Смысл этой небывалой уступчивости стал мне понятным позже — вторую нижнюю полку облюбовала девчонка, закутанная в огромный платок. Вот Семка и принялся ее «раскутывать».
Минут десять прислушивался я к веселой возне внизу. Девчонка ахала, кокетливо смеялась, Семка настойчиво ей что-то шептал. Есть же такие компанейские люди. Я всегда, будто скован. Для меня вступить в контакт с незнакомой женщиной, что пытаться оседлать тигрицу.
Кажется, не успел заснуть — растолкали.
— Перебирайся, старлей, на нижнюю полку. Из окна не дует, соседка в две дырки посапывает. А я сейчас сойду — в комендатуру нужно наведаться. Кстати, машину с заставы вызову.
Перебрался. Полка согрета, из окна не дует. Накрылся я шинелью, сапоги — под голову, шапку — на них. Слышал, промышляют в поездах ухари: проснешься — ни шапки, ни сапог.
Едва задремал — снова разбудили. Девичьи руки обняли за шею, губы — к губам.
— Проснись, милый, на следующей остановке тебе выходить … Поцелуй на прощание…
— Что?.. Кого?..
— Ой, не тот!
Подхватилась девчонка, платок — на голову, узелок — под мышку, шубейку — на плечи — только ветер по коридору.
Это она меня с Кислицыным спутала. Видно, баловалась с капитаном по высшему классу, утомилась, бедняжка, и задремала, когда мы местами поменялись.
Позавидовал я в душе удачливому капитану, попутно вспомнил Светку и принялся одеваться. Позже, мы с начальником заставы часто встречались, я рассказал ему про девичью ошибку, чем изрядно его насмешил.
Вот этот-то Кислицын и подарил мне списанного с пограничной службы овчарку, носящую всем известную кличку «Джульбарс», переименованную мной в Джу…
Собака встретила меня у входа в сторожку предупредительным ворчанием. Понимай, как хочешь — или приветствие, или недовольство долгим отсутствием. Такой уж у меня пес — непредсказуемый, что ли. Почти такой же, как хозяин.
В сторожке, между двумя койками — моей и Сережкиной — самодельная тумбочка. Конечно, не чета курковским изделиям, но удобная и вместительная. На ней записка: срочно вызывают в Управление.
Почему-то на память пришел Малеев. Не с его ли подачи вызов? Чекисты и не на такие фокусы способны.
3
Трясясь в кабине старенького самосвала — «зил» сломался, сейчас водитель-певун с утра до вечера копается в его двигателе — я не переставал твердить про себя: старший лейтенант-сексот, прораб-сексот, инженер-сексот, стукач, филер. Будто готовил себя к тому, чтобы бросить в лицо Малееву мерзкое прозвище, освободиться от него. Как отреагирует «особист» на такое поведение? Гневно заорет, или примется воспитывать несговорчивого «секретного сотрудника»?
Непонятно, почему вызвали в УНР не начальника участка, а прораба? Если вызов ничего общего с Особым отделом не имеет, тогда мое удивление вполне оправданно. Если вызов устроил Малеев — ничего удивительного, все ясно.
Кстати, Дятел тоже удивился неожиданному приказанию. Вертел перед лицом записку, вызвал дежурного по штабу, принявшего телефонограмму, и допрашивал его с пристрастием.
— Может быть, ты сам напросился на вызов, — подозрительно оглядывал он меня, будто выискивал некий криминал. — Захотелось проведать свою Светку, звякнул тому же Дедку — вызовите, мол. Если так — глупо. Попросил бы меня лучше…
— Ей-богу, не было разговора с главным инженером, товарищ начальник, — чуть ли не перекрестился я. — К тому же со Светкой завязано. Крепким узлом.
Семыкин окинул меня подозрительным взглядом.
— Ладно, поезжай, раз вызывают. А я позже разведаю, кто подсунул Анохину телефонограмму…
В коридоре управления дорогу мне преградил Сиюминуткин. В фуражке, сдвинутой на затылок, и в расстегнутой форменной тужурке он напоминал офицера в запасе, позабывшего правила ношения формы. На одном погоне — три звёздочки, на другом — две.
— Погоди, Баба-Катя, разговор имеется.
— Не могу — тороплюсь. Анохин срочно вызвал, — попытался я уклониться от беседы с несимпатичным начальником Школьнинского участка. — Сам знаешь, Кругомарш опозданий не терпит.
— Одна минутка, — для наглядности Родилов ткнул меня грудь грязным пальцем. — Подпиши накладную на пять кубов половой рейки…
Очередная махинация! У одного Родилов выпросит в долг цемент, второго уговорит принять какую-нибудь недостачу, третьего просто обманет…
— Сам должен понимать, не могу я этого сделать. Ну, подпишу, предположим, а где рейка?
— В будущем месяце отдам. Клянусь, отдам!
