Я назвал бы ее — уверяю вас, что так оно и есть, — настоящей классической школой для геологов. Сколько здесь разломов, трещин! Сколько открытых, совершенно обнаженных мест! Широчайший простор для геологической деятельности! Горы старые, а в них не счесть рудных сокровищ! Причем лежат они близко к поверхности, почти на открытых площадях. И потому неграмотные кочевники без всяких разведок, не затрудняя себя проходкой скважин и шурфов, а просто разворошив сурковые норы, находят Караганду, Экибастуз. А если прийти сюда хорошо оснащенным современной техникой да начать бурение, что произойдет тогда, даже не представляю. Сколько будет феноменальных открытий! Ведь, по сути дела, в этих краях, кроме наезжавших ненадолго разного рода спецов-дельцов, не было настоящего геолога-исследователя.
Захваченный картиной будущего, нарисованной профессором, Каныш порывисто повернулся к спутнику, отчего лошадь под ним настороженно встрепенулась.
— Михаил Антонович, а нельзя ли мне выучиться на геолога?
— Так приезжайте ко мне в Томск! — с горячностью заявил Усов.
— А может быть, поздновато мне учиться? — вдруг вспомнив о семье, в раздумье спросил молодой человек.
— Учиться никогда не поздно, дорогой мой.
— Вы в моем возрасте уже окончили институт...
— Ну и что же из того?.. — Усов в сердцах пришпорил коня. — Окончил институт, а все равно продолжаю учиться. До сих пор. Хоть я и профессор, а все равно, как говорят, грызу гранит науки. И буду учиться всю жизнь. Остановлюсь — пропал. Тогда конец моей учености.
— Да, учиться хочется, — произнес Каныш после некоторого молчания. — Но отец, семья, конечно, будут против. Здоровье у меня неважное, потому они и будут возражать. Это их главный козырь. Если бы не болезнь, давно бы я был студентом.
— Если дело в этом, то давайте я поговорю с Имантаем Сатпаевичем, — предложил Усов. — Томский климат при нашей с вами болезни вполне терпим. Даже хорош. Ведь кругом хвойные леса. Правда, там нет чудодейственного кумыса.
— Нет, с отцом лучше поговорю я сам. Он образован и лучше многих понимает дух времени. Думаю, он все-таки даст согласие. А вас я прошу уговорить уездный ревком, нет, лучше губернский нарсуд, ведь там могут возражать, удерживать меня. Слишком мало еще у нас образованных людей, и не так легко найти замену.
— Отпустят! — уверенно и твердо сказал профессор. — Конечно, и судья необходим в степи, но инженеры нужнее. Если этого кто-то не может понять, я сумею его убедить...
После этого разговор вновь надолго прервался, всадники поехали быстрее, чтобы успеть домой до темноты. И только когда вдалеке забелели юрты аула, Каныш нарушил молчание:
— Михаил Антонович, скажите откровенно, выйдет из меня геолог?
— Не понимаю, что за вопрос.
— Новое это дело для нас, степняков. Никто никогда здесь им не занимался.
— Вот те на! — рассмеялся профессор. Затем, резко оборвав смех, внимательно посмотрел в лицо спутника и серьезно заговорил: — Друг мой, если хотите знать, никто не является на свет готовым геологом и вообще ученым. Родился человек, растет, учится. Учится в школе, в институте и у жизни. Много надо повидать, много пережить, на ус побольше намотать. И риск нужен, и дерзость мысли, и знание дела. А у вас, как кажется мне, и опыт жизни есть, и пытливость...
— Итак, стоит попытаться?
— Вы выбираете себе дело не на один год, а на всю жизнь. Хорошенько обдумайте все наедине с самим собой. А когда решитесь на какой-то шаг, дайте знать мне...
III
Месяц спустя в Семипалатинск отправилось письмо из Баянаульского нарсуда за исходящим номером 370:
«В коллегию Семгубсовнарсуда
В связи с отъездом на учебу прошу коллегию губнарсуда освободить меня от занимаемой должности в судебных органах до начала учебного года, т.е. не позднее 1 сентября 1921 года. Прошу сообщить Ваш ответ.
Народный судья К.Сатпаев
12 августа 1921 года».
На обороте этого заявления секретарем суда Бекжановым было приписано: «Семипалатинск, совнарсуду. Народный судья Сатпаев, оставив все дела мне, уехал на учебу. Прошу указать, как поступить в дальнейшем».
