Степаныч страдал расстройством желудка, и выбегать справлять нужду на двор было для старика накладно. Утром он опорожнял парашу, относя ее подальше от землянки.
Отправляясь к офису «Стар-дринк», отставной майор второпях забыл проделать обычную процедуру, а обоняние Рогожина не различало запахов нечистот свалки и человеческих испражнений, до половины заполнивших ведро.
Заходя в тыл к гостям, Дмитрий прихватил парашу, сочтя ее подходящим презентом для короля городской свалки.
— Расшиб мозги! — ноюще повторил Грек, несмотря на предупреждающее цыканье шефа, обошедшего столб.
— Они у тебя были? — произнес Дмитрий во весь голос, нахлобучивая ведро с дерьмом на голову верзилы и одновременно делая подсечку.
Туша Грека грохнулась на утоптанный глиняный пол землянки. Падая, он ударился головой о металлический бак «буржуйки», отчего та загремела, точно церковный колокол.
Опешивший Хвалько, не понимая, что произошло, шагнул навстречу Рогожину, оказавшись на расстоянии вытянутой руки. Дмитрий не преминул этим воспользоваться, всадив свой кулак между глаз вожака стаи бомжей. Переносица Хвалько хрустнула.
«Сломал», — удовлетворенно подумал Рогожин, чувствуя, как сладко заныли костяшки пальцев с содранной от удара кожей…
Язычок пламени тускло затеплился. Дмитрий накрыл керосиновую лампу стеклянной колбой, привернул колесико, чтобы пламя не коптило, и поднес лампу к лицу лежавшего без сознания Пыжика.
Его нос был свернут набок, из ноздрей хлестала кровь. Второй посетитель, бомж по кличке Грек, ползая на животе, руками пытался снять ведро. Сквозь оцинкованную жесть доносились булькающие, захлебывающиеся рыдания, перемежающиеся проклятиями и матерщиной.
Дмитрий постучал носком армейского ботинка по дну головного убора Грека.
— Не шевелись, иначе я тебя, сволочь, целиком в ведро утрамбую, по пятки! Не захлебнешься дерьмом?!
Бомж, расслышавший предупреждение, перевернулся на спину, скрестил на груди руки, выражая полнейшую покорность и повиновение.
— Я просек, начальник! Дышать могу! — отчитался Грек, сочтя за лучшее для себя не снимать парашу и не дергаться. — Только не убивай! — Он соединил ладони лодочкой, поднеся их к тому месту, где под ведром должны были находиться губы.
— Подремли, Грек, — посоветовал ему Дмитрий. — Переговорю с этим козлом, который тебя на «мокруху» подбивал, и сниму шлемофон.
О серьезности намерений Хвалько свидетельствовал обрез, валявшийся рядом с бомжем.
Рогожин поднял оружие — спиленную тульскую двустволку с взведенными бойками. Приклад винтовки был тоже аккуратно обточен. Вместо ложа оставался лишь удобный для обхвата кругляш. Такую штуковину можно легко спрятать под полупальто или в сумку.
— Чем зарядили? — спросил Рогожин вытянувшегося струной бомжа. — Дробью, нарезанными гвоздями или солью?
— Картечью!
— На медведя собрались?! — усмехнулся Дмитрий, прикасаясь стволом к опухающему носу Пыжика.
Хвалько приходил в себя медленно. Вначале его веки приподнялись ровно на четверть. Из-под них узкой полосой блеснули белки глаз. Затем он приоткрыл рот, издав что-то вроде придушенного мяуканья.
Дмитрий рывком посадил Пыжика, прислонив спиной к «буржуйке», чтобы тот не свалился.
— Слушай, вошь! — Он вкатил Хвалько несколько пощечин. — Сейчас ты расскажешь, что случилось со Степанычем.
Хвалько, точно годовалый младенец, переевший материнского молока, срыгнул желто-розовой жижицей, запачкав куртку.
Дмитрий, не обращая внимания на мучения пленного, продолжал:
— Попробуешь обмануть — отправлю в «буржуйку». Но учти, гореть будешь живьем. Сначала правую руку засунем, потом левую, а если пожелаешь, и вперед ногами можно.
Под Хвалько расплылась лужица.
— Раскатали Суворова, — зажимая рукой ноздри, из которых толчками хлестала кровь, прогундосил Пыжик. — У конторы «Стар-дринк» его переехал «БМВ». — Он глумливо оскалился:
— Каюк твоему дружку! И до тебя, командир, доберутся! А я могу тебя спрятать, так что ни одна сука не докопается! — перешел на шепот Хвалько. — Будешь на меня работать…
Рогожин снова ударил его по щеке, а затем приподнял за шиворот и спросил:
— Где Сапрыкин?
— В «Шпульках» отрывается! — истерично выкрикнул некоронованный король городской свалки. — Они всей бригадой гуляют!
— Больше от тебя ничего не требуется… — с этими словами Рогожин направил голову Хвалько к бурому боку «буржуйки».
