На сей счет есть очень меткая поговорка: «В семье не без урода». Добавим: «Урод – явление вовсе не обязательное для каждой семьи». И еще: карьеризм и карьера – понятия совершенно противоположные.
С незапамятных времен принято считать: плох тот солдат, кто не мечтает и не стремится стать генералом.
Много и других изречений, начиная с наполеоновского «маршальского жезла в солдатском ранце» и кончая шуточной оценкой образцовой службы украинцами – «хохол без лычки, что справка без печати».
С полковником Виктором Георгиевичем Третьяковым, старшим инспектором Инспекторского управления КГБ СССР, я работал вместе около десяти лет, сидели в одном кабинете. Он разведчик и контрразведчик, журналист и стряпчий, юрист и аналитик, остроумный собеседник и серьезный человек, молчун и говорун… одновременно.
В зависимости от дела, обстановки и окружения. Он мог на равных, с достоинством говорить с руководителем любого ранга, звания и должности по целому ряду серьезных вопросов в области экономики, политики и искусства.
Он много и интересно рассказывал о своей корреспондентской деятельности в Алжире. От него я впервые узнал о руководителе советской разведки, генерал-лейтенанте Кирпиченко Вадиме Алексеевиче. Виктор отзывался о нем с огромным уважением: «Ну и голова-а! Умнейший и самый прямой в КГБ человек!». Позднее я познакомился с этим человеком и мог воочию убедиться в объективности оценок людей Виктором.
Третьяков не рассыпает комплименты налево и направо, особенно руководству. Он, правда, хвалил еще и Ф. Д. Бобкова за то, что тот никогда не «озвучивал» написанных кем-то докладов, а готовил их сам.
В работе над документом Третьяков не делал скидок никому. При этом, чем выше ранг, тем больше требования. Помнится, как однажды по телефону он делал замечания по тексту самому Циневу, заместителю Председателя КГБ СССР. Перечить тому никто не смел. Третьяков мог себе это позволить – и сходило! Всякий раз чертыхался, когда ему поручали писать инструктивный доклад все тому же Циневу.
– Цицерон! – Возмущался он. – Требует, чтобы в докладе все было обозначено, – где пауза, где аплодисменты и где товарищи встают. Понимаю, – так учила его «школа», он хороший исполнитель, солдат… Но и мы же не пешки!
«Озвучивание» докладов всегда было прерогативой вышестоящих, особенно, первых лиц в государстве. Что поделаешь – все руководство страны в те времена говорило чужими словами. И чем выше должность, тем больше хочется выглядеть всесторонне развитым, образованным, остроумным, всезнающим и мудрым. Я никого не осуждаю. Кому что бог дал.
В. А. Кирпиченко – умнейший и образованнейший человек, Ф. Д. Бобков – прекраснейший организатор, аналитик. Оба всю жизнь доклады писали сами и говорили своими словами. В 2000 году первому в феврале исполнилось 78 лет, второму в декабре – 75. Оба еще, слава богу, не страдают атеросклерозом, по-прежнему работают, оба издали мемуары, ставшие бестселлерами.
Кстати, в этом повествовании я никого не хотел сравнивать, а тем более обидеть, даже ненароком, – кроме трех предателей-искариотов и двух никчемных правителей последних десятилетий, разоривших великую и богатую страну, счастливую многонациональную советскую семью, принесших народу столько бед, горя, унижений, страданий, боли, голода, холода, слез и крови…
А теперь вернемся к Третьякову. Однажды все тот же Цинев, заместитель Председателя КГБ СССР, дал Третьякову поручение: написать трактат, нечто вроде инструкции по борьбе с идеологической диверсией противника в Вооруженных Силах СССР.
– Что писать, не знаю, – сказал мне Третьяков.
– Ладно, не скромничай! Первый раз тебе, что ли, – попытался я ободрить его, хотя и знал, что дело почти невыполнимое для Третьякова.
И вот почему. Виктор был прекрасным аналитиком, журналистом, корреспондентом «Известий», кадровым разведчиком, профессиональным чекистом широкого профиля, но он не был кадровым военным! Он не служил в армии, не знал казарменной жизни, полевых условий, штабной работы, нормативных и структурных основ армии.
Долго он маялся, читал, вникал. И вдруг начал лихорадочно писать. Страницы вылетали у него из-под пера, как пустые гильзы из автомата. Писал, не поднимаясь из-за стола… И написал! По отзывам специалистов в области борьбы с идеологической диверсией противника, работа Третьякова стала для военных контрразведчиков настольной книгой.
На мой взгляд, Третьяков добился успеха только потому, что не был специалистом в этой области, это и помогло избежать затасканных и шаблонных решений. Позднее он и сам признался, что мысленно «загнал» себя в войска и попытался свежим взглядом постороннего оценить ситуацию, поставить себя на место солдата и командира, сержанта и генерала, комбата и комдива, заставил их действовать и противодействовать наилучшим образом.
Третьяков неординарный человек. Наверное, большинство разведчиков неординарные личности, у них профессия такая. Вот Виктор, например, когда нас с ним выгнали из КГБ, ушел работать в Центробанк. Я только ахнул – он же не финансист, не экономист, он гуманитарий.
Работает Третьяков в Центробанке и, по отзывам, является хорошим банковским специалистом.
По прошествии лет, хотя и не часто встречаемся, все больше общаемся по телефону, скажу одно: более обязательного и надежного друга, чем Третьяков, у меня нет. Он не сахарный и не елейный. Наоборот, резок в суждениях, но в оценках людей всегда справедлив и объективен.
Как-то, вспоминая послевоенное время, он сказал, что ходил в школу в райцентре Будки вместе с… Борисом Ельциным, который учился двумя классами старше. А в одном классе с Виктором учился Женя Сенькин…
Мир тесен! Я даже опешил от неожиданности, узнав, что наш первый секретарь Карельского Обкома КПСС Иван Ильич Сенькин пришел с фронта старшим лейтенантом и по рекомендации секретаря Свердловского обкома партии Кириленко был избран первым секретарем Будкинского райкома партии, и что мать Женьки была у них в Будках заведующей детским садом.
И мне было что рассказать Третьякову. Иван Ильич мой партийный «крестный», рекомендовал меня комсоргом ЦК Всесоюзной ударной комсомольской стройки и одновременно первым секретарем райкома комсомола, а позднее – и в органы госбезопасности на оперативную работу.
Иван Ильич для многих, живущих в Карелии, был как родной отец, его любили и уважали. Он проработал на посту Первого секретаря Карельского обкома партии более 25 лет. Он и умер, отдав все людям и оставив семье лишь 80 рублей на сберкнижке.
Такой же бессеребреник, как Ю. В. Андропов. Да, он был большим и верным другом Юрия Владимировича. Не случайно Сенькину предоставили право выступить с прощальной речью на траурном митинге с мавзолея Ленина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95