Вздумавшего спуститься из окна они растерзали бы в клочья.
Прогулка разрешалась через день на один час, никакие разговоры при этом не допускались. На каждого заключенного перед прогулкой надевали специальный мешок с отверстиями для рта и глаз. В этих нелепых мешках, напоминавших собой колпаки куклуксклановцев, заключенных выводили «подышать свежим воздухом».
Тюрьма не зря считалась могилой. Попасть в зубы «Царицы небесной» означало – погибнуть медленной смертью.
В день, когда умер Грамши, один из заключенных на коробке от сигарет написал:
Ты умер, – пыткой, смертью замучен,
Но твой призыв с тобою не затих.
Твой голос жив. Для нас он снова звучен,
Еще звучней, чем голоса живых!..
Кубышкина и Остапенко взволновал рассказ Сперри.
– Спасибо, – стараясь скрыть волнение, проговорил Алексей. – Спасибо, друг, за все спасибо…
Невольно он окинул камеру внимательным, все запоминающим взглядом.
В ней все было знакомо – любая выбоина на стене, каждая щелочка в столе, каждая щербинка на потускневшем запыленном распятии. Но рассказ старого итальянца заставил Алексея увидеть эту камеру такой, какой она была много лет назад. Вот как, бывает, переплетаются пути людей! И, оказывается, камеры, эти древние молчальницы, тоже говорят. Взволнованно и скорбно рассказывают они о борьбе, которую ведет человечество против всех темных сил на земле…
– Если бы вы раньше нам рассказали об этом, – проговорил Остапенко, – мы держались бы еще бодрее и мужественнее. Мы, конечно, никогда не забудем этой камеры. Не забудем и вас – человека, который знал Грамши и помогал ему…
– Вы тоже смелые люди, – твердо сказал старый итальянец. – Все вы, коммунисты, похожи друг на друга. Вы справедливы и сильны… – Он сжал им руки.
– А вы… вы нам ничего не расскажете о себе? – неожиданно спросил Алексей. – Ведь вы для нас делали так много, что об этом никак нельзя забыть! Должны же мы знать, кто помог нам остаться в живых.
Сперри смущенно кашлянул.
– У нас мало времени. Да и в моей жизни нет ничего интересного…
– Неправда! – горячо возразил Алексей.
– Ну уж разве коротко… – Сперри помолчал, собираясь с мыслями, потом не спеша начал новый рассказ…
Жизнь зовет к борьбе
Отец Сперри, потомственный металлист, работал на одном из заводов Рима. В доме у них никогда не было достатка: семья состояла из пяти человек, а работал только один. Анджело был вторым ребенком в семье. Он рос хрупким и нежным, малейшее препятствие вызывало в нем чувство страха. Джулио, старший брат, посмеивался: – В кого ты у нас уродился такой? Ни рыба, ни мясо… Да и имя-то у тебя такое – Анджело – «Ангел»…
У Джулио-то характер был другой – волевой, решительный. Этот парень никому не позволял обижать себя.
Мать умерла при последних родах, оставив девочку. Убитый горем отец собирал по соседям гроши на гроб и. белый коленкор.
И понял тогда Анджело Сперри, почему отец протягивает иссохшие, со вздутыми синими жилами руки к немому, бессильному и ненужному распятию…
Анджело было двадцать лет, когда разразилась первая мировая война. С продуктами стало совсем плохо, и девочка, лишенная материнского молока, скоро умерла.
Джулио призвали в армию, и в доме Сперри стало совсем уныло. Сначала Джулио регулярно присылал домой письма, потом вдруг замолчал. Через полгода пришло извещение о его смерти. Пришло и письмо от его товарища, в котором тот писал, что Джулио погиб на юго-западном фронте.
Анджело работал на заводе. Там он встретил девушку по имени Мара, о которой говорили, что природа таких красавиц вторично не создает.
Ясными теплыми вечерами приходили они на берег Тибра. Анджело играл на гитаре и потихоньку напевал. Мара обычно сидела, обхватив колени руками, и неподвижно глядела в мутные воды Тибра.
– Анджело, – обращалась она иногда к нему, – когда мы пойдем с тобой в кино?
Анджело сдержанно вздыхал. С его заработком, которого едва хватало на хлеб, только и ходить в кино…
А иногда девушка вдруг спросит:
– Анджело, неужели ты всю жизнь так и будешь только рабочим?
Анджело пожимал плечами:
– Мой отец всю жизнь работает металлистом и гордится этим…
Мара, неопределенно хмыкнув, умолкала.
Анджело чувствовал, что девушке надоело жить в нищете, она тянется к богатству, к роскоши.
И случилось то, чего он тайно боялся.
