И чтобы так просто раскопать могилу дочери целого города, государственного человека? Да ни в жизнь! Так что, это тебе так — для души. Заело меня, просто, все это, я и мотался к этому Левке, знал, что кроме него никто нам свет на это дело не прольет. Для проверки его слов, кстати, мотался я и в Феодосию, нашел девчат, с которыми Галя в общежитии жила, пока ей комнату не дали подтвердили они и про родинку и пятнышко на левом колене. Странно только, что они не уничтожили этого Левку сразу после того, как он выдал им эту информацию, — заметил Николаев. Вообще-то странновато и мне, но один правдоподобный ответ я на этот вопрос имею. Человечек этот, ну джентльмен уголовного вида, с которым говорил Левка, очень напомнил мне своей внешностью одного братана, исчезнувшего неизвестно куда в марте того же года. И думается мне, что исчез он из машины «Жигули» темно-синего цвета, обнаруженной на обочине у дороги километрах в семи от места убийства Кирилла. Все концы когда-нибудь должны сходиться, я так полагаю. А еще ходил слушок, правда, непроверенный, будто бы в те дни в Ялте видели Палого, довольно опытного киллера, в последнее время обитавшего где-то под Новосибирском. Чуешь, откуда ветер дует, а Павел Николаевич? Так вот, исчез джентльмен с лица земли, а хозяева и решили больше никого в это дело не посвязать и не марать руки о ханыгусторожа. Не до него, словом, было. Галю убили, изуродовали ей до неузнаваемости лицо, подбросили рядом с Полещуком вместо Лены, а этого Левку оставили в покое. А тут кто-то ляпнул, что я Левкой сильно интересуюсь, может быть, и тот крутой, которого я в оборот взял. Не мог же я ему сказать, что деньги беру себе, как взятку за свою услугу. Вот и объяснил ему, для кого деньги беру, без подробностей, конечно. А там народ тертый, и телеграф быстро работает сказал, кому надо, и все. И Левка больше не с Кузьмой Михалычем беседует, а с Господом Богом. А где же Лена? — тупо спросил Николаев. Клементьев расхохотался в трубку. Это ты, Павел Николаевич, много хочешь от меня узнать! Сам вот возьми, да узнай, а на следующий год мне позвони, да поразвлеки старого собутыльника интересной информацией. И про Лену, и про сокровища. А если серьезно, Павел, спроси об этом сам знаешь, у кого. Только очень сомневаюсь, чтобы эта личность что-то тебе ответила. Личность суровая, лютая. Сумеешь добиться вскрытия могилы и экспертизы будешь великим человеком, это ниточку за собой потянет, далеко идущую. Но я в этом сильно сомневаюсь, ты уж извини. Ладно, пока, а то приезжай летом. Покалякаем, есть о чем… Да я в этом году на отпуск и не рассчитываю. Дел столько накопилось — подумать страшно. Ладно, пока, Гриш, спасибо тебе, много интересного ты порассказал, даже жить не хочется после этого. Жить как раз надо, — возразил Клементьев. А то без нас и вовсе все прахом пойдет… Так что, держись…
…Бледное изможденное лицо Веры Георгиевны стояло перед глазами Николаева как навязчивый кошмар. В ушах звучали ее слова о гордости, порядочности, о чувстве собственного достоинства. Вспомнилось опознание трупа дочери в Ялте, когда она бросалась перед этим трупом на колени и целовала родимое пятнышко на ноге. На чьей ноге? На ноге девушки, которую зверски убили при ее же участии? Но каком участии? Какую роль она играла во всей этой истории? Кто главное действующее лицо этой трагедии во многих актах? Будет ли эпилог? Как подступиться к ней? Только вскрытие могилы, других путей он пока не видел… Ведь уничтожены все свидетели, все исполнители, никого не оставили…
Николаев закурил сигарету, встряхнул головой. Дома никого не было. Тамара с Верой собирались в заграничную поездку. Николаев купил им путевки по городам Европы. Поездом до Праги, а потом автобусом через Германию в Париж. Хотелось и самому поглядеть мир, но дел накопилось невпроворот. Оставался дома и Коля, у которого школьные дела были как нельзя хуже. А Тамара и шестнадцатилетняя Вера должны были выехать в двадцатых числах мая. Сейчас Вера была в школе, а Тамара бегала по магазинам, покупала для поездки необходимые вещи. Она любила все делать заранее, чтобы в последние дни не устраивать гонку с препятствиями.
Николаев машинально включил телевизор. Передавали новости, они подходили к концу, шли новости культуры.
"В Париже западный коллекционер, пожелавший остаться неизвестным, приобрел у гражданина России несколько до того неизвестных полотен Ван Гога. Подлинность полотен установлена. Цена приобретения не называется, но полагают, что речь идет о нескольких миллионах долларов. Кроме того, этот же коллекционер купил подлинные письма Екатерины Второй и неизвестные рукописи Пушкина, — говорила дикторша.
