Красивых серебристых пакетов больше нет. Тела привозят как попало, вповалку, разорванные, обоженные, вздувшиеся. Мы выгружаем, выгружаем, выгружаем...
В кадре: Обнаженные по пояс Сидельников, Зеликман и Тренчик выгружают из вертолета обгоревшие трупы и кладут их на взлетку. Переговоры типа: "Давай, бери. Аккуратней. Тяжелый" Сидельников с Тренчиком берут одного солдата, у него по пояс оторвана нога, выносят, кладут на бетон.
Сидельников: - Посмотри, ноги нету?
Тренчик лезет в вертолет: - Нет, нету. Не положили.
На взлетке рядком выложены тела, среди прочих - нижняя часть туловища тазовая кость и две обгоревшие ноги в кирзовых сапогах.
В ожидании очередной вертушки герои сидят на бетоне, не моя рук закуривают, приминая пальцем в "Приме" табак. Зюзик шкрябает кровь на ладони. Недалеко стоит вертушка, в неё загружается рота солдат. Наши герои курят, молча смотрят на них.
За кадром: Здесь все временное, на этом чертовом поле. Все, кто ходит по этой взлетке, все кто сейчас едет на эту взлетку, и даже те, кто только призывается сейчас в армию - все они окажутся в этом вертолете, наваленные друг на друга, мы знаем это. У них просто нет другого выхода. Они могут плакать, писать письма и просить забрать их отсюда. Их никто не заберет. Они могут недоедать, недосыпать, мучаться от вшей и от грязи, их будут избивать, ломать табуретками головы и насиловать в туалетах - какая разница, их страдания не имеют никакого значения, все равно они все умрут. Все они окажутся в этом вертолете. Остальное не важно.
Мы выгружаем, выгружаем, выгружаем... День за днем. Мы больше не разговариваем друг с другом и с людьми. Теперь наше общество составляют только трупы. Мертвые солдаты, мертвые женщины, мертвые дети... Все мертвые.
Двое других солдат с носилками подходят, кладут сгоревшие ноги в кирзачах на носилки и несут их в госпиталь.
В госпитале (это обычная палатка) стоят два металлических стола, на них - обнаженные тела, одно тело без ноги, со стола на траву капает густая черная кровь и скапливается лужей. На земле лежат еще несколько тел. В углу - куча из окровавленной формы. Двое солдат в фартуках режут ножом тело. Это те же самые солдаты, что в первой серии.
Все так же садятся вертушки.
Из палатки все также выносят вспоротые тела, и двое солдат все также выходят покурить.
В вертолете лежит девочка, чеченка. У неё пробита голова. Лицо абсолютно спокойно, кажется, что она спит. Осколок ударил в голову сбоку и пробил отверстие величиной с кулак. Мозг выдавило из головы словно поршнем. Крови почти нет, наверное потому, что мозг не лопнул - почти целое полушарие лежит рядом с головой в цинковом ящике из-под патронов, видны извилины. Сидельников садится на корточки рядом с убитой, долго смотрит на круглое сухое отверстие в голове, потом опускает туда два пальца.
Зюзик: - Ты чего?
Сидельников: - Ничего.
Зюзик: - Давай.
Сидельников: - Там мозг в цинке. Надо забрать.
Они берут девчонку, выносят её на взлетку.
Зюзик: - Легкая какая. Молодая совсем. Лет пятнадцать, наверное. Она-то в чем виновата, хотел бы я знать.
Зюзик повторяет:
- Такая молодая. В чем она виновата.
Палатка, где на столе препарируют тела. Парень без ноги так и лежит невскрытым. Около противоположной стены, напротив трупов, так же в ряд на земле спят наши герои, укрывшись кителями, которые почище.
За кадром: Моздок погружается в безумие все больше и больше, уже никто не следит за солдатами, дедовщина переходит все мыслимые и немыслимые пределы. Молодые бегут из полка сотнями, не в силах сносить ночные издевательства, они уходят в степь босиком, прямо с постелей. Они не задерживаются в нашем полку надолго, из них даже не успевают сформировать маршевые роты и отправить на войну. В нашей роте осталось только три человека, остальные все сбежали. Сбежал даже лейтенант, призванный на два года после института.
Ночь, казарма. Пьяная разведка ходит по коридору, орет: "Связисты! Связисты!" В каптерке Тимоха стреляет в потолок, как это делал Еланский.
Плац, светятся подъезды казарм. Около одного подъезда группа дембелей избивает двух молодых. Двое бегут через плац, солдаты курят на крыльце. Стрельба, в небо взлетают трассера, проезжают две бэхи с солдатами на броне, останавливаются за казармами, где стоит сгоревшая техника, солдаты спрыгивают, идут через плац.
ЗТМ.
Тренчик, Сидельников и Зеликман со спущенными штанами кружком сидят в степи. Стонут.
Тренчик: - Надо в санчасть.
Сидельников: - Я был.
Тренчик: - Ну и что?
Сидельников: - Ничего. Зеленки дали.
Тренчик: - Вот суки.
Он опять стонет.
