А теперь почему бы вам не состряпать что-нибудь такое лунноморковное? Вы потрясающе это делаете.
– Правда, вы хотите есть? С радостью, – оживился волшебник. – Но сначала я отведу Питера к Табите, ей полезно женское общество.
– Вы хотите сказать – Пенелопу? – поправил Попугай.
– Это у которой белокурые волосы? – осведомился волшебник.
– Нет, рыжие, – возразил Попугай.
– Ах да. Пойдем же, Пенелопа, душенька.
– Ступай, – поторопил ее Попугай. – Табита не опасна.
Несмотря на заверение, Пенелопе, когда она следовала за волшебником через кристальный лабиринт, было очень не по себе.
– Я поместил ее в восточное крыло, – объяснил волшебник по дороге. – Во-первых, око огнеупорное, а во-вторых, звуконепроницаемое.
Пенелопа поняла здравость его рассуждений, как только они подошли к восточному крылу. Шум, поднятый безутешной драконихой, был невообразимый.
– У-y-y! У-у-у! – услышала Пенелопа рев Табиты. – У-у-у! Глупое я, безмозглое создание! Беспечная несообразительная растяпа! У-у-у!
Волшебник ввел Пенелопу в комнату, обставленную как спальня.
На громадной с пологом кровати, содрогаясь от рыданий, лежала дракониха. Она была не так уж велика, как представляла ее себе Пенелопа, не крупнее пони, кирпично-красного цвета, а вдоль шеи и спины у нее шла нарядная оборка из золотых и зеленых чешуек. Огромные бледно-голубые глаза ее были полны слез.
– Хватит, хватит, Табита, – проговорил волшебник. – Я тут тебе кое-кого привел – девочку по имени Пенелопа.
– Очень приятно, – сказала Пенелопа.
– Нет, нет, неприятно! – заревела Табита. Из ее глаз по щекам текли слезы и, нагретые пламенем из ноздрей, тут же обращались в пар. – Никому не может быть приятна такая никчемная, никудышная, дрянная дракониха! Таких больше днем с огнем не найдешь! У-у-у!
– Может, если вы расскажете мне про свое горе, – ласково предложила Пенелопа, – вам станет легче? Видите ли, мы с моими кузенами пришли сюда, чтобы вам помочь.
– Вы очень добры, – захлебываясь, прорыдала Табита, – но я одинока и всеми покинута, и никто мне не поможет, и я сама во всем виновата, у-у-у! И ничего… у-у-у… нельзя… у-у-у… поправить!
– Все равно, – твердо сказала Пенелопа, – на всякий случай расскажите. Слезами уж точно горю не поможешь.
Табита достала из-под подушки огромный носовой платок и громко высморкалась. Платок немедленно загорелся. Пенелопе и волшебнику пришлось затаптывать огонь.
– Как будто я ее не предупреждал, чтобы она пользовалась огнеупорными платками, – недовольно повторял он. – Двадцать раз предупреждал. Ты не представляешь себе, до чего небрежны все эти огнедышащие.
– Да, да, оскорбляй меня… у-у-у… когда и так мое сердце разбито… у-у-у… из всех драконов я осталась одна, – прорыдала Табита. – Ругай меня… у-у-у… я осталась слабая и беззащитная, последняя из рода драконов!…
– Батюшки! – проговорил волшебник. – Что бы я ни сказал, все не так. Оставляю вас одних. Если что-то понадобится, позвони. В неотложном случае – пять звонков.
Волшебник поспешно ретировался, а Пенелопа с опаской присела на краешек кровати рядом с Табитой.
– Послушай, Табита, – сказала она ласково, но решительно. – Ты только расстраиваешь себя. Что толку плакать? А вот если ты возьмешь себя в руки и расскажешь мне, в чем дело, уверена, мы тебе поможем.
– Ну вот, – проговорила Табита, всхлипывая и прерывисто вздыхая, отчего из носу у нее розовыми лепестками вырывалось пламя. – Ну вот, время от времени все драконы, кроме одного, исчезают, и тогда этот последний дракон становится хранителем яиц, которые по одной штуке кладет каждый дракон, прежде чем исчезнуть. Меня выбрали хранительницей яиц, и я этим очень гордилась, потому что такая большая ответственность – сознавать, что будущее драконов находится в твоих руках, вернее, в твоей корзинке.
– Да, очень большая ответственность, – с серьезным видом подтвердила Пенелопа.
– Ну вот, я как раз поднималась сюда и несла яйца – их всегда высиживают в Кристальных пещерах, – как вдруг мне повстречались василиски, с которыми я вообще-то никогда не разговариваю, они такие вульгарные и буйные. Но они мне сказали, будто теперь все будет по-другому и им велено отнести яйца для высиживания к ним в замок. И я по глупости отдала им яйца, а они… у-у-у, у-у-у… помчались прочь и крикнули, что и не собираются их высиживать, и теперь… у-у-у… драконов БОЛЬШЕ НЕ БУ-У-УДЕТ!
– Жестокие звери! – сердито проговорила Пенелопа, когда Табита опять принялась бурно рыдать. – Ну ничего, мы с моими кузенами собираемся проникнуть к ним в замок и отнять Великие Управляющие Книги и драконьи яйца.
