..
Давать слабину не в наших традициях. Поэтому, когда к Ивану почти вплотную подступились три самых горячих сторонника продолжения игры, мы дружно встали рядом с Доком.
— Проблемы? — невинно поинтересовался я.
— Проблемы будут сейчас у вас, — заявил тот, который играл с Доком. — Твой кореш целку из себя строит. Если он не хочет играть, пусть платит отступного и валит отсюда!
— И сколько же ты хочешь?
— Десять штук!
— А ху-ху не хо-хо? — повертел Артист пальцем у виска.
Я промолчал. И так все было ясно: эти ребята на своей территории, пасут заезжих лохов. Мы качаем свои права, что конечно же не по правилам. И сейчас у местных два варианта: или тут же опустить нас, или сначала проверить, кто мы и под кем ходим. Если мы ничьи, то — смотри первый вариант...
Но пока шел обычный базар, предшествующий драке: «Ты кто такой? чего тебе здесь надо? да я тебя щас...». В принципе мы ребята неконфликтные, но когда с нами так по-хамски обращаются, то кулаки сами чешутся научить грубиянов разговаривать прилично. В конце концов, культура — это умение ругаться, не применяя мат. Но местным отморозкам этого, наверное, никогда не объясняли...
— Так... — снова вступил в разговор я. — Первое: никаких денег мы вам не дадим; еще и ваши отберем, если будете себя плохо вести. Теперь второе: против вас мы ничего не имеем, но один ваш знакомый кое-что нам задолжал, и мы хотим с ним поговорить. Кто знает Хлебореза?
По тому, как сразу стало тихо и еще недавно горластые быки начали между собой воровато переглядываться, я понял, что Хлеборез в этих местах важная фигура, возможно, даже самая важная.
— А о чем у вас к нему базар? — спросил один из местных.
— Я знаю, что у него моя тачка. И лучше бы было для него, если бы он ее вернул...
Я, говоря правду, рассчитывал на то, что Хлеборезу немедленно передадут мои слова, и тот, удивившись нашей «борзоте», назначит стрелку и заявится на нее лично: если я так качаю права, значит, за мной стоит сила. Какой бы ты ни был крутой, всегда должен помнить, что может найтись кто-нибудь круче тебя. Поэтому по всем их бандитским понятиям Хлеборез должен был сначала выяснить, насколько правомерно мы качаем свои права, и уже потом там же, на месте, решить, как ему поступать — идти на конфликт с нами или нет.
Как я и предполагал, говоривший со мной парень сразу же достал мобильный и набрал номер:
— Артур, привет, это Скотч... Тут в «Зорях» какие-то борзые до тебя пришли... Права качают на какую-то тачку... Что? А, сейчас... — Парень протянул мне телефон. — На, сам с ним базарь...
— Хлеборез? — спросил я.
— Ты кто, откуда? — раздался в трубке голос с сильным кавказским акцентом.
— Какая тебе разница? — перебил его я. — Несколько дней назад у меня и моих друзей на берегу Волги в пятидесяти километрах южнее города пропали документы, вещи и две машины — старенький «жигуль» и трехлетка «патрол». Я знаю, шуровала чеченская кодла, но с ними свой разговор. А сейчас про тебя. Наши документы, которые мы уже вернули, были у тебя. Значит, с тебя спрос за все остальное... Вернешь по-хорошему или с тобой обязательно надо по-плохому?
— С такими ишаками, как ты, я вообще не разговариваю! — прошипел Хлеборез. — За то, что вы убили моих братьев в лагере, я вас всех разрежу на куски и шашлык из вашего мяса зажарю! Если ты хочешь быть мертвым ишаком, приезжай через час в промзону. Я там буду тебя ждать, клянусь! А если ты трус, я все равно тебя найду!
— Хорошо, через час встретимся... — сказал я и отключил телефон. — Ну и где эта ваша промзона? — спросил я у местного «разводящего», отдавая ему мобильник.
* * *
Мы были на месте уже через полчаса — приехали на толковище, как говорят в мире Хлебореза, раньше времени. По рассказу Семь-Сорок, Хлеборез получил кличку за свою жестокость: он постоянно таскал с собой длинный кинжал, которым с патологическим наслаждением пластал свои жертвы, перед тем как отправить их на тот свет. Вид крови и стоны доставляли ему удовольствие, а поэтому от него в страхе шарахались даже самые завзятые душегубы, имеющие на своем счету не по одному убийству...
Здешняя городская промзона представляла собой большой пустырь между двух химзаводов. Место было диким и достаточно далеким от городского центра. К пустырю можно было подъехать с двух сторон, что, наверное, и имел в виду Хлеборез, назначая здесь встречу.
У нас на пятерых была только «беретта» Артиста, да еще Боцман на всякий случай прихватил в баре «Волжских зорь» небольшой ножичек — таким обычно режут лимоны. Я понимал, что Хлеборез заявится на стрелку не один, но тут ведь главное, как показывала наша многолетняя практика, не число. Главное — подготовиться к встрече.