Внешне спокойный, суховатый Николаев становился вдруг человеком взрывчатым и порой оказывался способен на такие поступки, которых никак не ожидали от него близкие и знакомые. Поступки эти совершенно противоречили здравому смыслу, но Павел Николаевич знал, что он никак в данный момент не может поступить иначе, даже зная наверняка, что через некоторое время он пожалеет о своем порыве. Вот и теперь ему безумно захотелось посмотреть в глаза скромной училке Вере Георгиевне с ее правильными, традиционными понятиями о жизни. Что он будет ей говорить, он еще не решил, но уже накидывал пиджак и бежал вниз к своему «Жигуленку», закуривая на ходу…
… Ехать было недалеко. Он остановил машину около подъезда и поднялся к ней. Позвонил. Открыл мужчина лет пятидесяти. Здравствуйте. Мне Веру Георгиевну. А она тут больше не живет. Она нам продала квартиру. Мы с детьми разменялись. Вот ее однокомнатная нас устроила. И дети тут недалеко, на Профсоюзной. А где Вера Георгиевна? Вера Георгиевна в Южносибирск уехала к мужу. Ей теперь такая квартира не нужна. У нее теперь там, небось, особняк с прислугами, бассейнами. Муж-то ее, Верещагин, мэр города, а городок у них сильно нефтью богатый. Не слыхали? Теперь они там сумасшедшие деньги сделают, так что здесь ее не ищите…
Николаев не слушал. Он медленно спускался по лестнице. Вспомнились похороны на Востряковском кладбище, согбенная спина безутешной матери в стареньком холодном пальтишке. И роговые очки будущего мэра Верещагина. Как же он тогда смеялся в душе над доверчивым простофилей следователем…
…В конце мая Тамара и Верочка уехали путешествовать. Николаев был по горло занят делами, а за это время Коля превратился в заядлого двоечника, совершенно отбившись от рук. Огромных трудов стоило Николаеву, чтобы заставить его закончить учебный год хотя бы на одни тройки.
Был Николаев и у прокурора. В связи с делами по взрыву автомашины и убийствам Мызина и Юркова, которые он вел, он попросил дать санкцию на вскрытие могилы Лены Воропаевой на Востряковском кладбище для точного установления личности похороненной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
…Бледное изможденное лицо Веры Георгиевны стояло перед глазами Николаева как навязчивый кошмар. В ушах звучали ее слова о гордости, порядочности, о чувстве собственного достоинства. Вспомнилось опознание трупа дочери в Ялте, когда она бросалась перед этим трупом на колени и целовала родимое пятнышко на ноге. На чьей ноге? На ноге девушки, которую зверски убили при ее же участии? Но каком участии? Какую роль она играла во всей этой истории? Кто главное действующее лицо этой трагедии во многих актах? Будет ли эпилог? Как подступиться к ней? Только вскрытие могилы, других путей он пока не видел… Ведь уничтожены все свидетели, все исполнители, никого не оставили…
Николаев закурил сигарету, встряхнул головой. Дома никого не было. Тамара с Верой собирались в заграничную поездку. Николаев купил им путевки по городам Европы. Поездом до Праги, а потом автобусом через Германию в Париж. Хотелось и самому поглядеть мир, но дел накопилось невпроворот. Оставался дома и Коля, у которого школьные дела были как нельзя хуже. А Тамара и шестнадцатилетняя Вера должны были выехать в двадцатых числах мая. Сейчас Вера была в школе, а Тамара бегала по магазинам, покупала для поездки необходимые вещи. Она любила все делать заранее, чтобы в последние дни не устраивать гонку с препятствиями.
Николаев машинально включил телевизор. Передавали новости, они подходили к концу, шли новости культуры.
"В Париже западный коллекционер, пожелавший остаться неизвестным, приобрел у гражданина России несколько до того неизвестных полотен Ван Гога. Подлинность полотен установлена. Цена приобретения не называется, но полагают, что речь идет о нескольких миллионах долларов. Кроме того, этот же коллекционер купил подлинные письма Екатерины Второй и неизвестные рукописи Пушкина, — говорила дикторша.
Внешне спокойный, суховатый Николаев становился вдруг человеком взрывчатым и порой оказывался способен на такие поступки, которых никак не ожидали от него близкие и знакомые. Поступки эти совершенно противоречили здравому смыслу, но Павел Николаевич знал, что он никак в данный момент не может поступить иначе, даже зная наверняка, что через некоторое время он пожалеет о своем порыве. Вот и теперь ему безумно захотелось посмотреть в глаза скромной училке Вере Георгиевне с ее правильными, традиционными понятиями о жизни. Что он будет ей говорить, он еще не решил, но уже накидывал пиджак и бежал вниз к своему «Жигуленку», закуривая на ходу…
… Ехать было недалеко. Он остановил машину около подъезда и поднялся к ней. Позвонил. Открыл мужчина лет пятидесяти. Здравствуйте. Мне Веру Георгиевну. А она тут больше не живет. Она нам продала квартиру. Мы с детьми разменялись. Вот ее однокомнатная нас устроила. И дети тут недалеко, на Профсоюзной. А где Вера Георгиевна? Вера Георгиевна в Южносибирск уехала к мужу. Ей теперь такая квартира не нужна. У нее теперь там, небось, особняк с прислугами, бассейнами. Муж-то ее, Верещагин, мэр города, а городок у них сильно нефтью богатый. Не слыхали? Теперь они там сумасшедшие деньги сделают, так что здесь ее не ищите…
Николаев не слушал. Он медленно спускался по лестнице. Вспомнились похороны на Востряковском кладбище, согбенная спина безутешной матери в стареньком холодном пальтишке. И роговые очки будущего мэра Верещагина. Как же он тогда смеялся в душе над доверчивым простофилей следователем…
…В конце мая Тамара и Верочка уехали путешествовать. Николаев был по горло занят делами, а за это время Коля превратился в заядлого двоечника, совершенно отбившись от рук. Огромных трудов стоило Николаеву, чтобы заставить его закончить учебный год хотя бы на одни тройки.
Был Николаев и у прокурора. В связи с делами по взрыву автомашины и убийствам Мызина и Юркова, которые он вел, он попросил дать санкцию на вскрытие могилы Лены Воропаевой на Востряковском кладбище для точного установления личности похороненной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55