Однажды, когда он возвращался с работы усталый и озабоченный, – отец заболел и не вышел на работу, надо было вызывать на дом врача, а денег не было, – он заметил, как в конце улицы его Мару догнал автомобиль-люкс «Альфа-Ромео». Кто-то открыл дверцу и заговорил с девушкой. Вероятно, предлагали подвезти. И пока Анджело с раскрытым ртом стоял и ждал, что будет дальше, Мара уже села в машину…
С тех пор она больше не приходила на берег Тибра.
Анджело затосковал. А тут еще со здоровьем отца стало совсем плохо. Анджело выбивался из сил, чтобы побольше заработать на еду и на лекарства отцу, который теперь совсем не вставал с койки.
В один из весенних дней 1923 года отца не стало. Анджело остался совсем один. Отчаяние захлестнуло его. Растерянный, подавленный горем, ходил он в эти дни по улицам города и боялся прийти домой – в эту холодную, наполненную равнодушным молчанием комнату, где каждый раз его охватывало суеверное чувство страха.
Постепенно, правда, Анджело начал привыкать к своему одиночеству и, возможно, успокоился бы, если б одним летним вечером не повстречал Мару.
Сначала он видел, как к дому, где жила она, подъехала серо-зеленая машина. Потом из нее вышла Мара. Кровь бросилась в лицо Анджело. Что же он стоит, почему не бежит к ней навстречу? Почему не напомнит ей о клятве верности, которую она давала ему? Покажи хоть раз в жизни, Анджело, способность бороться за свое счастье! Анджело рванулся вперед.
– Мара!
Она обернулась.
– Ты?.. – удивленно и в то же время равнодушно спросила она.
– Мара! – не обращая внимания на ее тон, горячо заговорил Анджело. – Мара, милая! Я тебя не видел так давно! Почему ты не приходишь ко мне? Может, я обидел тебя?
Мара как будто колебалась…
В это время отъехавшая машина дала задний ход, поравнялась с ними, и из нее высунулся незнакомый мужчина с холеным свежевыбритым лицом.
– Мара, что случилось? – недовольно спросил он, не обращая внимания на Анджело. – Ты же торопилась домой!
Анджело зло поглядел на него. Так вот он, соперник, который перехватил его счастье! Он вдруг решился на отчаянный шаг.
– Мы, кажется, вас не звали, – сухо сказал он. – Можете ехать, путь открыт!
– Что-о? – дверцы машины резко распахнулись, и мужчина выскочил из машины. – Что ты сказал? А ну, повтори!
Анджело побледнел.
– Я сказал, чтобы вы катились отсюда ко всем чертям! Вас, кажется, никто не…
Он не успел договорить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Прогулка разрешалась через день на один час, никакие разговоры при этом не допускались. На каждого заключенного перед прогулкой надевали специальный мешок с отверстиями для рта и глаз. В этих нелепых мешках, напоминавших собой колпаки куклуксклановцев, заключенных выводили «подышать свежим воздухом».
Тюрьма не зря считалась могилой. Попасть в зубы «Царицы небесной» означало – погибнуть медленной смертью.
В день, когда умер Грамши, один из заключенных на коробке от сигарет написал:
Ты умер, – пыткой, смертью замучен,
Но твой призыв с тобою не затих.
Твой голос жив. Для нас он снова звучен,
Еще звучней, чем голоса живых!..
Кубышкина и Остапенко взволновал рассказ Сперри.
– Спасибо, – стараясь скрыть волнение, проговорил Алексей. – Спасибо, друг, за все спасибо…
Невольно он окинул камеру внимательным, все запоминающим взглядом.
В ней все было знакомо – любая выбоина на стене, каждая щелочка в столе, каждая щербинка на потускневшем запыленном распятии. Но рассказ старого итальянца заставил Алексея увидеть эту камеру такой, какой она была много лет назад. Вот как, бывает, переплетаются пути людей! И, оказывается, камеры, эти древние молчальницы, тоже говорят. Взволнованно и скорбно рассказывают они о борьбе, которую ведет человечество против всех темных сил на земле…
– Если бы вы раньше нам рассказали об этом, – проговорил Остапенко, – мы держались бы еще бодрее и мужественнее. Мы, конечно, никогда не забудем этой камеры. Не забудем и вас – человека, который знал Грамши и помогал ему…
– Вы тоже смелые люди, – твердо сказал старый итальянец. – Все вы, коммунисты, похожи друг на друга. Вы справедливы и сильны… – Он сжал им руки.
– А вы… вы нам ничего не расскажете о себе? – неожиданно спросил Алексей. – Ведь вы для нас делали так много, что об этом никак нельзя забыть! Должны же мы знать, кто помог нам остаться в живых.
Сперри смущенно кашлянул.
– У нас мало времени. Да и в моей жизни нет ничего интересного…
– Неправда! – горячо возразил Алексей.