Сидельников: - Тимоха говорил, что здесь каждое лето так. Как жара, так дизуха начинается. Таблетки надо, желтые такие, забыл, как называется.
Зюзик: - Это потому что они котелки ни хрена не моют. Айда к нам в госпиталь. Там знаешь как здорово. И разведки нету, не бьет никто.
Тренчик: - Теперь воду с хлоркой будут давать.
Зюзик: - Ох, что ж это такое. Полжопы наружу.
Сидельников с Зюзиком сидят в кустах около дороги, ждут, когда проедут машины. Около моста блокпост, там стоит бэтэр, солдаты. Когда проходит последняя машина, пригнувшись перебегают дорогу, идут по степи.
Сидельников: - Ну чё, как там?
Зюзик: - Там классно. Да ты не бойся, все будет в порядке. Тренчик дурак, что не пошел.
Сидельников: - Старики есть?
Зюзик: - Нет. Все нашего призыва. Антоха только, но он нормальный, не бьет. Там даже душ есть. Помоешься. Я поговорю с Леночкой, она наверняка разрешит тебе остаться.
Сидельников: - А че, в других госпиталях также?
Зюзик: - Во Владике, говорят, полный беспредел. Хуже, чем в полку. Челюсти так и трещат.
Сидельников: - Там же доктора.
Зюзик: - Ну и что?
Они идут по пригороду Моздока. На улицах осетинские дети. Один пацаненок, лет тринадцати, кричит им: "Эй, русские, патроны есть? Эй, русские! Найдете патроны, несите мне! Мне от бэхи надо!" Смеются.
Дутый бокс госпиталя. Внутри солдаты смотрят телевизор - показывают новости, кадры Чечни. Сидельников с Зюзиком сидят в беседке на улице. На столе разложены сухофрукты. Сидельников ест.
Сидельников: - Это чьи?
Зюзик: - Ничьи. Ешь.
Сидельников: - Что, все?
Зюзик: - Хочешь - все.
К ним подходят больные, человек пять. Один - высокий смуглый парень на костылях, у него перебинтована ступня, из пятки торчит резиновая трубка.
Зюзик, обращаясь к нему: - Комар, это наш, связист.
Комар: - Здорово. Че, вкусно?
Сидельников: - Ага.
Комар: - Ну как там, в полку?
Сидельников: - Нормально.
Комар: - Разведка дрочит?
Сидельников кивает.
Закуривают.
Сидельников: - Ранило?
Комар: - Нет. Отшибло. Это еще когда Бамут брали. Я на броне сидел, а тут очередь из пулемета. Как даст по пятке. С тех пор все гноится, никак не заживает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
В кадре: Обнаженные по пояс Сидельников, Зеликман и Тренчик выгружают из вертолета обгоревшие трупы и кладут их на взлетку. Переговоры типа: "Давай, бери. Аккуратней. Тяжелый" Сидельников с Тренчиком берут одного солдата, у него по пояс оторвана нога, выносят, кладут на бетон.
Сидельников: - Посмотри, ноги нету?
Тренчик лезет в вертолет: - Нет, нету. Не положили.
На взлетке рядком выложены тела, среди прочих - нижняя часть туловища тазовая кость и две обгоревшие ноги в кирзовых сапогах.
В ожидании очередной вертушки герои сидят на бетоне, не моя рук закуривают, приминая пальцем в "Приме" табак. Зюзик шкрябает кровь на ладони. Недалеко стоит вертушка, в неё загружается рота солдат. Наши герои курят, молча смотрят на них.
За кадром: Здесь все временное, на этом чертовом поле. Все, кто ходит по этой взлетке, все кто сейчас едет на эту взлетку, и даже те, кто только призывается сейчас в армию - все они окажутся в этом вертолете, наваленные друг на друга, мы знаем это. У них просто нет другого выхода. Они могут плакать, писать письма и просить забрать их отсюда. Их никто не заберет. Они могут недоедать, недосыпать, мучаться от вшей и от грязи, их будут избивать, ломать табуретками головы и насиловать в туалетах - какая разница, их страдания не имеют никакого значения, все равно они все умрут. Все они окажутся в этом вертолете. Остальное не важно.
Мы выгружаем, выгружаем, выгружаем... День за днем. Мы больше не разговариваем друг с другом и с людьми. Теперь наше общество составляют только трупы. Мертвые солдаты, мертвые женщины, мертвые дети... Все мертвые.
Двое других солдат с носилками подходят, кладут сгоревшие ноги в кирзачах на носилки и несут их в госпиталь.
В госпитале (это обычная палатка) стоят два металлических стола, на них - обнаженные тела, одно тело без ноги, со стола на траву капает густая черная кровь и скапливается лужей. На земле лежат еще несколько тел. В углу - куча из окровавленной формы. Двое солдат в фартуках режут ножом тело. Это те же самые солдаты, что в первой серии.
Все так же садятся вертушки.
Из палатки все также выносят вспоротые тела, и двое солдат все также выходят покурить.
