– Это имело бы очень большое значение, если бы он был корейцем вполне определенного рода. Впрочем, это вряд ли. Оставь фотографию себе. Я запомнил.
Чуть позже, днем, мелодично насвистывая, Гернер вынул из потайного сейфа, скрытого за фамильный гербом, длинный черный кожаный футляр.
Куском замши он до зеркального блеска отполировал поверхность футляра, затем аккуратно сложил замшу и положил ее на дубовый столик у окна. Футляр он поставил рядом. Солнечные лучи ослепительными бликами отскакивали от черной кожи. Гернер щелкнул замками, и крышка футляра откинулась, открыв его взору лакированный ореховый приклад и вороненый винтовочный ствол длиной в два фута.
Футляр был изнутри обтянут пурпурным бархатом, и части винтовки лежали на нем как драгоценности в витрине ювелирной лавки – элегантный комплект для убийства.
– Привет, любимая, – прошептал Гернер. – Вот мы и снова вместе. Хочешь поработать? Не заскучала без дела?
Он погладил ствол кончиками пальцев.
– Ты великолепна, – сказал он. – Ты никогда раньше не была в такой хорошей форме.
– Ты по-прежнему разговариваешь со своим оружием? – рассмеялась Мария.
– А как же! Ты что, думаешь, что оружие – просто бездушная машина? Впрочем, с тебя станется. Ты и людей считаешь бездушными машинами. Но ты не права – ни в отношении оружия, ни в отношении людей.
– Да я просто спросила. Мне показалось, что это… немного странно.
– Куда более странно, дорогая, то, что я ни разу не промахнулся. Ни разу. Это тебе не кажется странным?
– Это просто мастерство. Результат долгих тренировок,
Кровь прилила к аристократическому лицу Гернера, пятнами раскрасив его щеки, как в книжке-раскраске для малышей.
– Нет, – сердито огрызнулся он. – Дело в особом ощущении. Надо ощущать винтовку, пулю и цель как единое целое. Надо прочувствовать свой выстрел. И тогда пуля выберет правильный путь. Те, кто промахивается мимо цели, просто не способны почувствовать полет пули, и не могут всадить ее в цель. Я не промахиваюсь только потому, что вкладываю душу в выстрел. Больше ничего не имеет значения. Ни ветер, ни освещение, ни расстояние. Все это мелочи. У тебя гораздо больше шансов промахнуться окурком мимо пепельницы, чем у меня – не попасть в цель.
Гернер принялся священнодействовать. Он не стал собирать винтовку, а так и оставил ее части лежать в футляре. Усевшись за стол, он потянул шнур, свисавший с высокого сводчатого потолка.
Ожидая дворецкого, Гернер тихо мурлыкал себе под нос, не глядя на Марию. Она не поймет. Она не умеет чувствовать. А раз она не умеет чувствовать, она никогда не научится жить.
Открылась дверь, вошел дворецкий.
– Прошу вас, Освальд, – обратился к нему Гернер, – принесите мои боеприпасы.
Прошло еще несколько секунд, и дворецкий снова появился в дверях с черным кожаным чемоданчиком, подобным тем, какими пользуются врачи.
Он аккуратно высыпал содержимое чемоданчика на стол. Гернер начал свою маленькую лекцию:
– Только непроходимый глупец может полагать, что покупные боеприпасы все единообразны. Все они одинаковы лишь приблизительно, оттого и результаты получаются приблизительными. Настоящий специалист должен знать на ощупь каждую пулю.
Он взял со стола самую обыкновенную серую пулю и начал вертеть ее в пальцах, ощупывая буквально каждый миллиметр. Он долго рассматривал пулю, оценивая, насколько она гладкая, сколько весит, правильной ли формы, какова температура. Наконец он положил ее на стол справа от себя. Одну за другой он перещупал десятки пуль, большинство клал обратно в черный кожаный чемоданчик, но наконец отобрал еще четыре, которые положил рядом с первой.
Из маленького деревянного ящичка он достал гильзу, подержал ее в руках и отложил в сторону. Потом взял другую, подержал, повертел и улыбнулся.
– Годится, – промурлыкал он и положил рядом с пулями. Так продолжалось долго, пока гильз не стало пять. – Ну вот, – удовлетворенно произнес Гернер. – Они созданы друг для друга. Как мужчина и женщина. Как жизнь и смерть.
Маленькой серебряной ложечкой он зачерпнул белый порох и начал аккуратно насыпать его в гильзы. Порошок, крупинка за крупинкой, с легким шуршанием сыпался в гильзы, наполняя их убийственной силой. Завершив этот процесс, он нежно вложил пули во все пять гильз, а затем неторопливо вставил патроны в хромированный магазин. Патроны вошли в магазин мягко, с легким щелчком.
– И вот теперь гильза, пуля и порох составляют единое целое с их творцом. Мы скоро будем готовы.
Он вынул ствол винтовки из футляра, торжественно подержал перед собой на вытянутых руках, посмотрел сквозь ствол на свет и отложил. Потом взял приклад, прикинул на вес, приложил к плечу, как бы целясь. Одобрительно замурлыкав, он приставил ствол к ложу, и ключом специальной конструкции начал скреплять их между собой.
Потом он встал, держа винтовку в одной руке.
– Мы готовы, – сказал он, вставил патрон в патронник и защелкнул затвор.
– Всего пять пуль? – удивилась Мария. – Этого будет достаточно?
– Мишеней всего две. Достаточно будет и двух пуль. Три другие – просто для тренировки. Мы с винтовкой так долго не работали. Возьми бинокль. Вон там, за твоей спиной. На полке.
Гернер подошел к окну, окинул взглядом долину, зеленые холмы, последние осенние цветы в саду справа. Осеннее солнце, заходящее за Гудзоном, окрасило окрестности в красный цвет, и долина казалась залитой кровью.
Мария сняла с полки цейсовский бинокль с семикратным увеличением, и обратила внимание на то, что его огромные линзы покрыты толстым слоем пыли. Странно. Он преклоняется перед винтовкой, как перед женщиной, а такой прекрасный бинокль пылится. Ах, как великолепен он был когда-то!
Она подошла к открытому окну и встала рядом с Гернером. В воздухе уже ощущалась вечерняя прохлада. Где-то в отдалении резко прокричала птица. Мария вытерла линзы бинокля рукавом и не заметила, с каким презрением посмотрел на нее Гернер.
Он вгляделся вдаль.
– Двести ярдов отсюда, – произнес он. – Там какой-то маленький пушистый зверек. Я его не очень хорошо вижу.
– Где? – спросила она, поднося бинокль к глазам.
– Ярдах в десяти влево от угла каменной ограды.
Она навела бинокль на ограду. Ее крайне удивило, что сквозь стекла бинокля камни казались гораздо ярче освещенными, чем виделось невооруженным глазом. Она вспомнила, что такова особенность хороших биноклей.
– Не вижу, – сказала она.
– Он движется. А вот теперь остановился.
Мария обшарила взглядом всю ограду и увидела бурундука. Он сидел на задних лапах, сложив передние перед собой, словно умоляя о чем-то. Его было едва видно.
– Я знаю, что ты задумал, – сказала она, не отрывая бинокль от глаз. – Ты знаешь, что маленькие зверьки постоянно находятся на этой стене, а когда ты выстрелишь, он спрячется, а ты скажешь, что убил его,
Мария услышала треск выстрела у себя над левым ухом и почти одновременно с этим увидела, как бурундук перекувырнулся, словно его ударяли теннисной ракеткой, рыжеватый пушистый шарик отлетел за ограду, скрылся из глаз, потом появился снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49