Диспозиция была такая: оставаясь с мужиками посреди пустыря, я послал Артиста, единственного среди нас вооруженного человека, укрыться метрах в пятидесяти от этого места — там торчала какая-то металлическая конструкция, словно специально предназначенная для засады. Артист все понял с лета, достав свою пушку, он спрятался среди нагромождения ржавых железок; он должен был надежно обеспечить наши тылы. Ребятам я наказал оставаться на месте, когда появится Хлеборез. Я выдвинусь вперед, как поединщик на Куликовом поле, а они не должны ничего предпринимать, пока я сам не разберусь с этой сволочью. Подумав, я немного скорректировал диспозицию.
— Значит, так, — сказал я, чувствуя, как всегда перед боем, прилив веселой злости. — Уточнение: Док с Мухой остаются на месте, а Боцман идет вместе со мной — уступом сзади-слева. Все понятно?
Док хотел возразить что-то, но тут на пустырь сразу с двух сторон лихо вкатили две машины. Одна из них была моим «патролом». Ее дверца открылась, и из нее вылез худой, одетый во все черное человек. Это и был Хлеборез — во всяком случае, именно так его описал Семь-Сорок. За ним из машины выползли еще трое. Вторая машина, тоже иномарка, стояла поодаль, но из нее никто не показывался, — наверное, так они хотели отрезать нам пути к отступлению.
«Напрасно... — подумал я, — отступать мы не собираемся. А вот шпаны явно маловато для моих орлов будет...»
Я пошел навстречу чеченцам. Боцман шагал чуть сзади меня, а Муха с Доком остались стоять на месте.
Когда до Хлебореза осталось шагов пять-шесть, он демонстративно вытянул из внутреннего кармана ТТ, направил на меня. Его подельники, тоже кавказцы, смотрели на нас тоже кровожадно, но оружия я у них в руках не видел: наверное, Хлеборез не хотел никому уступать свое право кровной мести.
— Где наши вещи и вторая машина? — не обращая внимания на ствол, спросил я.
— Мертвецам ничего не нужно, — скривился Хлеборез, — а у тебя не будет даже могилы, я обещаю!
— Что ж, — пожал я плечами, — я ведь спрашивал тебя, как ты хочешь разговаривать, по-хорошему или по-плохому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Давать слабину не в наших традициях. Поэтому, когда к Ивану почти вплотную подступились три самых горячих сторонника продолжения игры, мы дружно встали рядом с Доком.
— Проблемы? — невинно поинтересовался я.
— Проблемы будут сейчас у вас, — заявил тот, который играл с Доком. — Твой кореш целку из себя строит. Если он не хочет играть, пусть платит отступного и валит отсюда!
— И сколько же ты хочешь?
— Десять штук!
— А ху-ху не хо-хо? — повертел Артист пальцем у виска.
Я промолчал. И так все было ясно: эти ребята на своей территории, пасут заезжих лохов. Мы качаем свои права, что конечно же не по правилам. И сейчас у местных два варианта: или тут же опустить нас, или сначала проверить, кто мы и под кем ходим. Если мы ничьи, то — смотри первый вариант...
Но пока шел обычный базар, предшествующий драке: «Ты кто такой? чего тебе здесь надо? да я тебя щас...». В принципе мы ребята неконфликтные, но когда с нами так по-хамски обращаются, то кулаки сами чешутся научить грубиянов разговаривать прилично. В конце концов, культура — это умение ругаться, не применяя мат. Но местным отморозкам этого, наверное, никогда не объясняли...
— Так... — снова вступил в разговор я. — Первое: никаких денег мы вам не дадим; еще и ваши отберем, если будете себя плохо вести. Теперь второе: против вас мы ничего не имеем, но один ваш знакомый кое-что нам задолжал, и мы хотим с ним поговорить. Кто знает Хлебореза?
По тому, как сразу стало тихо и еще недавно горластые быки начали между собой воровато переглядываться, я понял, что Хлеборез в этих местах важная фигура, возможно, даже самая важная.
— А о чем у вас к нему базар? — спросил один из местных.
— Я знаю, что у него моя тачка. И лучше бы было для него, если бы он ее вернул...
Я, говоря правду, рассчитывал на то, что Хлеборезу немедленно передадут мои слова, и тот, удивившись нашей «борзоте», назначит стрелку и заявится на нее лично: если я так качаю права, значит, за мной стоит сила. Какой бы ты ни был крутой, всегда должен помнить, что может найтись кто-нибудь круче тебя. Поэтому по всем их бандитским понятиям Хлеборез должен был сначала выяснить, насколько правомерно мы качаем свои права, и уже потом там же, на месте, решить, как ему поступать — идти на конфликт с нами или нет.
