без видимых причин он вспоминает свои посещения домов бедняков в восточной части Лондона: каково придется этим людям в условиях войны? И заключает: «Наша нация нуждается только в одном: иметь чистое, здоровое, счастливое национальное здание – от подвала до крыши». И так его мысль перескакивает от темы к теме, вплоть до заключительного абзаца, в котором раскрывается истинная причина всех его печалей: «Это великое поражение всех утопистов, мечтателей, поэтов, философов, гуманистов, борцов за мир и поклонников искусства – человечество выбросило их со всеми их пожитками, их время миновало».
Это действительно превратилось в проблему. Человек, наделенный воображением и чувством сострадания, как Голсуорси, не мог не прийти в отчаяние при мысли о неизбежности человеческих мучений, которое усиливалось сознанием собственного бессилия сделать что-нибудь, что могло бы противостоять войне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Но лето было полно неожиданностей: манчестерский театр привез свою постановку в Лондон и 10 апреля открыл гастроли в Коронет-тиэтр, а в мае в этом же театре труппа мисс Хорниман вновь поставила «Правосудие». В конце июня Ада слегла в постель с шейной невралгией: «И сразу же дом лишился своей души, я не работаю, ухаживаю за больной», – пишет Голсуорси в своем дневнике. За время, прошедшее после истории с Маргарет Моррис, Джон стал еще больше зависеть от Ады и был совершенно не способен работать без ее постоянной поддержки. В июле Голсуорси вместе с племянником Рудольфом совершили очередную ежегодную «вылазку» на стадион Лордз. Она принесла ему большое разочарование. «Проиграли! Я бродил по стадиону, как привидение. Не буду больше ходить на этот матч».
Это был последний мирный месяц, и хотя до конца июля Голсуорси ничего не пишет в своем дневнике о политике, чувствуется, что он очень обеспокоен и подавлен. Он в одиночестве поглощает «злосчастные обеды» в «Савое» и «Пти-Риш» и навещает Барри, который лежит дома с высокой температурой. 21 июля он обедал в клубе «Сквер» и забыл оплатить счет. Он также занимается решением социальных проблем, едет на завод Форда и вместе со священником посещает дома чернорабочих: «Ужасное зрелище. Несчастные люди». На следующий день он встречается с Линкером и Грэнвиллом Стретфилдом относительно домов в Манатоне, так как у него созрел план, к которому он вернулся несколько лет спустя в Бери: построить и сдавать по очень низкой цене удобные коттеджи для местных жителей. Но в июле 1914 года уже не оставалось времени для осуществления этих филантропических замыслов: в конце месяца он уехал в Уингстон работать над романом, а также очерком для «Ле Там» «о моем излюбленном уголке Англии, который находится здесь» (очерк так и не был опубликован). На следующий день, 29 июля, в дневнике впервые говорится о политической ситуации: «Собираются ужасающие тучи войны. Если Европа вмешается в австро-сербский конфликт, люди перестанут верить во что бы то ни было».
День за днем в его дневнике находит отражение возрастающий ужас перед войной, которая становится все более неизбежной. Было очевидно, что война станет катастрофой для всего мира, а для Голсуорси это еще и личная трагедия. Всю свою сознательную жизнь он твердо верил в доброе начало в человеке. Теперь, чувствуя приближение войны, он начинает понимать, что добро не является главной силой; человеческие знания используют не для созидания, а для разрушения, жить в этом мире становится все труднее, он превращается в ад.
« Пятница , 31 июля. Все движется к ужасной катастрофе... Внезапность этого кошмара отвратительна.
1 августа... Все мрачнее и мрачнее. Шанс или ничтожный, или равен нулю.
2 августа. Объявлена война Австрии и Германии против Франции и России. Слишком страшно, чтобы выразить словами. Война в Европе стала реальностью. Это какой-то кошмар. Мы ездили верхом, чтобы хоть как-то отвлечься. Господи, если бы я только мог работать!
3 августа. Очень тревожный день... Я ненавижу и питаю отвращение к любой войне, я ее презираю. А мысль о том, что ежедневно будут совершаться миллионы актов насилия и зверства, разрывает мне душу. Я стараюсь не думать о несчастных созданиях, которые испытывают и будут испытывать столь страшные страдания, но это невозможно. Написал несколько слов о мире, но не буду их никуда посылать. Какой толк шептать во время урагана?
4 августа. Мы тоже втянуты в войну... Ужас накатывает волнами, и счастье покинуло нас. Я не могу сохранять спокойствие и не могу работать. Ада находит силы держать себя в руках, благослови ее господь. Англия проявляет меньше горячности, чем я ожидал. Очень мало или почти нет пустых угроз, зато всех объединяет решимость. Будет странно, если эта война не положит конец христианству. Нам необходимо вероучение, основой которого является гуманизм, а не разговоры о нем».
Отзвуки войны очень скоро достигли даже такой крошечной деревни, как Манатон. 5 августа явился констебль и заявил, что любимую лошадь Голсуорси Пегги необходимо отвести в Мортон на «осмотр лошадей», откуда они будут реквизированы для нужд армии. К счастью, Пегги сочли негодной. Местные жители призывного возраста были мобилизованы, Ада организовала изготовление одежды для фронта. «Молодые Эрик и Клиффорд Эндакотты из Уингстона ушли в кавалерию. Эрик – первоклассный наездник и стрелок, его брат тоже ничего». «Я наняла самых бедных девушек из мастерской моей портнихи для работы с фланелью. Насколько я поняла, обычные фланелевые сорочки для фронта необходимее, чем вещи для госпиталей... Джек усердно трудится на всех направлениях. Дважды в день, когда приходят газеты, он переживает тяжелое потрясение, но он прекрасно организует все работы».
Как обычно, Голсуорси искал утешение в творчестве, и за первые недели войны он написал очерк «Размышления о войне». Эти «Первые размышления» в том виде, в каком они были опубликованы в 1916 году в сборнике «Связка», представляют собой сумбурные, почти бессвязные размышления о войне, и нельзя не укорить неразборчивого издателя, выпустившего в свет эти и другие фрагментарные записки. Голсуорси, охваченный отчаянием, перескакивает с одной идеи на другую: он ищет некоего «козла отпущения» – что-то конкретное, – возможно, вероучение, на которое можно возложить вину за катастрофу, ортодоксальное христианство, которое, по его убеждению, не должно пережить эту войну – человечество наконец должно понять, сколь ничтожны его ценности. Пишет он также и о деспотизме правительств Германии, Австрии и России: «теоретически, если уже не фактически, они обречены». Затем без видимых причин он вспоминает свои посещения домов бедняков в восточной части Лондона: каково придется этим людям в условиях войны? И заключает: «Наша нация нуждается только в одном: иметь чистое, здоровое, счастливое национальное здание – от подвала до крыши». И так его мысль перескакивает от темы к теме, вплоть до заключительного абзаца, в котором раскрывается истинная причина всех его печалей: «Это великое поражение всех утопистов, мечтателей, поэтов, философов, гуманистов, борцов за мир и поклонников искусства – человечество выбросило их со всеми их пожитками, их время миновало».
Это действительно превратилось в проблему. Человек, наделенный воображением и чувством сострадания, как Голсуорси, не мог не прийти в отчаяние при мысли о неизбежности человеческих мучений, которое усиливалось сознанием собственного бессилия сделать что-нибудь, что могло бы противостоять войне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92