А как насчет твоего мистера Полани? Он что же, должен снова смириться с мыслью о поражении?
– Честно говоря, мне больше нравилось, когда мы проигрывали.
– Проигравшим всегда нравится проигрывать. Победа требует не только дисциплинированности, но и высокой нравственности.
– По-твоему, нравственно заявлять, что в пачке сто две брошюры, когда их там ровно сто?
– Даже двести четырнадцать, если это необходимо.
– Чиун, ты возмутителен.
– А ты самонадеян, что еще хуже. Даже если в этой пачке сто штук, то вон в той всего девяносто девять. – И он указал на пачку брошюр, лежащую чуть поодаль на столе.
– Ошибаешься. Ровно сотня.
– Девяносто девять.
– Вот увидишь, сто. – Он нагнулся, схватил пачку и принялся громко считать вслух: – Один, два, три.
Пока он считал, Чиун вышел в приемную и подошел к столу миссис Хиршберг.
– Он все понял, – ласково сказал Чиун. – Видите ли, он не такой уж плохой. Просто ленивый.
Из комнаты доносился голос Римо:
– Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать…
– Нынче вся молодежь такая, – заметила миссис Хиршберг, успокаивая старика. – Кстати, не догадалась спросить. А он умеет считать до ста?
– Что касается этой пачки, достаточно девяноста девяти.
– Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь…
Вошла Дороти Уокер, словно принеся с собой прохладное дуновение ветерка, свежая и подтянутая в своем белоснежном костюме. Остановившись возле стола миссис Хиршберг, она спросила:
– Римо здесь?
– Тсс… – Миссис Хиршман поднесла палец к губам. – Он сейчас занят.
– Сорок семь, сорок восемь, сорок девять…
– А он скоро освободится? – поинтересовалась Дороти, увидев, как Римо, сосредоточившись, склонился лад столом.
– Ему осталось сосчитать всего пятьдесят штук. Управится за пятнадцать минут.
– Я подожду.
– Пожалуйста.
– Шестьдесят четыре, шестьдесят пять, шестьдесят шесть…
Дороти Уокер тем временем оглядывала помещение штаба, восхищаясь слаженностью и организованностью, с которой две дюжины добровольцев выполняли работу по тыловому обеспечению кампании.
– Девяносто семь, девяносто восемь, девяносто девять. ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТЬ?! – Римо поднял глаза и увидел Дороти. Улыбнувшись, он направился к ней.
– Ну? – спросил Чиун.
– Что ну?
– Тебе нечего мне сказать?
– А что я должен сказать?
– Так сколько штук было в пачке? – уточнил Чиун.
– Не знаю, – сказал Римо.
– Не знаешь?
– Нет. Я устал и остановился на девяноста девяти, – Римо мало что понял из последовавшего потока слов. Он не станет обращать на Чиуна внимания. Ни за что не опустится до мелких пререканий.
Дороти Уокер улыбнулась ему.
– Вот, хотела посмотреть, как живет победитель.
– Вы так полагаете?
– Вы просто не можете проиграть.
– Конечно, если только не доверим подсчет голосов этому вот Альберту Энштейну, – вмешалась миссис Хиршберг. – Идемте отсюда, – предложил Римо. – Технические сотрудники никогда не поймут нас, творческих людей.
– А Тери здесь?
– Она сказала, что на завтра вся реклама готова, и уехала к подруге погостить. Обещала, что мы встретимся завтра на телевидении, – объяснил Римо.
Дороти кивнула.
– Я поговорю с ней завтра.
Римо повел ее прочь из штаба. Ему это доставляло удовольствие – находиться рядом с ней. Она так прекрасно выглядела, а пахла и того лучше крепкими цветочными духами.
Этот запах наполнил все его существо, когда позже Дороти взяла у него из рук стакан, который сама же только что дала, прильнула к нему всем телом и прижалась губами к его губам.
Она долго не отрывала губ, наполняя его ноздри ароматом духов. Он смотрел, как жилка у нее на виске начинает пульсировать все быстрей и быстрей.
Потом она взяла его за руку и вывела на балкон. Здесь, на высоте пентхауса, куда не долетал свет уличных фонарей, царила темная ночь. Одной рукой она продолжала сжимать руку Римо, другой обвела простиравшийся перед ними океан, а затем положила ее Римо на плечо. Голова ее склонилась ему на грудь.
– Римо, все это могло бы принадлежать нам, – сказала она.
– Нам?
– Я решила открыть отдел по рекламе политических кампаний и хочу, чтобы ты возглавил его.
Римо, успевшему убедиться в своих очевидных талантах в области политической борьбы, было приятно, что его достоинства оценили. Но, мгновение подумав, он произнес:
– Извини. Это не по моей части.
– А что по твоей?
– Я люблю путешествовать с места на место и повсюду сеять добро, – ответил он. На как-то-то долю секунды ему показалось, что так оно и есть; он испытал то же удовлетворение, какое подобная ложь всегда приносила Чиуну.