Цена обещаниям Сиюминуткина всем известна. Подпишешь, примешь себе на подотчет — пиши пропало. Напомнишь — недоуменно раскрытые, кристально чистые глазища: я ведь тебе в тот же день вернул, склерозом страдаешь — лечиться пора. И не докажешь же ничего махинатору, разве что пристыдишь.
— Я теперь не начальник прорабского пункта, а обычный прораб. Обратись к Дятлу…
— Да разве с ним сговоришься? У него же в мозгу — половина извилины, и та плохо работает. А ты — парень что надо, добряк. Потому и обращаюсь.
Понятно. Лесть — один из самых надежных и зловредных препаратов в арсенале хитреца. Обмажет патокой липких словечек, оближет, причмокивая, и, как правило, добьется своего.
Признаюсь, слушать сладкие речи, даже зная им цену, приятно. В конце концов, пять кубов рейки — не тема для разговора. Не вернет Сиюминуткин — спишу на временные сооружения. Дедок акт подпишет, не заупрямится. Ни один ревизор не докопается.
Но как посмотрит на подобную операцию Дятел? Ведь хозяин участка — он, а не я.
Колебаниям положил конец дежурный по управлению сержант.
— Товарищ старший лейтенант, вы должны позвонить по этому телефону.
Раздосадованный фактическим отказом, Родилов отступил.
Телефон, конечно, Особого отдела. Но прежде, чем звонить, нужно явиться пред светлый лик начальства. Официально меня вызвал не «особист», а начальник.
— Загляни к главному, он хочет поговорить с тобой, — хмуро встретил меня Анохин. Кажется, настроение начальника предгрозовое. Наверняка, причина этому — втык, полученный подполковником в штабе армии. — Мне ты не нужен.
И, слава Богу, что не нужен! За время армейской службы я усвоил нехитрую истину: от начальства лучше держаться подальше, по возможности не попадаться ему на глаза.
Дедок сопел над чертежами. Рядом опасливо косилась на папку плоскогрудая секретчица УНР. Будто побаивалась, как бы главный ненароком не проглотил доверенные ему секреты вместе с бутербродом, который он задумчиво жевал.
— Есть разговор, — протрубил главный инженер, не отрываясь от чертежей.
— . Лучше бы — с начальником участка, — ввернул я идейку, одновременно намекнув на подчиненное свое положение. — А начальник выдал бы задание мне…
— У майора Семыкина хлопот и без того хватает. Короче, я подготовил приказ, согласно которому ты назначаешься персонально ответственным лицом за спецмонтаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Минут десять прислушивался я к веселой возне внизу. Девчонка ахала, кокетливо смеялась, Семка настойчиво ей что-то шептал. Есть же такие компанейские люди. Я всегда, будто скован. Для меня вступить в контакт с незнакомой женщиной, что пытаться оседлать тигрицу.
Кажется, не успел заснуть — растолкали.
— Перебирайся, старлей, на нижнюю полку. Из окна не дует, соседка в две дырки посапывает. А я сейчас сойду — в комендатуру нужно наведаться. Кстати, машину с заставы вызову.
Перебрался. Полка согрета, из окна не дует. Накрылся я шинелью, сапоги — под голову, шапку — на них. Слышал, промышляют в поездах ухари: проснешься — ни шапки, ни сапог.
Едва задремал — снова разбудили. Девичьи руки обняли за шею, губы — к губам.
— Проснись, милый, на следующей остановке тебе выходить … Поцелуй на прощание…
— Что?.. Кого?..
— Ой, не тот!
Подхватилась девчонка, платок — на голову, узелок — под мышку, шубейку — на плечи — только ветер по коридору.
Это она меня с Кислицыным спутала. Видно, баловалась с капитаном по высшему классу, утомилась, бедняжка, и задремала, когда мы местами поменялись.
Позавидовал я в душе удачливому капитану, попутно вспомнил Светку и принялся одеваться. Позже, мы с начальником заставы часто встречались, я рассказал ему про девичью ошибку, чем изрядно его насмешил.
Вот этот-то Кислицын и подарил мне списанного с пограничной службы овчарку, носящую всем известную кличку «Джульбарс», переименованную мной в Джу…
Собака встретила меня у входа в сторожку предупредительным ворчанием. Понимай, как хочешь — или приветствие, или недовольство долгим отсутствием. Такой уж у меня пес — непредсказуемый, что ли. Почти такой же, как хозяин.
В сторожке, между двумя койками — моей и Сережкиной — самодельная тумбочка. Конечно, не чета курковским изделиям, но удобная и вместительная. На ней записка: срочно вызывают в Управление.
Почему-то на память пришел Малеев. Не с его ли подачи вызов? Чекисты и не на такие фокусы способны.
