За морем в таких случаях говорят: была бы каша, а едоки сбегутся.
— Что ж, если сбегутся едоки, им придется испробовать наших с Кари стрел. Некоторой защитой нам послужит память о моем отце, высоко чтимом в этих краях. Да и выбора у нас нет Остается надеяться на покровительство Великого Духа!
— И на то, что честь еще не стала для Сынов Вечной Степи пустым звуком! — вмешалась Кари. ,
— Боюсь, что стала. И если принять в расчет, как неладно сложились ваши жизни, на Великого Духа тоже уповать особенно не стоит, — вкрадчиво начал Эврих. — Но раз уж рыбаки не признали в Кари женщину, то, возможно, несколько изменив обличье, вы сумеете избежать слишком пристального внимания со стороны мужчин. В заморских краях это посчитали бы, пожалуй, даже богоугодным поступком, ибо красота ваша может ввести в искушение кого угодно.
— Правда? — Тайтэки обворожительно улыбнулась на щеках ее появились такие славные ямочки, что Эврих поспешно отвел глаза. На лицах Кари и Алиар тоже расцвели улыбки, и, в очередной раз убедившись, что льстить женщинам не только полезно, но и приятно, аррант продолжал развивать свою мысль:
— Помимо дружественных племен, в степи, как вы сами говорили, рыщут разъезды Энеруги Хурманчака. Если на пути им встретятся три красавицы — участь несчастных женщин предрешена. Но ежели вместо них увидят доблестные воины тощего чумазого паренька, — он покосился на вспыхнувшую от негодования Кари, — старуху с девочкой, пораженную огневкой служанку из Фухэя и лысого старика-лекаря, то вряд ли прельстятся жизнями и добром столь убогих странников. Лошадей, я надеюсь, тебе не слишком роскошных продали?
— Дрянь лошади! — честно призналась девушка. — Откуда у рыбаков другим взяться?
— Вот и отлично Лошади нас не выдадут, и, если повезет, глаз на них никто не положит, — обрадовался Эврих, чувствуя, что первый после его недомогания разговор с женщинами удается на славу. — Остается разукрасить и переодеть вас так, чтобы мать родная не узнала. Это несложно, главное, чтобы вы себя поведением своим не выдали…
— Ой-е! А с чего это ты решил, что мы тебя с собой возьмем? — перебила арранта Кари. — Лошадь я тебе достала, это верно, но в обществе мы твоем не нуждаемся. Мне на мужчину, будь он хоть трижды праведник, к Вратам идущий, до смерти смотреть тошно! И присутствие твое я здесь до сих пор терплю только потому, что жизнью тебе обязана. Вот и давай считать, что лошадью и припасами, мы с тобой расплатимся и в разные стороны разъедемся.
Раскрыв рот, Эврих несколько мгновений безмолвно взирал на наглую соплячку, а потом захохотал так, что внутри у него начало что-то екать и подрагивать, вот-вот душа с телом простится.
— Тайтэки, мы что, до умопомрачения этого чужака залечили? Над чем он смеется? Он, может быть, считает, что благодеяние нам оказывает, напрашиваясь с нами ехать? Совсем у бедного мозги ветром выдуло .. — Кари глядела на Эвриха с таким состраданием, что тот, уже было успокоившись и взяв себя в руки, вновь закатился, загоготал, размазывая кулаками слезы по обросшим золотистой щетиной, впалым, расцвеченным безобразными пятнами щекам. «Глупо будет от смеха умереть, а ведь так-то и загнуться недолго. Погибну из-за глупой девчонки. Обидно!» — думал он и хохотал, хохотал,хохотал ..