– Правда? Отнимете? – обрадовалась Табита. – Но как?
– А вот так… – начала Пенелопа и остановилась. Уголком глаза она заметила какое-то движение около большого шкафа, стоявшего в темном углу. – Скажи-ка, – произнесла она, – тут в пещерах есть кто-нибудь еще кроме тебя?
– Кто-нибудь еще? – недоумевающе повторила Табита. – Нет, кроме меня и Ха-Ха, никого. А что?
Пенелопа, ничего не отвечая, направилась к звонку и нажала его пять раз. Через несколько секунд послышался топот, дверь распахнулась, и в комнату ворвались Питер, Саймон и Ха-Ха и позади них Попугай.
– Что случилось? – воскликнул волшебник.
– В чем дело? – закричали мальчики.
– Заприте двери, – проговорила Пенелопа. Они заперли дверь и выжидающе уставились на нее.
– Ну? – спросил Саймон.
– К нам подослан шпион, – спокойно произнесла Пенелопа. – Он прячется около шкафа.
Глава четвертая
ШПИОНЫ И ПЛАНЫ
– Шпион, Пенни? – недоверчиво переспросил Питер. – Ты уверена?
– Какого рода шпион? – спросил Саймон.
– Не знаю, я видела только, как он шевельнулся вон там, возле шкафа, – показала Пенелопа.
Мальчики шагнули в темный угол.
– Ты совершенно права, – сказал Питер и, нагнувшись, кого-то схватил.
– Ну ты, пусти, – произнес хриплый голос. – Пусти, кому говорю, больно делаешь.
В руке Питер держал за одну ногу толстую бородавчатую зеленую жабу. Жаба была в визитке и белокуром парике и сжимала в лапе серый цилиндр. Когда Питер опустил ее, она съежилась на полу, судорожно раздувая горло и нервно следя за ними выпученными желтыми глазами.
– Вот, пожалуйста, – торжествующе проговорила Пенелопа. – Я же вам говорила, что тут шпион.
– Ничего я не шпион, – хриплым голосом возразила жаба.
– Кто же ты в таком случае? – грозно спросил Саймон.
– Я… я… как его… купец-меховщик из Владивостока. У меня, жена и шестеро ребятишек, и мне надо их содержать.
– Никакой ты не купец, – в негодовании заявил Питер.
– А что, не похож я разве на купца-меховщика из Владивостока, который еле концы с концами сводит? – плаксиво спросила жаба.
– Нисколечко, – отрезал Саймон. Жаба на минутку задумалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Правда, вы хотите есть? С радостью, – оживился волшебник. – Но сначала я отведу Питера к Табите, ей полезно женское общество.
– Вы хотите сказать – Пенелопу? – поправил Попугай.
– Это у которой белокурые волосы? – осведомился волшебник.
– Нет, рыжие, – возразил Попугай.
– Ах да. Пойдем же, Пенелопа, душенька.
– Ступай, – поторопил ее Попугай. – Табита не опасна.
Несмотря на заверение, Пенелопе, когда она следовала за волшебником через кристальный лабиринт, было очень не по себе.
– Я поместил ее в восточное крыло, – объяснил волшебник по дороге. – Во-первых, око огнеупорное, а во-вторых, звуконепроницаемое.
Пенелопа поняла здравость его рассуждений, как только они подошли к восточному крылу. Шум, поднятый безутешной драконихой, был невообразимый.
– У-y-y! У-у-у! – услышала Пенелопа рев Табиты. – У-у-у! Глупое я, безмозглое создание! Беспечная несообразительная растяпа! У-у-у!
Волшебник ввел Пенелопу в комнату, обставленную как спальня.
На громадной с пологом кровати, содрогаясь от рыданий, лежала дракониха. Она была не так уж велика, как представляла ее себе Пенелопа, не крупнее пони, кирпично-красного цвета, а вдоль шеи и спины у нее шла нарядная оборка из золотых и зеленых чешуек. Огромные бледно-голубые глаза ее были полны слез.
– Хватит, хватит, Табита, – проговорил волшебник. – Я тут тебе кое-кого привел – девочку по имени Пенелопа.
– Очень приятно, – сказала Пенелопа.
– Нет, нет, неприятно! – заревела Табита. Из ее глаз по щекам текли слезы и, нагретые пламенем из ноздрей, тут же обращались в пар. – Никому не может быть приятна такая никчемная, никудышная, дрянная дракониха! Таких больше днем с огнем не найдешь! У-у-у!
– Может, если вы расскажете мне про свое горе, – ласково предложила Пенелопа, – вам станет легче? Видите ли, мы с моими кузенами пришли сюда, чтобы вам помочь.
– Вы очень добры, – захлебываясь, прорыдала Табита, – но я одинока и всеми покинута, и никто мне не поможет, и я сама во всем виновата, у-у-у! И ничего… у-у-у… нельзя… у-у-у… поправить!
– Все равно, – твердо сказала Пенелопа, – на всякий случай расскажите. Слезами уж точно горю не поможешь.
