Внушал вашему брату, что суд будет снисходительным и примет статью об убийстве, совершенном в состоянии аффекта.
Ни о какой смертной казни будто и речи быть не может!.. Это же нелюди! — выкрикнул Сапрыкин. — За бабки они мать родную на кресте распнут! — Он плакал навзрыд. — Ветров меня за горло держит! Он настоящий преемник Хрунцалова. У него в руках все нити этого бизнеса. Московские связи, контакты с покупателями… Я — никто! Подставка для ментов и уголовной сволочи! Меня же первым сдадут! — визжал Сапрыкин. — Живьем зароют в землю! Послушайте! Я выдам вам все планы поставок, финансовые аферы, номера банковских счетов… Все, что мне известно!
Только не оставляйте меня одного, — в истерическом порыве он принялся лобызать руку Рогожину. — Вы сильный, смелый человек, вы найдете, как уничтожить эту мразь… — захлебывался мэр. — Убейте их, как взбесившихся псов… Пах.., пах… — он выставил вперед большой палец, будто расстреливая невидимых врагов.
— Хватит дурочку ломать! — пресек шоу Рогожин. — Быстро и по существу. Когда ближайшая крупная поставка?
— Через три дня! — обмякший Сапрыкин отвечал не разжимая губ.
— Куда?
— В Карелию. Этиловый спирт с бывшего асфальтового завода отправят под видом технического для целлюлозного комбината.
— Сколько машин?
— Два «КамАЗа». Груз будет в двухсотпятидесятилитровых бочках. Ветров выделяет патрульную машину для сопровождения.
— В чем фокус этой операции? — пытался вникнуть в хитросплетение мафиозных махинаций Рогожин.
— У представителей комбината будет фальшивый договор о поставке. По нему они заплатят государству шестьдесят процентов акцизного сбора, а не девяносто, как за пищевой спирт. У директора останется контракт, что с его завода вывезли вообще неочищенный спирт-сырец для переработки, и налоги обязаны заплатить покупатели. А уж зачем его приобрели — для производства лакокрасочных изделий, парфюмерии или водки, — директора абсолютно не волнует.
Каждый остается при своем интересе, — захлебываясь словами, растолковывал механику бизнеса на спирте Сапрыкин. — Дельцы из Карелии получают качественное сырье. У них там отлажен выпуск «левого» коньяка, и спирт — необходимый компонент производства… Качественный спирт, без фуффурола и сивушных масел. Они добавляют сахарный купер…
Термины для Рогожина были малопонятными, но он не перебивал своего пленника.
— ..или куркуму, чтобы придать напитку соответствующий цвет и вкус. Фальшак продается под маркой армянского трехзвездочного коньяка. Двадцать процентов от сэкономленных денег ребята выплачивают Ветрову и компании. Плюс проплачивается неограниченный отпуск питьевого спирта без государственной лицензии, в обход установленных квот. — Сапрыкин успокоился и задышал ровнее. — Клянусь Пречистой Богородицей, я не причастен к мерзкой провокации против вашего брата! — Он достал нагрудный серебряный образок, висевший на шее, и обмусолил лик губами.
— Кто на самом деле убрал Хрунцалова и Рогожину? — спросил Дмитрий.
— Я так полагаю, — зашептал мэр, словно боялся, что в лесу их могут подслушать. — Это комбинация Ветрова. Ухлопал Петра Васильевича и Марину, вашего брата «стрелочником» сделал, и все шито-крыто!
У Рогожина было чувство, что рядом с ним сидит не человек, а студенистая медуза, воняющая потом и испражнениями. Он подавил в себе желание выбросить этого слизняка из машины, запрещающе поднял руку, когда Сапрыкин попытался что-то сказать.
— Мы возвращаемся в город! — Сталь звенела в голосе Дмитрия. — Держи рот на замке. Иначе…
Ствол «глока» вонзился под ребро Валика-Фарша.
* * *
Пушистый белый бобтейл, похожий на сугроб, лежал у ног Сапрыкина, охраняя покой хозяина. Валерий Александрович приобрел псину редкой породы на Птичьем рынке в Москве, вычитав, что бобтейлы настоящие аристократы и обладают способностью благотворно влиять на нервную систему человека.
Беар преданно заглядывал в глаза хозяину, не понимая, почему они превратились в зияющие черные дыры и отчего человек трясется, как полузадушенная кошка с выпущенными кишками.
Сапрыкин, лязгая зубами о край стакана, отпил глоток минералки. Таблетка валиума застряла в глотке.
— Господи, все против меня! — сдавленно прошептал Валерий Александрович.
Он добрался до журнального столика, подтянул к себе за провод блок радиотелефона и набрал номер.
— Алле-е… Солодник?! — голосом умирающего спросил Сапрыкин. — Беар, не грызи…
Собака играла с выдвинутой телескопической антенной телефона.