В вертолете лежит девочка, чеченка. У неё пробита голова. Лицо абсолютно спокойно, кажется, что она спит. Осколок ударил в голову сбоку и пробил отверстие величиной с кулак. Мозг выдавило из головы словно поршнем. Крови почти нет, наверное потому, что мозг не лопнул - почти целое полушарие лежит рядом с головой в цинковом ящике из-под патронов, видны извилины. Сидельников садится на корточки рядом с убитой, долго смотрит на круглое сухое отверстие в голове, потом опускает туда два пальца.
Зюзик: - Ты чего?
Сидельников: - Ничего.
Зюзик: - Давай.
Сидельников: - Там мозг в цинке. Надо забрать.
Они берут девчонку, выносят её на взлетку.
Зюзик: - Легкая какая. Молодая совсем. Лет пятнадцать, наверное. Она-то в чем виновата, хотел бы я знать.
Зюзик повторяет:
- Такая молодая. В чем она виновата.
Палатка, где на столе препарируют тела. Парень без ноги так и лежит невскрытым. Около противоположной стены, напротив трупов, так же в ряд на земле спят наши герои, укрывшись кителями, которые почище.
За кадром: Моздок погружается в безумие все больше и больше, уже никто не следит за солдатами, дедовщина переходит все мыслимые и немыслимые пределы. Молодые бегут из полка сотнями, не в силах сносить ночные издевательства, они уходят в степь босиком, прямо с постелей. Они не задерживаются в нашем полку надолго, из них даже не успевают сформировать маршевые роты и отправить на войну. В нашей роте осталось только три человека, остальные все сбежали. Сбежал даже лейтенант, призванный на два года после института.
Ночь, казарма. Пьяная разведка ходит по коридору, орет: "Связисты! Связисты!" В каптерке Тимоха стреляет в потолок, как это делал Еланский.
Плац, светятся подъезды казарм. Около одного подъезда группа дембелей избивает двух молодых. Двое бегут через плац, солдаты курят на крыльце. Стрельба, в небо взлетают трассера, проезжают две бэхи с солдатами на броне, останавливаются за казармами, где стоит сгоревшая техника, солдаты спрыгивают, идут через плац.
ЗТМ.
Тренчик, Сидельников и Зеликман со спущенными штанами кружком сидят в степи. Стонут.
Тренчик: - Надо в санчасть.
Сидельников: - Я был.
Тренчик: - Ну и что?
Сидельников: - Ничего. Зеленки дали.
Тренчик: - Вот суки.
Он опять стонет.
Сидельников: - Тимоха говорил, что здесь каждое лето так. Как жара, так дизуха начинается. Таблетки надо, желтые такие, забыл, как называется.
Зюзик: - Это потому что они котелки ни хрена не моют. Айда к нам в госпиталь. Там знаешь как здорово. И разведки нету, не бьет никто.
Тренчик: - Теперь воду с хлоркой будут давать.
Зюзик: - Ох, что ж это такое. Полжопы наружу.
Сидельников с Зюзиком сидят в кустах около дороги, ждут, когда проедут машины. Около моста блокпост, там стоит бэтэр, солдаты. Когда проходит последняя машина, пригнувшись перебегают дорогу, идут по степи.
Сидельников: - Ну чё, как там?
Зюзик: - Там классно. Да ты не бойся, все будет в порядке. Тренчик дурак, что не пошел.
Сидельников: - Старики есть?
Зюзик: - Нет. Все нашего призыва. Антоха только, но он нормальный, не бьет. Там даже душ есть. Помоешься. Я поговорю с Леночкой, она наверняка разрешит тебе остаться.
Сидельников: - А че, в других госпиталях также?
Зюзик: - Во Владике, говорят, полный беспредел. Хуже, чем в полку. Челюсти так и трещат.
Сидельников: - Там же доктора.
Зюзик: - Ну и что?
Они идут по пригороду Моздока. На улицах осетинские дети. Один пацаненок, лет тринадцати, кричит им: "Эй, русские, патроны есть? Эй, русские! Найдете патроны, несите мне! Мне от бэхи надо!" Смеются.
Дутый бокс госпиталя. Внутри солдаты смотрят телевизор - показывают новости, кадры Чечни. Сидельников с Зюзиком сидят в беседке на улице. На столе разложены сухофрукты. Сидельников ест.
Сидельников: - Это чьи?
Зюзик: - Ничьи. Ешь.
Сидельников: - Что, все?
Зюзик: - Хочешь - все.
К ним подходят больные, человек пять. Один - высокий смуглый парень на костылях, у него перебинтована ступня, из пятки торчит резиновая трубка.
Зюзик, обращаясь к нему: - Комар, это наш, связист.
Комар: - Здорово. Че, вкусно?
Сидельников: - Ага.
Комар: - Ну как там, в полку?
Сидельников: - Нормально.
Комар: - Разведка дрочит?
Сидельников кивает.
Закуривают.
Сидельников: - Ранило?
Комар: - Нет. Отшибло. Это еще когда Бамут брали. Я на броне сидел, а тут очередь из пулемета. Как даст по пятке. С тех пор все гноится, никак не заживает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24