Табита достала из-под подушки огромный носовой платок и громко высморкалась. Платок немедленно загорелся. Пенелопе и волшебнику пришлось затаптывать огонь.
– Как будто я ее не предупреждал, чтобы она пользовалась огнеупорными платками, – недовольно повторял он. – Двадцать раз предупреждал. Ты не представляешь себе, до чего небрежны все эти огнедышащие.
– Да, да, оскорбляй меня… у-у-у… когда и так мое сердце разбито… у-у-у… из всех драконов я осталась одна, – прорыдала Табита. – Ругай меня… у-у-у… я осталась слабая и беззащитная, последняя из рода драконов!…
– Батюшки! – проговорил волшебник. – Что бы я ни сказал, все не так. Оставляю вас одних. Если что-то понадобится, позвони. В неотложном случае – пять звонков.
Волшебник поспешно ретировался, а Пенелопа с опаской присела на краешек кровати рядом с Табитой.
– Послушай, Табита, – сказала она ласково, но решительно. – Ты только расстраиваешь себя. Что толку плакать? А вот если ты возьмешь себя в руки и расскажешь мне, в чем дело, уверена, мы тебе поможем.
– Ну вот, – проговорила Табита, всхлипывая и прерывисто вздыхая, отчего из носу у нее розовыми лепестками вырывалось пламя. – Ну вот, время от времени все драконы, кроме одного, исчезают, и тогда этот последний дракон становится хранителем яиц, которые по одной штуке кладет каждый дракон, прежде чем исчезнуть. Меня выбрали хранительницей яиц, и я этим очень гордилась, потому что такая большая ответственность – сознавать, что будущее драконов находится в твоих руках, вернее, в твоей корзинке.
– Да, очень большая ответственность, – с серьезным видом подтвердила Пенелопа.
– Ну вот, я как раз поднималась сюда и несла яйца – их всегда высиживают в Кристальных пещерах, – как вдруг мне повстречались василиски, с которыми я вообще-то никогда не разговариваю, они такие вульгарные и буйные. Но они мне сказали, будто теперь все будет по-другому и им велено отнести яйца для высиживания к ним в замок. И я по глупости отдала им яйца, а они… у-у-у, у-у-у… помчались прочь и крикнули, что и не собираются их высиживать, и теперь… у-у-у… драконов БОЛЬШЕ НЕ БУ-У-УДЕТ!
– Жестокие звери! – сердито проговорила Пенелопа, когда Табита опять принялась бурно рыдать. – Ну ничего, мы с моими кузенами собираемся проникнуть к ним в замок и отнять Великие Управляющие Книги и драконьи яйца.
– Правда? Отнимете? – обрадовалась Табита. – Но как?
– А вот так… – начала Пенелопа и остановилась. Уголком глаза она заметила какое-то движение около большого шкафа, стоявшего в темном углу. – Скажи-ка, – произнесла она, – тут в пещерах есть кто-нибудь еще кроме тебя?
– Кто-нибудь еще? – недоумевающе повторила Табита. – Нет, кроме меня и Ха-Ха, никого. А что?
Пенелопа, ничего не отвечая, направилась к звонку и нажала его пять раз. Через несколько секунд послышался топот, дверь распахнулась, и в комнату ворвались Питер, Саймон и Ха-Ха и позади них Попугай.
– Что случилось? – воскликнул волшебник.
– В чем дело? – закричали мальчики.
– Заприте двери, – проговорила Пенелопа. Они заперли дверь и выжидающе уставились на нее.
– Ну? – спросил Саймон.
– К нам подослан шпион, – спокойно произнесла Пенелопа. – Он прячется около шкафа.
Глава четвертая
ШПИОНЫ И ПЛАНЫ
– Шпион, Пенни? – недоверчиво переспросил Питер. – Ты уверена?
– Какого рода шпион? – спросил Саймон.
– Не знаю, я видела только, как он шевельнулся вон там, возле шкафа, – показала Пенелопа.
Мальчики шагнули в темный угол.
– Ты совершенно права, – сказал Питер и, нагнувшись, кого-то схватил.
– Ну ты, пусти, – произнес хриплый голос. – Пусти, кому говорю, больно делаешь.
В руке Питер держал за одну ногу толстую бородавчатую зеленую жабу. Жаба была в визитке и белокуром парике и сжимала в лапе серый цилиндр. Когда Питер опустил ее, она съежилась на полу, судорожно раздувая горло и нервно следя за ними выпученными желтыми глазами.
– Вот, пожалуйста, – торжествующе проговорила Пенелопа. – Я же вам говорила, что тут шпион.
– Ничего я не шпион, – хриплым голосом возразила жаба.
– Кто же ты в таком случае? – грозно спросил Саймон.
– Я… я… как его… купец-меховщик из Владивостока. У меня, жена и шестеро ребятишек, и мне надо их содержать.
– Никакой ты не купец, – в негодовании заявил Питер.
– А что, не похож я разве на купца-меховщика из Владивостока, который еле концы с концами сводит? – плаксиво спросила жаба.
– Нисколечко, – отрезал Саймон. Жаба на минутку задумалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43