— Отбили страдальцу в ментовке внутренности, — продолжал Степаныч. — Я Юрчика в психушке не видел. Ветров встречаться запретил. Сказал: «Приедешь — в дурдоме и повесишься». Санитаров упредил, скотина, мол, старого полудурка харей о железные ворота, если сунется, — лицо отставного майора скривилось, точно от зубной боли. — Тоска, Дмитрий… Больных головой никогда на Руси не обижали. Полагали, юродивые с богом беседуют и простому человеку их разговор не понять. Каждый норовил кусок хлеба в суму дурачку-нищему положить, — накатившаяся слеза предательски блеснула в глазах Степаныча.
— Я знаю, как тяжело друзей терять…
Он вспомнил перевал, гортанные крики иорданца, громовым эхом разносящиеся по ущельям звуки выстрелов снайперских винтовок и предсмертные стоны преданных московскими стратегами бойцов разведгруппы.
В молчании, точно на поминальном ужине, два офицера допили чай, и каждый думал о своем: несбывшихся мечтах, злодейке-судьбе, загнавшей их в землянку на окраине городской свалки, и о тех, кто в этом виноват.
Тишину нарушил Рогожин.
— Тебе Пыжик хлам какой-то передать просил, — он ногой пододвинул коробку. — Ремонтируешь бытовую технику соседей?
Опрокинув коробку, Степаныч высыпал радиодетали на пол. Присел на корточки и, точно петух на навозной куче, стал быстро разгребать образовавшуюся из плат и проводки гору.
— Ты скажи, что надо. Я куплю в магазине. — Заинтригованный азартом отставника Дмитрий поднял трансформатор со сгоревшей обмоткой.
— Бабки лишние? — осуждающе спросил Степаныч, кусачками кромсая пришедший в негодность блок питания телевизора. — Стонут — кризис в стране, а на помойку миллионы выбрасывают. Да здесь баллистическую ракету собрать можно, только ройся, не ленись. Залежи золота под ногами!
— Ей-богу, Степаныч, ты от Плюшкина мало чем отличаешься! — дружелюбно хохотнул Рогожин.
— Ну, у Плюшкина дохлые мухи в настойке плавали, а у меня вот что есть, — не без гордости сказал бывший ракетчик, доставая фибровый чемодан с железной окантовкой.
В таких чемоданах в послевоенные годы офицеры привозили из Германии фарфоровую посуду, шелковое белье и многие другие диковинные предметы роскоши.
Степаныч замешкался с заедавшим замком.
— Показывай сокровища! — шутливо поторопил Рогожин.
Увиденное отбило у Дмитрия охоту упражняться в юморе. На треть чемодан был заполнен желтоватым веществом, напоминающим расплющенные бруски тола.
— Пластит?! — прошептал Рогожин. — Откуда?
Взрывчатое вещество такого типа применялось только в армии. Промышленные пиротехнические работы вроде разрушения скальных пород при прокладке тоннелей, сноса зданий взрывом направленного действия исполнялись тротиловыми шашками, динамитом, но не этим веществом.
Пластит в коробках навешивали на танки «Т-80» или «Т-72», чтобы, взрываясь, он отбрасывал снаряды. Пользовались им и подрывники-диверсанты.
— Откуда? От верблюда! — загадочно откликнулся Степаныч. — Сперли со складов приятели-бомжи.
Попотчевали солдатика водчонкой, Лизку-Мотороллу под него подстелили, он и запустил мужиков. Хотели к зиме бельишко теплое стащить, да не туда попали.
Жалко было с пустыми руками уходить. На водку потратились, Лизку солдатик после долгого воздержания того… — Степаныч сделал неприличный жест, — измочалил. Они и набрали что было. Мыться пробовали пластитом. Говорят, ни хрена не пенится. Волдыри по всему телу с кулак после помывки. Кеша-Философ, у него будка на северной стороне свалки, до весны пластит у себя держал, не выбрасывал. Ученый мужик, философский факультет МГУ окончил, но дочитался до белой горячки, спрятался от людей на помойке. — Степаныч доской прикрыл доступ к чемодану, задвинутому под топчан. — Сообразил ко мне прийти. Говорит: "Ты, Суворов, человек военный, в этих делах просекаешь больше, чем я, покупай за два «фауста», вина по ноль-семь, значит.
— Выгодная сделка! — сказал Рогожин и, догадавшись, зачем старику взрывчатое вещество, которого хватило бы поднять на воздух половину многоквартирного дома, добавил:
— Бомбу для Ветрова мастеришь?
— Детонатор оригинальной конструкции собираю, — на полном серьезе ответил отставной майор. Не позволю паскуде надо мной издеваться. И от показаний откажусь! — с решимостью обреченного выдал Степаныч. — Взорву и себя, и управление ментовское к едреной фене!
«А ведь взорвет, — подумал Рогожин. — Чумовой старик».
— Ты брось камикадзе из себя изображать! — он погрозил отставному майору пальцем. — Мы эту банду под монастырь без ненужных жертв подведем. Увидит Ветров небо в клеточку, я тебе обещаю. И Сергей на свободу выйдет. Дело-то белыми нитками шито. Я с профессором Арутюняном переговорил. Одно слабое место уже нащупал. Осталось раздобыть какие-либо документы, фальшивые накладные, например, доказывающие сокрытие прибыли в особо крупных размерах, и прижать Ветрова с братвой к стене.
Вытянем Сергея, документы на стол министра МВД лягут. Пускай со своими держимордами разбирается.
— Угу! — отозвался Степаныч. — Дерзай… Бумажки тебе на подносе принесут?
— Достану! — уверенно ответил Рогожин. — Завари еще чаю.
Раскалывая топориком полено на щепки, Степаныч бормотал что-то себе под нос.
— Химик.., профессор! — Внезапно он вскинул голову. — На Кленовой дом?
— Какой дом?
— Профессора! Бывшего зэка, химичившего в шарашке!
— Да, улица Кленовая…
— Сгорел ночью профессор…
— Проспись, старик! — Дмитрий схватил отставного майора за костлявое плечо. — Я говорил вчера с Арутюняном.
— Сегодня он с ангелами беседует! — судорожно двигая челюстью, выдавливал слова Степаныч. — Ночью в доме газовый баллон взорвался. Домишко по бревнышкам разнесло. Кеша-Философ от водил узнал. Весь город талдычит о пожаре…
Городская площадь походила на растревоженный муравейник. У постамента памятника со снятой фигурой какого-то малозначительного пролетарского деятеля была сооружена трибуна, декорированная лентами цветов государственного флага.
По бокам трибуны находились столбы «матюгальников» — стодвадцативаттных колонок, усиливавших голос оратора до рева самца-слона в период брачных игр.
Музыка, пропущенная через динамики этих ящиков, была на один мотив: грохот электронных бубнов, забивающий голос исполнителя. Оператор, разбитной паренек в бейсбольной кепке с повернутым назад козырьком, устроившись под трибуной, развлекался, вращая ручки пульта.
Над площадью как будто кружила эскадрилья реактивных истребителей, заходя на посадку и снова взмывая к облакам. Но людям, собравшимся на площади отпраздновать День города, какофония дискотеки под открытым небом не мешала веселиться. Они толпились у ларьков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74