Выключите магнитофон, вы людям мешаете.
— А где вы видите людей?
Он победно оглядел зал.
— Впрочем, мы пока кофе выпьем.
Медленно, в такт музыке он подошел к столу девушек, придвинул ногой стул, сел.
— Мы вас не звали, — сказала Таня.
Двое его друзей уже усаживались за их стол, один обнял Таню за плечи, но она вырвалась и вскочила.
— Сиди, — парень дернул ее и посадил за стол, — с нами посидишь.
Его приятель что-то крутанул, и звук музыки стал невыносимо резким.
— Отдохнули, — зло сказал Прохоров и встал. Он подошел к ним, взял со стола кричащий магнитофон и выключил.
— Давно не получал? — изумился один из троицы. И они встали.
Олег подошел сзади, повернул главного, того, кто сел первым, за плечо. Пиджак у Наумова распахнулся, и он увидел, как растерянно забегали глаза парня, увидевшего рукоятку пистолета.
— Ну? — спросил Олег.
— А мы что? Ничего мы. Пошли, парни.
И они ушли тихо, как нашкодившие школьники.
— Спасибо вам, — с достоинством сказала Таня.
— Ничего.
Олег положил деньги на стол. День был испорчен.
У здания Управления попрощались. Прохоров поехал домой к жене и сыну, которого ей так и не удалось назвать Федотом и пришлось смириться с именем Андрей, а Олег поднялся в кабинет. Он раскрыл папку с рукописью Бурмина и начал, перелистывая, искать фамилию Субботин.
Третий отрывок из повести Бурмина
"…Вообще с Субботиным встретиться нелегко, хотя он три месяца назад вышел в отставку. Есть такие деятельные натуры, которые постоянно сами ищут себе работу.
Я рассчитывал увидеть Михаила Михайловича дома, а пришлось ехать на другой конец Москвы в училище, где он встречался с курсантами.
Субботина я увидел у клуба. Его окружили курсанты, видимо, наступила самая интересная пора встречи — пора личных вопросов. Я смотрел на Михаила Михайловича и никак не мог отделаться от ощущения, что меня обманули, рассказывая о нем. Мне говорили, что ему шестьдесят пять лет, что он трижды ранен, в отставку ушел по состоянию здоровья. Но, глядя на него, я не мог этому поверить. По мальчишеской стройности и живости он был не полковник, а лейтенант.
Ни одного седого волоса, аккуратно подстриженные усы, раскованность жестов и слов.
Он заметил меня. Попрощался с ребятами, они отпустили его с видимым сожалением, и подошел.
— Вы Бурмин?
Я кивнул, неотрывно глядя на его орденскую колодку. Каких здесь только ленточек не было! Кроме пяти рядов наших, еще столько же иностранных.
— О чем вы хотите говорить со мной?
— Вам передавал Брозуль мою просьбу?
— Да. Я проконсультировался и кое-что смогу вам рассказать."
Рассказ М. М. Субботина.
"Тогда я не знал о подлинном задании группы. Да и не надо это было. У нас говорили: меньше знаешь — дольше живешь. Такое уж время было.
Я знал, что это особая группа. Весьма подготовленная, и ей надлежало выполнить специальное задание. В чем заключалось мое непосредственное участие в операции? Прежде всего в приеме людей. Мы долго думали, как это сделать лучше. Конечно, в кино показывают просто. Парашютные прыжки в ночь. Но была опасность, хотя люди и были подготовлены, потеряться и случайно наткнуться на немецкий патруль.
Поэтому решили найти новую, безопасную посадочную площадку и сажать на нее самолет. Технология этого дела нынче хорошо известна.
Выкладываются костры, и самолет садится.
Все это, конечно, так. Только хочу заметить, что воевали мы не с дураками. Вопреки некоторым книгам и фильмам, которые я просто считаю вредными, немецкие спецслужбы работать умели.
Мы решили сделать площадку ближе к старой польской границе.
Самолет должен прорваться на большой высоте в глубокий тыл, а потом идти на восток. Самолет, естественно, был немецким. За ним целый месяц охотились наши летуны.
Это была первая часть моей операции. Надо сказать, что все прошло благополучно. Самолет сел. Людей я принял. Как обстояли дела в Гродно, вам уже рассказал Сергей Петрович. Там группу ждал Лунев. Он был хорошо законспирирован, работал приказчиком в комиссионном магазине Гурского.
Три дня мы проверяли подходы к его дому. На всякий случай послали к нему нашего человека, работавшего в русском отделе КРИППО.
Все чисто. А как доставить к Луневу скрытно людей? Мы их переодели в немецкую форму, они остановили на шоссе под городом грузовик и въехали в город. Конечно, акция была рискованной. Но что поделаешь?
Группа на Жолнежской прикрывала их. Они спокойно вошли в дом к Луневу.
Все. Моя часть задания окончилась.
А на следующий день провал. Я долго анализировал ситуацию.
Думаю, разрыв был в той половине цепочки, по которой они должны были идти дальше. Но как должна была проводиться операция, кто отвечал за дальнейшую переправку людей, я не знал. Они ждали человека с паролем, а пришли немцы.
Брозуль рассказывал вам, какой был бой? Боре Луневу повезло, что он открыл огонь первым, на улице. Его ранили и, думая, что убит, забыли. А он ушел. Пока все, что я могу рассказать".
***
Да, пока все. Только потом я узнаю детали подготовки этой части операции…"
Олег закрыл папку. Посмотрел на груду бумаг, сложенных на столе. Надо завтра вызвать Горелова. Нет, завтра он его беспокоить не будет, поработает один. А повесть-то новая, должна была получиться интересной.
Только вот почему название зачеркнуто? Надо было работать, даже пересиливая себя, и он начал смотреть бумаги.
***
Сказать «найду» и найти — не одно и то же. Домашний телефон Чернова не отвечал, и Лене пришлось побегать по городу, прежде чем он узнал, где находится журналист. Но все же в самых трудных ситуациях бывают радостные моменты. Таким для Лени стал его приезд на дачу в Павшино, куда Чернов уехал на день рождения друга.
Чернов очень удивился его появлению. Но главное было сделано, свидетель найден.
Возвращаясь в Москву, Леня думал о том, как все пока неважно складывается. Ни один из свидетелей не показал ничего конкретного. Более того, даже не дал никакой зацепки.
Появился новый свидетель, выстраивалась новая версия, появилась надежда. И она исчезла сразу же после допроса. Тяжелое дело им досталось, очень тяжелое.
Думал об этом и Олег Наумов. Он проснулся, встал, закурил и сел к окну. Над городом рождалось утро. И хотя приход его наметился узкой полоской света на горизонте, темнота словно растаяла, стала синеватой и прозрачной.
И Олегу захотелось выйти из дома и идти сквозь эту синеву по тихим спящим улицам. Но дневная усталость брала свое, и он просто сидел у окна, глядя на деревья сквера, и думал.
Он вспомнил статьи Бурмина, и ему казалось, что где-то там остались следы убийства. Но конкретно он ничего не мог сформулировать. Мысли его были смутными и сумбурными. И он пока гнал их от себя, думая о завтрашней встрече с Бобаковым, о предстоящих разговорах с Низичем и Гавриловым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60