– Римо, давай не будем обманывать друг друга, – сказала она. – Я знаю, ты испытываешь ко мне то же влечение, что и я к тебе. Как же мы сможем быть вместе, чтобы дать выход нашим чувствам? Как, где и когда?
– А что, если здесь и сейчас? Вот так.
И он овладел ею на гладкой плитке балкона. Запах их тел смешивался, усиливая цветочный аромат ее духов. Это был настоящий подарок для Римо прощальный подарок. Она откроет отдел политических кампаний и сама возглавит его, а Римо – он это твердо знал – вернется к работе, к которой привык: по-прежнему будет наемным убийцей номер два. Было бы просто бесчеловечно с его стороны не оставить ей о себе память на те долгие и бессмысленные годы, которые ждут ее впереди.
Поэтому он отдавал ей всего себя, пока она наконец не задрожала, успокоившись, и тихо не улыбнулась ему. Помолчав, она произнесла:
– Грязное это дело – политика. Давай забудем Полани. Давай уедем. Прямо сейчас!
Римо посмелел на звезды в черном небе над головой и сказал:
– Слишком поздно. Пути назад пет.
– Ты говоришь о выборах? – спросила она.
Он покачал головой.
– Не только. Сначала я добьюсь избрания Полани. А потом сделаю то, зачем собственно явился сюда.
– Это так важно? Я имею в виду то, что ты должен сделать.
– Не знаю, важно это или нет. Просто это моя работа, и я выполняю ее. Думаю, она достаточно важна.
И они снова занялись любовью.
Когда входная дверь закрылась за ним, Дороти Уокер быстро подошла к телефону. На другом конце провода тут же подняли трубку.
– Папа, – сказала она, – Римо действительно тот человек, кого ты ждешь, и боюсь, уже нет способа его остановить. Он верит в свое дело. – А потом добавила: – Да, папа, мне немного неловко тебе это говорить, но он похож на тебя.
Глава 25
– Для начала я хотел бы сыграть «Нолу». А потом «Полет шмеля». Но поскольку ни то, ни другое у меня не получается, я попытаюсь изобразить «Мой старый домик в Кентукки».
Мак Полани был одет в протертые на заду шорты, кроссовки на босу ногу, красную майку и бейсболку со стилизованной буквой "Б" на околыше – очевидно, в память о какой-то бруклинской бейсбольной команде.
Он сел на деревянную табуретку, обвил ногой принесенную с собой пилу и принялся водить по ней настоящим смычком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Честно говоря, мне больше нравилось, когда мы проигрывали.
– Проигравшим всегда нравится проигрывать. Победа требует не только дисциплинированности, но и высокой нравственности.
– По-твоему, нравственно заявлять, что в пачке сто две брошюры, когда их там ровно сто?
– Даже двести четырнадцать, если это необходимо.
– Чиун, ты возмутителен.
– А ты самонадеян, что еще хуже. Даже если в этой пачке сто штук, то вон в той всего девяносто девять. – И он указал на пачку брошюр, лежащую чуть поодаль на столе.
– Ошибаешься. Ровно сотня.
– Девяносто девять.
– Вот увидишь, сто. – Он нагнулся, схватил пачку и принялся громко считать вслух: – Один, два, три.
Пока он считал, Чиун вышел в приемную и подошел к столу миссис Хиршберг.
– Он все понял, – ласково сказал Чиун. – Видите ли, он не такой уж плохой. Просто ленивый.
Из комнаты доносился голос Римо:
– Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать…
– Нынче вся молодежь такая, – заметила миссис Хиршберг, успокаивая старика. – Кстати, не догадалась спросить. А он умеет считать до ста?
– Что касается этой пачки, достаточно девяноста девяти.
– Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь…
Вошла Дороти Уокер, словно принеся с собой прохладное дуновение ветерка, свежая и подтянутая в своем белоснежном костюме. Остановившись возле стола миссис Хиршберг, она спросила:
– Римо здесь?
– Тсс… – Миссис Хиршман поднесла палец к губам. – Он сейчас занят.
– Сорок семь, сорок восемь, сорок девять…
– А он скоро освободится? – поинтересовалась Дороти, увидев, как Римо, сосредоточившись, склонился лад столом.
– Ему осталось сосчитать всего пятьдесят штук. Управится за пятнадцать минут.
– Я подожду.
– Пожалуйста.
– Шестьдесят четыре, шестьдесят пять, шестьдесят шесть…
Дороти Уокер тем временем оглядывала помещение штаба, восхищаясь слаженностью и организованностью, с которой две дюжины добровольцев выполняли работу по тыловому обеспечению кампании.
– Девяносто семь, девяносто восемь, девяносто девять. ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТЬ?! – Римо поднял глаза и увидел Дороти. Улыбнувшись, он направился к ней.
– Ну? – спросил Чиун.
– Что ну?
– Тебе нечего мне сказать?