Как я и предполагал, говоривший со мной парень сразу же достал мобильный и набрал номер:
— Артур, привет, это Скотч... Тут в «Зорях» какие-то борзые до тебя пришли... Права качают на какую-то тачку... Что? А, сейчас... — Парень протянул мне телефон. — На, сам с ним базарь...
— Хлеборез? — спросил я.
— Ты кто, откуда? — раздался в трубке голос с сильным кавказским акцентом.
— Какая тебе разница? — перебил его я. — Несколько дней назад у меня и моих друзей на берегу Волги в пятидесяти километрах южнее города пропали документы, вещи и две машины — старенький «жигуль» и трехлетка «патрол». Я знаю, шуровала чеченская кодла, но с ними свой разговор. А сейчас про тебя. Наши документы, которые мы уже вернули, были у тебя. Значит, с тебя спрос за все остальное... Вернешь по-хорошему или с тобой обязательно надо по-плохому?
— С такими ишаками, как ты, я вообще не разговариваю! — прошипел Хлеборез. — За то, что вы убили моих братьев в лагере, я вас всех разрежу на куски и шашлык из вашего мяса зажарю! Если ты хочешь быть мертвым ишаком, приезжай через час в промзону. Я там буду тебя ждать, клянусь! А если ты трус, я все равно тебя найду!
— Хорошо, через час встретимся... — сказал я и отключил телефон. — Ну и где эта ваша промзона? — спросил я у местного «разводящего», отдавая ему мобильник.
* * *
Мы были на месте уже через полчаса — приехали на толковище, как говорят в мире Хлебореза, раньше времени. По рассказу Семь-Сорок, Хлеборез получил кличку за свою жестокость: он постоянно таскал с собой длинный кинжал, которым с патологическим наслаждением пластал свои жертвы, перед тем как отправить их на тот свет. Вид крови и стоны доставляли ему удовольствие, а поэтому от него в страхе шарахались даже самые завзятые душегубы, имеющие на своем счету не по одному убийству...
Здешняя городская промзона представляла собой большой пустырь между двух химзаводов. Место было диким и достаточно далеким от городского центра. К пустырю можно было подъехать с двух сторон, что, наверное, и имел в виду Хлеборез, назначая здесь встречу.
У нас на пятерых была только «беретта» Артиста, да еще Боцман на всякий случай прихватил в баре «Волжских зорь» небольшой ножичек — таким обычно режут лимоны. Я понимал, что Хлеборез заявится на стрелку не один, но тут ведь главное, как показывала наша многолетняя практика, не число. Главное — подготовиться к встрече.
Диспозиция была такая: оставаясь с мужиками посреди пустыря, я послал Артиста, единственного среди нас вооруженного человека, укрыться метрах в пятидесяти от этого места — там торчала какая-то металлическая конструкция, словно специально предназначенная для засады. Артист все понял с лета, достав свою пушку, он спрятался среди нагромождения ржавых железок; он должен был надежно обеспечить наши тылы. Ребятам я наказал оставаться на месте, когда появится Хлеборез. Я выдвинусь вперед, как поединщик на Куликовом поле, а они не должны ничего предпринимать, пока я сам не разберусь с этой сволочью. Подумав, я немного скорректировал диспозицию.
— Значит, так, — сказал я, чувствуя, как всегда перед боем, прилив веселой злости. — Уточнение: Док с Мухой остаются на месте, а Боцман идет вместе со мной — уступом сзади-слева. Все понятно?
Док хотел возразить что-то, но тут на пустырь сразу с двух сторон лихо вкатили две машины. Одна из них была моим «патролом». Ее дверца открылась, и из нее вылез худой, одетый во все черное человек. Это и был Хлеборез — во всяком случае, именно так его описал Семь-Сорок. За ним из машины выползли еще трое. Вторая машина, тоже иномарка, стояла поодаль, но из нее никто не показывался, — наверное, так они хотели отрезать нам пути к отступлению.
«Напрасно... — подумал я, — отступать мы не собираемся. А вот шпаны явно маловато для моих орлов будет...»
Я пошел навстречу чеченцам. Боцман шагал чуть сзади меня, а Муха с Доком остались стоять на месте.
Когда до Хлебореза осталось шагов пять-шесть, он демонстративно вытянул из внутреннего кармана ТТ, направил на меня. Его подельники, тоже кавказцы, смотрели на нас тоже кровожадно, но оружия я у них в руках не видел: наверное, Хлеборез не хотел никому уступать свое право кровной мести.
— Где наши вещи и вторая машина? — не обращая внимания на ствол, спросил я.
— Мертвецам ничего не нужно, — скривился Хлеборез, — а у тебя не будет даже могилы, я обещаю!
— Что ж, — пожал я плечами, — я ведь спрашивал тебя, как ты хочешь разговаривать, по-хорошему или по-плохому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69