Тот успел издать отчаянный вопль, прежде чем его покатый лоб проверил на прочность металл печки.
«Буржуйка» завибрировала, а труба, составленная из жестяных колен, обрушилась с жутким грохотом на скорчившегося от боли предводителя бомжей.
Дмитрий проверил карманы куртки ревущего благим матом Пыжика, изъял связку ключей и, приставив обрез к его виску, сказал:
— Прострелить бы тебе репу, сволочь, да мараться не хочется! Я покидаю эти дивные места! Двадцать четыре часа мне понадобится, чтобы рассчитаться кое с какими долгами. Рекомендую провести это время здесь, под землей. Наверху может быть жарко!
«Жигули», принадлежавшие Хвалько, стояли в обычном месте на заасфальтированном «пятачке» мойки, где водители мусоросборочных машин промывали контейнеры. У автомобиля, неспешно беседуя и сортируя добычу, толпились аборигены свалки. Рогожин поприветствовал братию коротким кивком головы, открыл дверцу, сел за руль и через плечо бросил:
— Сегодня приема не будет! Волоките свои сокровища обратно!
В зеркало он увидел, как разбредаются сгорбленные, навьюченные ношей фигуры. Но произошло нечто, заставившее бомжей выронить мешки с «пушниной», отбросить коробки и распрямиться.
Над землянкой Степаныча вырос огненный гриб с оранжево-черной шляпкой, покачивающейся на распухавшей ножке.
Дмитрий успел выехать на шоссе, когда прогремел взрыв. Он инстинктивно вжал голову в плечи, покрепче обхватил баранку, словно опасался, что взрывная волна догонит «Жигули» и бросит автомобиль в кювет.
«Удались, Степаныч, твои пиротехнические опыты с пластитом. Рвануло!» — Дмитрий включил дальний свет, располосовавший сгущающиеся сумерки двумя золотистыми клинками, поправил «глок» за поясом и до упора вдавил педаль акселератора.
Холл «Шпулек» был пустынен. За столом у входа дремала вахтерша в синем халате, накинутом поверх пальто.
— Мать! — Дмитрий легонько притронулся к плечу женщины.
Та испуганно вскинула голову.
— Мать, у вас тут гости гужуются?! — наигранно развязным тоном спросил Рогожин.
— У нас, почитай, каждый божий день гульба идет, — неприязненно откликнулась вахтерша, демонстративно отворачиваясь от Дмитрия. — Ты чего припозднился? Поди, уже всех б.., разобрали. Шуруй в бассейн, может, какую-нибудь прошмандоху и выловишь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Отправляясь к офису «Стар-дринк», отставной майор второпях забыл проделать обычную процедуру, а обоняние Рогожина не различало запахов нечистот свалки и человеческих испражнений, до половины заполнивших ведро.
Заходя в тыл к гостям, Дмитрий прихватил парашу, сочтя ее подходящим презентом для короля городской свалки.
— Расшиб мозги! — ноюще повторил Грек, несмотря на предупреждающее цыканье шефа, обошедшего столб.
— Они у тебя были? — произнес Дмитрий во весь голос, нахлобучивая ведро с дерьмом на голову верзилы и одновременно делая подсечку.
Туша Грека грохнулась на утоптанный глиняный пол землянки. Падая, он ударился головой о металлический бак «буржуйки», отчего та загремела, точно церковный колокол.
Опешивший Хвалько, не понимая, что произошло, шагнул навстречу Рогожину, оказавшись на расстоянии вытянутой руки. Дмитрий не преминул этим воспользоваться, всадив свой кулак между глаз вожака стаи бомжей. Переносица Хвалько хрустнула.
«Сломал», — удовлетворенно подумал Рогожин, чувствуя, как сладко заныли костяшки пальцев с содранной от удара кожей…
Язычок пламени тускло затеплился. Дмитрий накрыл керосиновую лампу стеклянной колбой, привернул колесико, чтобы пламя не коптило, и поднес лампу к лицу лежавшего без сознания Пыжика.
Его нос был свернут набок, из ноздрей хлестала кровь. Второй посетитель, бомж по кличке Грек, ползая на животе, руками пытался снять ведро. Сквозь оцинкованную жесть доносились булькающие, захлебывающиеся рыдания, перемежающиеся проклятиями и матерщиной.
Дмитрий постучал носком армейского ботинка по дну головного убора Грека.
— Не шевелись, иначе я тебя, сволочь, целиком в ведро утрамбую, по пятки! Не захлебнешься дерьмом?!
Бомж, расслышавший предупреждение, перевернулся на спину, скрестил на груди руки, выражая полнейшую покорность и повиновение.
— Я просек, начальник! Дышать могу! — отчитался Грек, сочтя за лучшее для себя не снимать парашу и не дергаться. — Только не убивай! — Он соединил ладони лодочкой, поднеся их к тому месту, где под ведром должны были находиться губы.