3
Трясясь в кабине старенького самосвала — «зил» сломался, сейчас водитель-певун с утра до вечера копается в его двигателе — я не переставал твердить про себя: старший лейтенант-сексот, прораб-сексот, инженер-сексот, стукач, филер. Будто готовил себя к тому, чтобы бросить в лицо Малееву мерзкое прозвище, освободиться от него. Как отреагирует «особист» на такое поведение? Гневно заорет, или примется воспитывать несговорчивого «секретного сотрудника»?
Непонятно, почему вызвали в УНР не начальника участка, а прораба? Если вызов ничего общего с Особым отделом не имеет, тогда мое удивление вполне оправданно. Если вызов устроил Малеев — ничего удивительного, все ясно.
Кстати, Дятел тоже удивился неожиданному приказанию. Вертел перед лицом записку, вызвал дежурного по штабу, принявшего телефонограмму, и допрашивал его с пристрастием.
— Может быть, ты сам напросился на вызов, — подозрительно оглядывал он меня, будто выискивал некий криминал. — Захотелось проведать свою Светку, звякнул тому же Дедку — вызовите, мол. Если так — глупо. Попросил бы меня лучше…
— Ей-богу, не было разговора с главным инженером, товарищ начальник, — чуть ли не перекрестился я. — К тому же со Светкой завязано. Крепким узлом.
Семыкин окинул меня подозрительным взглядом.
— Ладно, поезжай, раз вызывают. А я позже разведаю, кто подсунул Анохину телефонограмму…
В коридоре управления дорогу мне преградил Сиюминуткин. В фуражке, сдвинутой на затылок, и в расстегнутой форменной тужурке он напоминал офицера в запасе, позабывшего правила ношения формы. На одном погоне — три звёздочки, на другом — две.
— Погоди, Баба-Катя, разговор имеется.
— Не могу — тороплюсь. Анохин срочно вызвал, — попытался я уклониться от беседы с несимпатичным начальником Школьнинского участка. — Сам знаешь, Кругомарш опозданий не терпит.
— Одна минутка, — для наглядности Родилов ткнул меня грудь грязным пальцем. — Подпиши накладную на пять кубов половой рейки…
Очередная махинация! У одного Родилов выпросит в долг цемент, второго уговорит принять какую-нибудь недостачу, третьего просто обманет…
— Сам должен понимать, не могу я этого сделать. Ну, подпишу, предположим, а где рейка?
— В будущем месяце отдам. Клянусь, отдам!
Цена обещаниям Сиюминуткина всем известна. Подпишешь, примешь себе на подотчет — пиши пропало. Напомнишь — недоуменно раскрытые, кристально чистые глазища: я ведь тебе в тот же день вернул, склерозом страдаешь — лечиться пора. И не докажешь же ничего махинатору, разве что пристыдишь.
— Я теперь не начальник прорабского пункта, а обычный прораб. Обратись к Дятлу…
— Да разве с ним сговоришься? У него же в мозгу — половина извилины, и та плохо работает. А ты — парень что надо, добряк. Потому и обращаюсь.
Понятно. Лесть — один из самых надежных и зловредных препаратов в арсенале хитреца. Обмажет патокой липких словечек, оближет, причмокивая, и, как правило, добьется своего.
Признаюсь, слушать сладкие речи, даже зная им цену, приятно. В конце концов, пять кубов рейки — не тема для разговора. Не вернет Сиюминуткин — спишу на временные сооружения. Дедок акт подпишет, не заупрямится. Ни один ревизор не докопается.
Но как посмотрит на подобную операцию Дятел? Ведь хозяин участка — он, а не я.
Колебаниям положил конец дежурный по управлению сержант.
— Товарищ старший лейтенант, вы должны позвонить по этому телефону.
Раздосадованный фактическим отказом, Родилов отступил.
Телефон, конечно, Особого отдела. Но прежде, чем звонить, нужно явиться пред светлый лик начальства. Официально меня вызвал не «особист», а начальник.
— Загляни к главному, он хочет поговорить с тобой, — хмуро встретил меня Анохин. Кажется, настроение начальника предгрозовое. Наверняка, причина этому — втык, полученный подполковником в штабе армии. — Мне ты не нужен.
И, слава Богу, что не нужен! За время армейской службы я усвоил нехитрую истину: от начальства лучше держаться подальше, по возможности не попадаться ему на глаза.
Дедок сопел над чертежами. Рядом опасливо косилась на папку плоскогрудая секретчица УНР. Будто побаивалась, как бы главный ненароком не проглотил доверенные ему секреты вместе с бутербродом, который он задумчиво жевал.
— Есть разговор, — протрубил главный инженер, не отрываясь от чертежей.
— . Лучше бы — с начальником участка, — ввернул я идейку, одновременно намекнув на подчиненное свое положение. — А начальник выдал бы задание мне…
— У майора Семыкина хлопот и без того хватает. Короче, я подготовил приказ, согласно которому ты назначаешься персонально ответственным лицом за спецмонтаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65