Мы не знаем, какой ответ получил секретарь от своего губернского начальства, ибо архивы суда хранят на сей счет молчание. Но совершенно точно известно, что в тот день, когда было написано приведенное выше заявление, его автор сделал решительный шаг в будущее, о котором говорил магистр геологии Михаил Антонович Усов.
В сибирских Афинах
I
Технологический институт стоит у пересечения улицы Почтамта и Бульварной на склоне круглой сопки, возвышающейся почти в центре города. По соседству располагаются здания университета. В то время это были единственные высшие учебные заведения Сибири. Поэтому Томск издавна называли «сибирским светочем» или даже сравнивали его с научной столицей древнего мира, именуя город сибирскими Афинами.
Не только университет, открытый еще в девятнадцатом веке, и технологический институт, существующий с 1900 года, составляли славу Томска. Здесь находилась единственная в Сибири типография, печатавшая книги, было много культурно-просветительных учреждений. Богатством и красотой отличалась архитектура зданий. И улицы города спланированы иначе, чем в других старых поселениях края. Главные из них были вымощены, а по сторонам проезжей части устроены деревянные мостки.
Учебные корпуса университета выстроены в стиле классицизма, высокие фасады и карнизы пышно отделаны. Все эти прекрасные здания окружены мощно разросшимся лесопарком — при закладке университета здесь был оставлен нетронутый кусок тайги.
Строения технологического института не уступают в красоте университетским и выглядят даже величественнее их. Они возведены позже и еще более продуманно спланированы. Здания строились по индивидуальным проектам самих преподавателей института. Хорошо, по-хозяйски продуманы размеры, расположение учебных аудиторий и даже их акустика: в общих лекционных залах голос лектора хорошо слышен с любого места. Лаборатории оснащены новейшими приборами. А чертежный зал со своими специальными столами и идеальным освещением не имел равных.
Разумеется, Каныш был в восторге от всего увиденного. Он не жалел, что приехал.
Декан принял молодого человека приветливо. По-видимому, ходатайство профессора Усова возымело действие, ибо Каныш был без труда освобожден от экзамена по иностранному языку. Ему оставалось лишь сдать математику.
В назначенное время Сатпаев явился к профессору Шумилову. Молодой человек уже наслышался от студентов о его странностях. Ему ничего не стоило выставить экзаменующегося за дверь из-за какого-либо пустяка или поставить отличную оценку за удачное решение одной лишь задачи.
— Ну-ка, степняк, садись поближе, посмотрим, на что ты годен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Захваченный картиной будущего, нарисованной профессором, Каныш порывисто повернулся к спутнику, отчего лошадь под ним настороженно встрепенулась.
— Михаил Антонович, а нельзя ли мне выучиться на геолога?
— Так приезжайте ко мне в Томск! — с горячностью заявил Усов.
— А может быть, поздновато мне учиться? — вдруг вспомнив о семье, в раздумье спросил молодой человек.
— Учиться никогда не поздно, дорогой мой.
— Вы в моем возрасте уже окончили институт...
— Ну и что же из того?.. — Усов в сердцах пришпорил коня. — Окончил институт, а все равно продолжаю учиться. До сих пор. Хоть я и профессор, а все равно, как говорят, грызу гранит науки. И буду учиться всю жизнь. Остановлюсь — пропал. Тогда конец моей учености.
— Да, учиться хочется, — произнес Каныш после некоторого молчания. — Но отец, семья, конечно, будут против. Здоровье у меня неважное, потому они и будут возражать. Это их главный козырь. Если бы не болезнь, давно бы я был студентом.
— Если дело в этом, то давайте я поговорю с Имантаем Сатпаевичем, — предложил Усов. — Томский климат при нашей с вами болезни вполне терпим. Даже хорош. Ведь кругом хвойные леса. Правда, там нет чудодейственного кумыса.
— Нет, с отцом лучше поговорю я сам. Он образован и лучше многих понимает дух времени. Думаю, он все-таки даст согласие. А вас я прошу уговорить уездный ревком, нет, лучше губернский нарсуд, ведь там могут возражать, удерживать меня. Слишком мало еще у нас образованных людей, и не так легко найти замену.
— Отпустят! — уверенно и твердо сказал профессор. — Конечно, и судья необходим в степи, но инженеры нужнее. Если этого кто-то не может понять, я сумею его убедить...