— Подремли, Грек, — посоветовал ему Дмитрий. — Переговорю с этим козлом, который тебя на «мокруху» подбивал, и сниму шлемофон.
О серьезности намерений Хвалько свидетельствовал обрез, валявшийся рядом с бомжем.
Рогожин поднял оружие — спиленную тульскую двустволку с взведенными бойками. Приклад винтовки был тоже аккуратно обточен. Вместо ложа оставался лишь удобный для обхвата кругляш. Такую штуковину можно легко спрятать под полупальто или в сумку.
— Чем зарядили? — спросил Рогожин вытянувшегося струной бомжа. — Дробью, нарезанными гвоздями или солью?
— Картечью!
— На медведя собрались?! — усмехнулся Дмитрий, прикасаясь стволом к опухающему носу Пыжика.
Хвалько приходил в себя медленно. Вначале его веки приподнялись ровно на четверть. Из-под них узкой полосой блеснули белки глаз. Затем он приоткрыл рот, издав что-то вроде придушенного мяуканья.
Дмитрий рывком посадил Пыжика, прислонив спиной к «буржуйке», чтобы тот не свалился.
— Слушай, вошь! — Он вкатил Хвалько несколько пощечин. — Сейчас ты расскажешь, что случилось со Степанычем.
Хвалько, точно годовалый младенец, переевший материнского молока, срыгнул желто-розовой жижицей, запачкав куртку.
Дмитрий, не обращая внимания на мучения пленного, продолжал:
— Попробуешь обмануть — отправлю в «буржуйку». Но учти, гореть будешь живьем. Сначала правую руку засунем, потом левую, а если пожелаешь, и вперед ногами можно.
Под Хвалько расплылась лужица.
— Раскатали Суворова, — зажимая рукой ноздри, из которых толчками хлестала кровь, прогундосил Пыжик. — У конторы «Стар-дринк» его переехал «БМВ». — Он глумливо оскалился:
— Каюк твоему дружку! И до тебя, командир, доберутся! А я могу тебя спрятать, так что ни одна сука не докопается! — перешел на шепот Хвалько. — Будешь на меня работать…
Рогожин снова ударил его по щеке, а затем приподнял за шиворот и спросил:
— Где Сапрыкин?
— В «Шпульках» отрывается! — истерично выкрикнул некоронованный король городской свалки. — Они всей бригадой гуляют!
— Больше от тебя ничего не требуется… — с этими словами Рогожин направил голову Хвалько к бурому боку «буржуйки».
Тот успел издать отчаянный вопль, прежде чем его покатый лоб проверил на прочность металл печки.
«Буржуйка» завибрировала, а труба, составленная из жестяных колен, обрушилась с жутким грохотом на скорчившегося от боли предводителя бомжей.
Дмитрий проверил карманы куртки ревущего благим матом Пыжика, изъял связку ключей и, приставив обрез к его виску, сказал:
— Прострелить бы тебе репу, сволочь, да мараться не хочется! Я покидаю эти дивные места! Двадцать четыре часа мне понадобится, чтобы рассчитаться кое с какими долгами. Рекомендую провести это время здесь, под землей. Наверху может быть жарко!
«Жигули», принадлежавшие Хвалько, стояли в обычном месте на заасфальтированном «пятачке» мойки, где водители мусоросборочных машин промывали контейнеры. У автомобиля, неспешно беседуя и сортируя добычу, толпились аборигены свалки. Рогожин поприветствовал братию коротким кивком головы, открыл дверцу, сел за руль и через плечо бросил:
— Сегодня приема не будет! Волоките свои сокровища обратно!
В зеркало он увидел, как разбредаются сгорбленные, навьюченные ношей фигуры. Но произошло нечто, заставившее бомжей выронить мешки с «пушниной», отбросить коробки и распрямиться.
Над землянкой Степаныча вырос огненный гриб с оранжево-черной шляпкой, покачивающейся на распухавшей ножке.
Дмитрий успел выехать на шоссе, когда прогремел взрыв. Он инстинктивно вжал голову в плечи, покрепче обхватил баранку, словно опасался, что взрывная волна догонит «Жигули» и бросит автомобиль в кювет.
«Удались, Степаныч, твои пиротехнические опыты с пластитом. Рвануло!» — Дмитрий включил дальний свет, располосовавший сгущающиеся сумерки двумя золотистыми клинками, поправил «глок» за поясом и до упора вдавил педаль акселератора.
Холл «Шпулек» был пустынен. За столом у входа дремала вахтерша в синем халате, накинутом поверх пальто.
— Мать! — Дмитрий легонько притронулся к плечу женщины.
Та испуганно вскинула голову.
— Мать, у вас тут гости гужуются?! — наигранно развязным тоном спросил Рогожин.
— У нас, почитай, каждый божий день гульба идет, — неприязненно откликнулась вахтерша, демонстративно отворачиваясь от Дмитрия. — Ты чего припозднился? Поди, уже всех б.., разобрали. Шуруй в бассейн, может, какую-нибудь прошмандоху и выловишь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74