— Это я не тебе! — простонал мэр голосом примадонны оперного театра. — Он достал меня! — Сапрыкин замолчал, давая собеседнику время ощутить весь трагизм пережитого.
— Обделался! — насмешливо отозвался тот. — Смени подгузники и приготовься! Скоро будем подводить общий знаменатель под этой бодягой…
* * *
Серая пластиковая коробка от «глока» лежала на дне спортивной сумки, завернутая в рубашку.
Старший следователь Баранов проводил несанкционированный обыск в номере гостиницы. Проводил один, без понятых, без ордера в кармане, действуя на свой страх и риск.
Хотя рисковал он не особенно, зная, что постоялец гостиницы Дмитрий Рогожин в данный момент вдыхает ароматы городской свалки или гоняет чай со старым отставником-майором.
Спившийся сторож Егор стучал Баранову о каждом шаге незваного пришельца, запутавшего и без того дьявольский расклад…
Марк Игнатьевич удивился беспечности Ветрова, сосредоточившегося после зверского убийства мэра на коммерческих сделках, попойках в сауне и разборках с торгашами, утаивающими, по мнению подполковника, доходы.
Сам Баранов пытался докопаться до истинных заказчиков, не без основания полагая, что и им могут посворачивать шеи. Больно уж лакомым куском была империя Хрунцалова.
Кое-что матерому следаку удалось нащупать…
Пообтиравшись по блатхатам в Москве, где гужевались старинные приятели, не забывшие мента с хваткой бультерьера и со сговорчивым нравом, Марк Игнатьевич раздобыл интересную информацию, дававшую пищу для ума.
Блатняки в один голос утверждали, что в уголовном мире бродят слухи о таинственной организации, сплоченной жесткой дисциплиной, со своим уставом и кодексом чести. Чужаков туда принимают после тщательной проверки, просвечивая чуть ли не рентгеном, и обратной дороги оттуда нет.
От карточного шулера по прозвищу Фикус, потрошившего пассажиров в аэропорту Шереметьево-1, Марк Игнатьевич услышал версию финала деятельности авторитета из подмосковного Пушкино.
Фикус доверял следователю, отпустившему его брата-наркомана, попавшегося с «дурью» в кармане. Шулер презентовал Баранову колечко с рубином. Марк Игнатьевич был для Фикуса в замазке, то есть, говоря человеческим языком, купленным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Ни о какой смертной казни будто и речи быть не может!.. Это же нелюди! — выкрикнул Сапрыкин. — За бабки они мать родную на кресте распнут! — Он плакал навзрыд. — Ветров меня за горло держит! Он настоящий преемник Хрунцалова. У него в руках все нити этого бизнеса. Московские связи, контакты с покупателями… Я — никто! Подставка для ментов и уголовной сволочи! Меня же первым сдадут! — визжал Сапрыкин. — Живьем зароют в землю! Послушайте! Я выдам вам все планы поставок, финансовые аферы, номера банковских счетов… Все, что мне известно!
Только не оставляйте меня одного, — в истерическом порыве он принялся лобызать руку Рогожину. — Вы сильный, смелый человек, вы найдете, как уничтожить эту мразь… — захлебывался мэр. — Убейте их, как взбесившихся псов… Пах.., пах… — он выставил вперед большой палец, будто расстреливая невидимых врагов.
— Хватит дурочку ломать! — пресек шоу Рогожин. — Быстро и по существу. Когда ближайшая крупная поставка?
— Через три дня! — обмякший Сапрыкин отвечал не разжимая губ.
— Куда?
— В Карелию. Этиловый спирт с бывшего асфальтового завода отправят под видом технического для целлюлозного комбината.
— Сколько машин?
— Два «КамАЗа». Груз будет в двухсотпятидесятилитровых бочках. Ветров выделяет патрульную машину для сопровождения.
— В чем фокус этой операции? — пытался вникнуть в хитросплетение мафиозных махинаций Рогожин.
— У представителей комбината будет фальшивый договор о поставке. По нему они заплатят государству шестьдесят процентов акцизного сбора, а не девяносто, как за пищевой спирт. У директора останется контракт, что с его завода вывезли вообще неочищенный спирт-сырец для переработки, и налоги обязаны заплатить покупатели. А уж зачем его приобрели — для производства лакокрасочных изделий, парфюмерии или водки, — директора абсолютно не волнует.
Каждый остается при своем интересе, — захлебываясь словами, растолковывал механику бизнеса на спирте Сапрыкин. — Дельцы из Карелии получают качественное сырье. У них там отлажен выпуск «левого» коньяка, и спирт — необходимый компонент производства… Качественный спирт, без фуффурола и сивушных масел. Они добавляют сахарный купер…
Термины для Рогожина были малопонятными, но он не перебивал своего пленника.
