В образовавшуюся щель пахнуло сгоревшим тротилом и еще не осевшей меловой пыль.
Когда, наконец, он протиснулся в палату, увидел лежащего на полу, лицом вниз, Арефьева. Кровать, с которой свисали одеяло и простыни, лежала на боку. Капельница, сорванная с подставки, валялась между кроватью и тумбочкой. Пол был усеян битым стеклом и кусками штукатурки.
Охранник перевернул Арефьева — он был наг, словно новорожденный младенец, и лишь широкая полоса бинтов опоясывала его могучее тело. С правого бока торчал кусок резинового катетера, на конце которого собралась желтоватого цвета жидкость. Буханец сорвал с кровати простынь и укрыл ею своего беспомощного шефа.
— Потерпи, Герман Олегович, я сейчас позову врачей, — Буханец собрался было звать на помощь, но ему помешал голос Арефьева:
— Где Злата?
— С ней все в порядке, она с охраной уехала домой, — Буханец слышал, как по коридору бегут люди, раздаются крики. В общей разноголосице он различил кем-то брошенную фразу: «Убило какого-то мужчину, лежит под окнами…» Буханец бросился к окну и, остерегаясь, чтобы не задеть острые клинья стекол, выглянул наружу. На газоне, в тусклом свете дальних фонарей, он разглядел лежащего на земле человека. Вокруг него уже собрались люди, а откуда-то со стороны шоссе послышались сигналы милицейских машин.
В палату вбежала молоденькая медсестра. У нее были испуганные глаза, из-под белоснежного колпака выглядывала светлая прядь волос. Она нагнулась над Арефьевым и стала щупать на шее пульс.
— Сейчас придет дежурный врач, — проговорила девушка, концом простыни вытирая Арефьеву потный лоб. — Еще чуть-чуть потерпите, сделаем укольчик и вам будет хорошо, — она сняла с кровати одеяло и прикрыла Арефьева поверх простыни.
Он застонал и потянулся рукой к правому боку, откуда торчала резиновая трубка.
— Пить, — попросил он и стал метаться.
В палату вошли люди в белых халатах, уложили Арефьева на тележку и уже другая, пожилая медсестра, принялась делать ему внутривенный укол. Появился дежурный врач — хмурый, полный, седой человек с капризно оттопыренной нижней губой. Буханец подошел к нему и поинтересовался — куда собираются транспортировать его шефа? Врач хотел было отмахнуться от вопросов телохранителя, но Буханец, жестко взяв его за руку, тихим, не терпящим возражения голосом, спросил: «Куда вы хотите отвезти больного?»
Усталые глаза врача легли на переносицу Буханца.
— Не волнуйтесь, уважаемый, мы его не повезем в крематорий, а всего лишь тремя этажами выше, в реанимационную…Здесь, как видите, ему не место…
Коляску покатили в сторону грузового лифта и вскоре Арефьева подняли на пятый этаж, в послеоперационную палату.
В больнице уже работала оперативно-следственная бригада из городской прокуратуры. Все двери, ведущие в больницу и ее отделения, были взяты под охрану омоновцами, вооруженными автоматами и облаченными в бронежилеты. Однако потрясенную случившимся Злату пропустили в больницу без проблем. Она вбежала в продуваемую сквозняками 203-ю палату и, увидев в ней полный разгром и хаос, метнулась за дверь, где ее встретил санитар, перевозивший Арефьева на пятый этаж.
Она пришла в себя только после разговора с Буханцом. К Арефьеву пока никого не пускали — над ним колдовали лечащий врач и вызванный из Центра трансплантации почек профессор Иванов.
По иронии судьбы, второго телохранителя Бориса Футова положили в палату, находящуюся напротив 203-й. К нему пришли Воробьев с Чугуновым. Состоялся обмен мнениями в довольно резких выражениях. Контуженный при взрыве Борис, еще плохо слышал и невнятно произносил слова. Однако о ЧП рассказал довольно обстоятельно, хотя и с длинными паузами…
…Около двух часов ночи он услышал подозрительный шум, несшийся откуда-то сверху больничного корпуса. Сначала он не обратил на это внимания, поскольку работали в стене два вентилятора, но последовавшие дальше шумы заставили его насторожиться. Затаившись за кустарником, он стал выжидать и вскоре увидел как с крыши спускается какой-то непонятный предмет. Темнота мешала определить, что это был за предмет, но факт остается фактом: он замер на уровне второго этажа, напротив окна 203-й палаты. Все последующее произошло в течение нескольких долей секунды. Желто-синяя вспышка озарила ночь, за которой последовала мощная воздушная волна, бросившая Бориса на металлический штакетник.