– А что я должен сказать?
– Так сколько штук было в пачке? – уточнил Чиун.
– Не знаю, – сказал Римо.
– Не знаешь?
– Нет. Я устал и остановился на девяноста девяти, – Римо мало что понял из последовавшего потока слов. Он не станет обращать на Чиуна внимания. Ни за что не опустится до мелких пререканий.
Дороти Уокер улыбнулась ему.
– Вот, хотела посмотреть, как живет победитель.
– Вы так полагаете?
– Вы просто не можете проиграть.
– Конечно, если только не доверим подсчет голосов этому вот Альберту Энштейну, – вмешалась миссис Хиршберг. – Идемте отсюда, – предложил Римо. – Технические сотрудники никогда не поймут нас, творческих людей.
– А Тери здесь?
– Она сказала, что на завтра вся реклама готова, и уехала к подруге погостить. Обещала, что мы встретимся завтра на телевидении, – объяснил Римо.
Дороти кивнула.
– Я поговорю с ней завтра.
Римо повел ее прочь из штаба. Ему это доставляло удовольствие – находиться рядом с ней. Она так прекрасно выглядела, а пахла и того лучше крепкими цветочными духами.
Этот запах наполнил все его существо, когда позже Дороти взяла у него из рук стакан, который сама же только что дала, прильнула к нему всем телом и прижалась губами к его губам.
Она долго не отрывала губ, наполняя его ноздри ароматом духов. Он смотрел, как жилка у нее на виске начинает пульсировать все быстрей и быстрей.
Потом она взяла его за руку и вывела на балкон. Здесь, на высоте пентхауса, куда не долетал свет уличных фонарей, царила темная ночь. Одной рукой она продолжала сжимать руку Римо, другой обвела простиравшийся перед ними океан, а затем положила ее Римо на плечо. Голова ее склонилась ему на грудь.
– Римо, все это могло бы принадлежать нам, – сказала она.
– Нам?
– Я решила открыть отдел по рекламе политических кампаний и хочу, чтобы ты возглавил его.
Римо, успевшему убедиться в своих очевидных талантах в области политической борьбы, было приятно, что его достоинства оценили. Но, мгновение подумав, он произнес:
– Извини. Это не по моей части.
– А что по твоей?
– Я люблю путешествовать с места на место и повсюду сеять добро, – ответил он. На как-то-то долю секунды ему показалось, что так оно и есть; он испытал то же удовлетворение, какое подобная ложь всегда приносила Чиуну.
– Римо, давай не будем обманывать друг друга, – сказала она. – Я знаю, ты испытываешь ко мне то же влечение, что и я к тебе. Как же мы сможем быть вместе, чтобы дать выход нашим чувствам? Как, где и когда?
– А что, если здесь и сейчас? Вот так.
И он овладел ею на гладкой плитке балкона. Запах их тел смешивался, усиливая цветочный аромат ее духов. Это был настоящий подарок для Римо прощальный подарок. Она откроет отдел политических кампаний и сама возглавит его, а Римо – он это твердо знал – вернется к работе, к которой привык: по-прежнему будет наемным убийцей номер два. Было бы просто бесчеловечно с его стороны не оставить ей о себе память на те долгие и бессмысленные годы, которые ждут ее впереди.
Поэтому он отдавал ей всего себя, пока она наконец не задрожала, успокоившись, и тихо не улыбнулась ему. Помолчав, она произнесла:
– Грязное это дело – политика. Давай забудем Полани. Давай уедем. Прямо сейчас!
Римо посмелел на звезды в черном небе над головой и сказал:
– Слишком поздно. Пути назад пет.
– Ты говоришь о выборах? – спросила она.
Он покачал головой.
– Не только. Сначала я добьюсь избрания Полани. А потом сделаю то, зачем собственно явился сюда.
– Это так важно? Я имею в виду то, что ты должен сделать.
– Не знаю, важно это или нет. Просто это моя работа, и я выполняю ее. Думаю, она достаточно важна.
И они снова занялись любовью.
Когда входная дверь закрылась за ним, Дороти Уокер быстро подошла к телефону. На другом конце провода тут же подняли трубку.
– Папа, – сказала она, – Римо действительно тот человек, кого ты ждешь, и боюсь, уже нет способа его остановить. Он верит в свое дело. – А потом добавила: – Да, папа, мне немного неловко тебе это говорить, но он похож на тебя.
Глава 25
– Для начала я хотел бы сыграть «Нолу». А потом «Полет шмеля». Но поскольку ни то, ни другое у меня не получается, я попытаюсь изобразить «Мой старый домик в Кентукки».
Мак Полани был одет в протертые на заду шорты, кроссовки на босу ногу, красную майку и бейсболку со стилизованной буквой "Б" на околыше – очевидно, в память о какой-то бруклинской бейсбольной команде.
Он сел на деревянную табуретку, обвил ногой принесенную с собой пилу и принялся водить по ней настоящим смычком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42