После этого разговор вновь надолго прервался, всадники поехали быстрее, чтобы успеть домой до темноты. И только когда вдалеке забелели юрты аула, Каныш нарушил молчание:
— Михаил Антонович, скажите откровенно, выйдет из меня геолог?
— Не понимаю, что за вопрос.
— Новое это дело для нас, степняков. Никто никогда здесь им не занимался.
— Вот те на! — рассмеялся профессор. Затем, резко оборвав смех, внимательно посмотрел в лицо спутника и серьезно заговорил: — Друг мой, если хотите знать, никто не является на свет готовым геологом и вообще ученым. Родился человек, растет, учится. Учится в школе, в институте и у жизни. Много надо повидать, много пережить, на ус побольше намотать. И риск нужен, и дерзость мысли, и знание дела. А у вас, как кажется мне, и опыт жизни есть, и пытливость...
— Итак, стоит попытаться?
— Вы выбираете себе дело не на один год, а на всю жизнь. Хорошенько обдумайте все наедине с самим собой. А когда решитесь на какой-то шаг, дайте знать мне...
III
Месяц спустя в Семипалатинск отправилось письмо из Баянаульского нарсуда за исходящим номером 370:
«В коллегию Семгубсовнарсуда
В связи с отъездом на учебу прошу коллегию губнарсуда освободить меня от занимаемой должности в судебных органах до начала учебного года, т.е. не позднее 1 сентября 1921 года. Прошу сообщить Ваш ответ.
Народный судья К.Сатпаев
12 августа 1921 года».
На обороте этого заявления секретарем суда Бекжановым было приписано: «Семипалатинск, совнарсуду. Народный судья Сатпаев, оставив все дела мне, уехал на учебу. Прошу указать, как поступить в дальнейшем».
Мы не знаем, какой ответ получил секретарь от своего губернского начальства, ибо архивы суда хранят на сей счет молчание. Но совершенно точно известно, что в тот день, когда было написано приведенное выше заявление, его автор сделал решительный шаг в будущее, о котором говорил магистр геологии Михаил Антонович Усов.
В сибирских Афинах
I
Технологический институт стоит у пересечения улицы Почтамта и Бульварной на склоне круглой сопки, возвышающейся почти в центре города. По соседству располагаются здания университета. В то время это были единственные высшие учебные заведения Сибири. Поэтому Томск издавна называли «сибирским светочем» или даже сравнивали его с научной столицей древнего мира, именуя город сибирскими Афинами.
Не только университет, открытый еще в девятнадцатом веке, и технологический институт, существующий с 1900 года, составляли славу Томска. Здесь находилась единственная в Сибири типография, печатавшая книги, было много культурно-просветительных учреждений. Богатством и красотой отличалась архитектура зданий. И улицы города спланированы иначе, чем в других старых поселениях края. Главные из них были вымощены, а по сторонам проезжей части устроены деревянные мостки.
Учебные корпуса университета выстроены в стиле классицизма, высокие фасады и карнизы пышно отделаны. Все эти прекрасные здания окружены мощно разросшимся лесопарком — при закладке университета здесь был оставлен нетронутый кусок тайги.
Строения технологического института не уступают в красоте университетским и выглядят даже величественнее их. Они возведены позже и еще более продуманно спланированы. Здания строились по индивидуальным проектам самих преподавателей института. Хорошо, по-хозяйски продуманы размеры, расположение учебных аудиторий и даже их акустика: в общих лекционных залах голос лектора хорошо слышен с любого места. Лаборатории оснащены новейшими приборами. А чертежный зал со своими специальными столами и идеальным освещением не имел равных.
Разумеется, Каныш был в восторге от всего увиденного. Он не жалел, что приехал.
Декан принял молодого человека приветливо. По-видимому, ходатайство профессора Усова возымело действие, ибо Каныш был без труда освобожден от экзамена по иностранному языку. Ему оставалось лишь сдать математику.
В назначенное время Сатпаев явился к профессору Шумилову. Молодой человек уже наслышался от студентов о его странностях. Ему ничего не стоило выставить экзаменующегося за дверь из-за какого-либо пустяка или поставить отличную оценку за удачное решение одной лишь задачи.
— Ну-ка, степняк, садись поближе, посмотрим, на что ты годен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96