— Что-то, братцы, за одну неделю у нас много проколов, — сказал Воробьев. — Милиции еще предстоит выяснить, что это за пикадор, которого сбросило с крыши, но судя по всему закладка тянула не менее чем на 300 граммов тротила…
— Предупреждений в таких объемах не бывает, — Чугунов пальцами изобразил невидимый брикет взрывчатки.
— Разумеется, — сказал Воробьев. — Этого количества вполне хватило, чтобы разворотить дзот…
Борис порывался что-то сказать, но у него не складывались слова.
— Ты не психуй, — остановил его Воробьев. — Тут твоей вины нет… Нам надо было поставить пост у пожарной лестницы.
— Раскол совсем обнаглел и нам пора ему ломать рога в окончательном варианте, — Чугунову хотелось курить и он вертел в руках незажженную сигарету.
— Воз-мо-ожно, это… не… Расколов, — заикаясь, проговорил Борис. — В соседней палате ле…ле…лежал авторитет из Подольска. Мы с Буханцом проверили все со…со…соседние палаты. Возможно, произошла оши-ши-бка…
— Все равно это наш недосмотр, — Чугунов норовил вставить в рот Борису сигарету. — Для чего же мы тут дежурим, если не за тем, чтобы все подходы и подлеты были под контролем.
Борис, испытывающий жесточайший дискомфорт, пытался что-то возразить, но от волнения путался и не мог наладить вразумительную речь…
…На следующий день Арефьев поднял бунт и потребовал одежду и машину. Врачи пытались его отговорить, но он их проигнорировал.
Дома его ласковым визгом встретила Ронда и вместе со своей хозяйкой всю ночь не отходила от кровати больного.
Утром следующего дня приехал Шедов. Он долго сидел у постели, особенно не донимая друга разговорами. Перед его уходом Арефьев заговорил на наболевшую тему.
— Мне не хочется об этом говорить, но тебе, Виктор, придется съездить в гости к Расколову, — Арефьев закатал угол одеяла, чтобы удобнее положить руку.
Шедов ждал.
— Мы должны его обойти. Пока он нас пугает, но зная его стиль, можно предположить, каким будет его следующий шаг. Жертвой станет кто-нибудь из моего ближайшего окружения, а может быть, даже Злата…Меня он, конечно, оставит на десерт…
— С чем мне к нему ехать?
— С предложением отсрочить долг до первого января. Скажем, под двадцать процентов за каждый просроченный месяц. За это время я попытаюсь достать денег, в крайнем случае, придется снять с зарубежного счета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Когда, наконец, он протиснулся в палату, увидел лежащего на полу, лицом вниз, Арефьева. Кровать, с которой свисали одеяло и простыни, лежала на боку. Капельница, сорванная с подставки, валялась между кроватью и тумбочкой. Пол был усеян битым стеклом и кусками штукатурки.
Охранник перевернул Арефьева — он был наг, словно новорожденный младенец, и лишь широкая полоса бинтов опоясывала его могучее тело. С правого бока торчал кусок резинового катетера, на конце которого собралась желтоватого цвета жидкость. Буханец сорвал с кровати простынь и укрыл ею своего беспомощного шефа.
— Потерпи, Герман Олегович, я сейчас позову врачей, — Буханец собрался было звать на помощь, но ему помешал голос Арефьева:
— Где Злата?
— С ней все в порядке, она с охраной уехала домой, — Буханец слышал, как по коридору бегут люди, раздаются крики. В общей разноголосице он различил кем-то брошенную фразу: «Убило какого-то мужчину, лежит под окнами…» Буханец бросился к окну и, остерегаясь, чтобы не задеть острые клинья стекол, выглянул наружу. На газоне, в тусклом свете дальних фонарей, он разглядел лежащего на земле человека. Вокруг него уже собрались люди, а откуда-то со стороны шоссе послышались сигналы милицейских машин.
В палату вбежала молоденькая медсестра. У нее были испуганные глаза, из-под белоснежного колпака выглядывала светлая прядь волос. Она нагнулась над Арефьевым и стала щупать на шее пульс.
— Сейчас придет дежурный врач, — проговорила девушка, концом простыни вытирая Арефьеву потный лоб. — Еще чуть-чуть потерпите, сделаем укольчик и вам будет хорошо, — она сняла с кровати одеяло и прикрыла Арефьева поверх простыни.
Он застонал и потянулся рукой к правому боку, откуда торчала резиновая трубка.
— Пить, — попросил он и стал метаться.
В палату вошли люди в белых халатах, уложили Арефьева на тележку и уже другая, пожилая медсестра, принялась делать ему внутривенный укол. Появился дежурный врач — хмурый, полный, седой человек с капризно оттопыренной нижней губой. Буханец подошел к нему и поинтересовался — куда собираются транспортировать его шефа? Врач хотел было отмахнуться от вопросов телохранителя, но Буханец, жестко взяв его за руку, тихим, не терпящим возражения голосом, спросил: «Куда вы хотите отвезти больного?»