– Ну уж разве коротко… – Сперри помолчал, собираясь с мыслями, потом не спеша начал новый рассказ…
Жизнь зовет к борьбе
Отец Сперри, потомственный металлист, работал на одном из заводов Рима. В доме у них никогда не было достатка: семья состояла из пяти человек, а работал только один. Анджело был вторым ребенком в семье. Он рос хрупким и нежным, малейшее препятствие вызывало в нем чувство страха. Джулио, старший брат, посмеивался: – В кого ты у нас уродился такой? Ни рыба, ни мясо… Да и имя-то у тебя такое – Анджело – «Ангел»…
У Джулио-то характер был другой – волевой, решительный. Этот парень никому не позволял обижать себя.
Мать умерла при последних родах, оставив девочку. Убитый горем отец собирал по соседям гроши на гроб и. белый коленкор.
И понял тогда Анджело Сперри, почему отец протягивает иссохшие, со вздутыми синими жилами руки к немому, бессильному и ненужному распятию…
Анджело было двадцать лет, когда разразилась первая мировая война. С продуктами стало совсем плохо, и девочка, лишенная материнского молока, скоро умерла.
Джулио призвали в армию, и в доме Сперри стало совсем уныло. Сначала Джулио регулярно присылал домой письма, потом вдруг замолчал. Через полгода пришло извещение о его смерти. Пришло и письмо от его товарища, в котором тот писал, что Джулио погиб на юго-западном фронте.
Анджело работал на заводе. Там он встретил девушку по имени Мара, о которой говорили, что природа таких красавиц вторично не создает.
Ясными теплыми вечерами приходили они на берег Тибра. Анджело играл на гитаре и потихоньку напевал. Мара обычно сидела, обхватив колени руками, и неподвижно глядела в мутные воды Тибра.
– Анджело, – обращалась она иногда к нему, – когда мы пойдем с тобой в кино?
Анджело сдержанно вздыхал. С его заработком, которого едва хватало на хлеб, только и ходить в кино…
А иногда девушка вдруг спросит:
– Анджело, неужели ты всю жизнь так и будешь только рабочим?
Анджело пожимал плечами:
– Мой отец всю жизнь работает металлистом и гордится этим…
Мара, неопределенно хмыкнув, умолкала.
Анджело чувствовал, что девушке надоело жить в нищете, она тянется к богатству, к роскоши.
И случилось то, чего он тайно боялся.
Однажды, когда он возвращался с работы усталый и озабоченный, – отец заболел и не вышел на работу, надо было вызывать на дом врача, а денег не было, – он заметил, как в конце улицы его Мару догнал автомобиль-люкс «Альфа-Ромео». Кто-то открыл дверцу и заговорил с девушкой. Вероятно, предлагали подвезти. И пока Анджело с раскрытым ртом стоял и ждал, что будет дальше, Мара уже села в машину…
С тех пор она больше не приходила на берег Тибра.
Анджело затосковал. А тут еще со здоровьем отца стало совсем плохо. Анджело выбивался из сил, чтобы побольше заработать на еду и на лекарства отцу, который теперь совсем не вставал с койки.
В один из весенних дней 1923 года отца не стало. Анджело остался совсем один. Отчаяние захлестнуло его. Растерянный, подавленный горем, ходил он в эти дни по улицам города и боялся прийти домой – в эту холодную, наполненную равнодушным молчанием комнату, где каждый раз его охватывало суеверное чувство страха.
Постепенно, правда, Анджело начал привыкать к своему одиночеству и, возможно, успокоился бы, если б одним летним вечером не повстречал Мару.
Сначала он видел, как к дому, где жила она, подъехала серо-зеленая машина. Потом из нее вышла Мара. Кровь бросилась в лицо Анджело. Что же он стоит, почему не бежит к ней навстречу? Почему не напомнит ей о клятве верности, которую она давала ему? Покажи хоть раз в жизни, Анджело, способность бороться за свое счастье! Анджело рванулся вперед.
– Мара!
Она обернулась.
– Ты?.. – удивленно и в то же время равнодушно спросила она.
– Мара! – не обращая внимания на ее тон, горячо заговорил Анджело. – Мара, милая! Я тебя не видел так давно! Почему ты не приходишь ко мне? Может, я обидел тебя?
Мара как будто колебалась…
В это время отъехавшая машина дала задний ход, поравнялась с ними, и из нее высунулся незнакомый мужчина с холеным свежевыбритым лицом.
– Мара, что случилось? – недовольно спросил он, не обращая внимания на Анджело. – Ты же торопилась домой!
Анджело зло поглядел на него. Так вот он, соперник, который перехватил его счастье! Он вдруг решился на отчаянный шаг.
– Мы, кажется, вас не звали, – сухо сказал он. – Можете ехать, путь открыт!
– Что-о? – дверцы машины резко распахнулись, и мужчина выскочил из машины. – Что ты сказал? А ну, повтори!
Анджело побледнел.
– Я сказал, чтобы вы катились отсюда ко всем чертям! Вас, кажется, никто не…
Он не успел договорить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45