— ..или куркуму, чтобы придать напитку соответствующий цвет и вкус. Фальшак продается под маркой армянского трехзвездочного коньяка. Двадцать процентов от сэкономленных денег ребята выплачивают Ветрову и компании. Плюс проплачивается неограниченный отпуск питьевого спирта без государственной лицензии, в обход установленных квот. — Сапрыкин успокоился и задышал ровнее. — Клянусь Пречистой Богородицей, я не причастен к мерзкой провокации против вашего брата! — Он достал нагрудный серебряный образок, висевший на шее, и обмусолил лик губами.
— Кто на самом деле убрал Хрунцалова и Рогожину? — спросил Дмитрий.
— Я так полагаю, — зашептал мэр, словно боялся, что в лесу их могут подслушать. — Это комбинация Ветрова. Ухлопал Петра Васильевича и Марину, вашего брата «стрелочником» сделал, и все шито-крыто!
У Рогожина было чувство, что рядом с ним сидит не человек, а студенистая медуза, воняющая потом и испражнениями. Он подавил в себе желание выбросить этого слизняка из машины, запрещающе поднял руку, когда Сапрыкин попытался что-то сказать.
— Мы возвращаемся в город! — Сталь звенела в голосе Дмитрия. — Держи рот на замке. Иначе…
Ствол «глока» вонзился под ребро Валика-Фарша.
* * *
Пушистый белый бобтейл, похожий на сугроб, лежал у ног Сапрыкина, охраняя покой хозяина. Валерий Александрович приобрел псину редкой породы на Птичьем рынке в Москве, вычитав, что бобтейлы настоящие аристократы и обладают способностью благотворно влиять на нервную систему человека.
Беар преданно заглядывал в глаза хозяину, не понимая, почему они превратились в зияющие черные дыры и отчего человек трясется, как полузадушенная кошка с выпущенными кишками.
Сапрыкин, лязгая зубами о край стакана, отпил глоток минералки. Таблетка валиума застряла в глотке.
— Господи, все против меня! — сдавленно прошептал Валерий Александрович.
Он добрался до журнального столика, подтянул к себе за провод блок радиотелефона и набрал номер.
— Алле-е… Солодник?! — голосом умирающего спросил Сапрыкин. — Беар, не грызи…
Собака играла с выдвинутой телескопической антенной телефона.
— Это я не тебе! — простонал мэр голосом примадонны оперного театра. — Он достал меня! — Сапрыкин замолчал, давая собеседнику время ощутить весь трагизм пережитого.
— Обделался! — насмешливо отозвался тот. — Смени подгузники и приготовься! Скоро будем подводить общий знаменатель под этой бодягой…
* * *
Серая пластиковая коробка от «глока» лежала на дне спортивной сумки, завернутая в рубашку.
Старший следователь Баранов проводил несанкционированный обыск в номере гостиницы. Проводил один, без понятых, без ордера в кармане, действуя на свой страх и риск.
Хотя рисковал он не особенно, зная, что постоялец гостиницы Дмитрий Рогожин в данный момент вдыхает ароматы городской свалки или гоняет чай со старым отставником-майором.
Спившийся сторож Егор стучал Баранову о каждом шаге незваного пришельца, запутавшего и без того дьявольский расклад…
Марк Игнатьевич удивился беспечности Ветрова, сосредоточившегося после зверского убийства мэра на коммерческих сделках, попойках в сауне и разборках с торгашами, утаивающими, по мнению подполковника, доходы.
Сам Баранов пытался докопаться до истинных заказчиков, не без основания полагая, что и им могут посворачивать шеи. Больно уж лакомым куском была империя Хрунцалова.
Кое-что матерому следаку удалось нащупать…
Пообтиравшись по блатхатам в Москве, где гужевались старинные приятели, не забывшие мента с хваткой бультерьера и со сговорчивым нравом, Марк Игнатьевич раздобыл интересную информацию, дававшую пищу для ума.
Блатняки в один голос утверждали, что в уголовном мире бродят слухи о таинственной организации, сплоченной жесткой дисциплиной, со своим уставом и кодексом чести. Чужаков туда принимают после тщательной проверки, просвечивая чуть ли не рентгеном, и обратной дороги оттуда нет.
От карточного шулера по прозвищу Фикус, потрошившего пассажиров в аэропорту Шереметьево-1, Марк Игнатьевич услышал версию финала деятельности авторитета из подмосковного Пушкино.
Фикус доверял следователю, отпустившему его брата-наркомана, попавшегося с «дурью» в кармане. Шулер презентовал Баранову колечко с рубином. Марк Игнатьевич был для Фикуса в замазке, то есть, говоря человеческим языком, купленным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74