Усталые глаза врача легли на переносицу Буханца.
— Не волнуйтесь, уважаемый, мы его не повезем в крематорий, а всего лишь тремя этажами выше, в реанимационную…Здесь, как видите, ему не место…
Коляску покатили в сторону грузового лифта и вскоре Арефьева подняли на пятый этаж, в послеоперационную палату.
В больнице уже работала оперативно-следственная бригада из городской прокуратуры. Все двери, ведущие в больницу и ее отделения, были взяты под охрану омоновцами, вооруженными автоматами и облаченными в бронежилеты. Однако потрясенную случившимся Злату пропустили в больницу без проблем. Она вбежала в продуваемую сквозняками 203-ю палату и, увидев в ней полный разгром и хаос, метнулась за дверь, где ее встретил санитар, перевозивший Арефьева на пятый этаж.
Она пришла в себя только после разговора с Буханцом. К Арефьеву пока никого не пускали — над ним колдовали лечащий врач и вызванный из Центра трансплантации почек профессор Иванов.
По иронии судьбы, второго телохранителя Бориса Футова положили в палату, находящуюся напротив 203-й. К нему пришли Воробьев с Чугуновым. Состоялся обмен мнениями в довольно резких выражениях. Контуженный при взрыве Борис, еще плохо слышал и невнятно произносил слова. Однако о ЧП рассказал довольно обстоятельно, хотя и с длинными паузами…
…Около двух часов ночи он услышал подозрительный шум, несшийся откуда-то сверху больничного корпуса. Сначала он не обратил на это внимания, поскольку работали в стене два вентилятора, но последовавшие дальше шумы заставили его насторожиться. Затаившись за кустарником, он стал выжидать и вскоре увидел как с крыши спускается какой-то непонятный предмет. Темнота мешала определить, что это был за предмет, но факт остается фактом: он замер на уровне второго этажа, напротив окна 203-й палаты. Все последующее произошло в течение нескольких долей секунды. Желто-синяя вспышка озарила ночь, за которой последовала мощная воздушная волна, бросившая Бориса на металлический штакетник.
— Что-то, братцы, за одну неделю у нас много проколов, — сказал Воробьев. — Милиции еще предстоит выяснить, что это за пикадор, которого сбросило с крыши, но судя по всему закладка тянула не менее чем на 300 граммов тротила…
— Предупреждений в таких объемах не бывает, — Чугунов пальцами изобразил невидимый брикет взрывчатки.
— Разумеется, — сказал Воробьев. — Этого количества вполне хватило, чтобы разворотить дзот…
Борис порывался что-то сказать, но у него не складывались слова.
— Ты не психуй, — остановил его Воробьев. — Тут твоей вины нет… Нам надо было поставить пост у пожарной лестницы.
— Раскол совсем обнаглел и нам пора ему ломать рога в окончательном варианте, — Чугунову хотелось курить и он вертел в руках незажженную сигарету.
— Воз-мо-ожно, это… не… Расколов, — заикаясь, проговорил Борис. — В соседней палате ле…ле…лежал авторитет из Подольска. Мы с Буханцом проверили все со…со…соседние палаты. Возможно, произошла оши-ши-бка…
— Все равно это наш недосмотр, — Чугунов норовил вставить в рот Борису сигарету. — Для чего же мы тут дежурим, если не за тем, чтобы все подходы и подлеты были под контролем.
Борис, испытывающий жесточайший дискомфорт, пытался что-то возразить, но от волнения путался и не мог наладить вразумительную речь…
…На следующий день Арефьев поднял бунт и потребовал одежду и машину. Врачи пытались его отговорить, но он их проигнорировал.
Дома его ласковым визгом встретила Ронда и вместе со своей хозяйкой всю ночь не отходила от кровати больного.
Утром следующего дня приехал Шедов. Он долго сидел у постели, особенно не донимая друга разговорами. Перед его уходом Арефьев заговорил на наболевшую тему.
— Мне не хочется об этом говорить, но тебе, Виктор, придется съездить в гости к Расколову, — Арефьев закатал угол одеяла, чтобы удобнее положить руку.
Шедов ждал.
— Мы должны его обойти. Пока он нас пугает, но зная его стиль, можно предположить, каким будет его следующий шаг. Жертвой станет кто-нибудь из моего ближайшего окружения, а может быть, даже Злата…Меня он, конечно, оставит на десерт…
— С чем мне к нему ехать?
— С предложением отсрочить долг до первого января. Скажем, под двадцать процентов за каждый просроченный месяц. За это время я попытаюсь достать денег, в крайнем случае, придется снять с зарубежного счета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47