Женщины, глядя на него, хмурились все больше и больше. Потом Алиар неожиданно коротко хихикнула, прикрывая ладошкой рот. Неодобрительно покачала головой, поджав губы, но те, помимо воли, уже разъезжались в широкой до неприличия улыбке. Она попыталась спрятать лицо в ладонях и, не удержавшись, залилась глубоким горловым смехом, от которого преобразилось всегда спокойное лицо ее, засветилось, чудно похорошев. И, глядя на нее, заулыбалась и начала смеяться ничего не понимающая Нитэки. За ней Тайтэки, и вот уже зашлась истерическим взвизгивающим хохотом Кари. Хохоча, она думала о том, что непременно надобно ударить этого негодяя чем-нибудь тяжелым, но дотянуться могла только до сухой и толстой горбуши, а бить человека горбушей, пусть даже и твердой, как бревно, казалось ей почему-то совершенно невозможным…
Смеялись дружно и долго. А под конец обессиленная Тайтэки сказала арранту, что в самом деле лучше будет ему ехать разыскивать свои Врата отдельно от них. Почему они так решили, Эврих спрашивать не стал. И без того понятно: натерпелись от мужчин. Не стал он и спорить, а вместо этого, желая угодить приставучей Нитэки, требовавшей сыграть и спеть ей обещанный улигэр, весь вечер терзал дибулу, бормоча под нос читанные когда-то в блистательном Силионе стихи о Вратах. Он уже вполне пришел в себя и чувствовал, что завтра утром готов пуститься в путь. Однако это еще не означало, что за вечер он освоит новый, невиданный дотоле музыкальный инструмент, — приходилось ему, в том же самом незабвенном Силионе, бренчать на лютне и дудеть на флейте, но Боги Небесной Горы, пальцы на руках и на ногах — это совсем не одно и то же! Не говоря уже о том, что только наглец мог надеяться, будто удастся ему этим же вечером перевести с благородного аррантского на варварский язык степняков стихотворение богоравного Эскилара.
Но маленькая девочка ждала и доверчиво заглядывала арранту в глаза, время от времени пытаясь подкормить его обжаренным на огне рыбьим, пузырем, который считала величайшим лакомством. И разочаровывать ее Эвриху не хотелось. Так же как не хотелось ему разочаровывать и трех занимавшихся шитьем и подгонкой одежды женщин, которые тоже чего-то от него ждали. Хотя чего бы этим красавицам ждать от человека, с которым не желают они делить тяготы дальнего пути? И вообще, надо ли было так возиться с недужным для того только, чтобы заявить ему, что нужен он им как собаке карман?
Ну да Великий Дух с ними, пусть ждут, авось чего и дождутся, решил аррант. И женщины дождались, когда он, покашляв и поерзав, запел, довольно неуклюже подыгрывая себе на четырехструнной ди-буле:
Если зверем себя ощутил затравленным, Если нож над тобою занес сосед, В путь спеши. Ускачи, уползи окровавленный, — Кроме бегства, иного спасения нет.
Если все отвернулись без сожаления И друзья поверили в злой навет, Кров и скот оставь, отринув сомнения, — Кроме бегства, иного спасения нет.
Если прячет свой взгляд от тебя любимая, Если холоден глаз ее ясных свет ' И возникла меж вами стена незримая, — Кроме бегства, иного спасения нет.
Если дело твое тебе опротивело И душу продашь за горстку монет, Все бросай, пока очи стыдом не выело, — Кроме бегства, иного спасения нет.
Если вера мертва и земля качается, .." Если злоба замедлила ход планет,
Значит, время твое в этом мире кончается, — Кроме бегства, иного спасения нет.
Если тьма объяла тебя беспросветная И на бездны край загнала беда, Может сбыться одна надежда, заветная, — Верхний мир пред тобой распахнет Врата…
Серая, набухшая от дождей степь казалась смертельно занедужившей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
— Что ж, если сбегутся едоки, им придется испробовать наших с Кари стрел. Некоторой защитой нам послужит память о моем отце, высоко чтимом в этих краях. Да и выбора у нас нет Остается надеяться на покровительство Великого Духа!
— И на то, что честь еще не стала для Сынов Вечной Степи пустым звуком! — вмешалась Кари. ,
— Боюсь, что стала. И если принять в расчет, как неладно сложились ваши жизни, на Великого Духа тоже уповать особенно не стоит, — вкрадчиво начал Эврих. — Но раз уж рыбаки не признали в Кари женщину, то, возможно, несколько изменив обличье, вы сумеете избежать слишком пристального внимания со стороны мужчин. В заморских краях это посчитали бы, пожалуй, даже богоугодным поступком, ибо красота ваша может ввести в искушение кого угодно.
— Правда? — Тайтэки обворожительно улыбнулась на щеках ее появились такие славные ямочки, что Эврих поспешно отвел глаза. На лицах Кари и Алиар тоже расцвели улыбки, и, в очередной раз убедившись, что льстить женщинам не только полезно, но и приятно, аррант продолжал развивать свою мысль:
— Помимо дружественных племен, в степи, как вы сами говорили, рыщут разъезды Энеруги Хурманчака. Если на пути им встретятся три красавицы — участь несчастных женщин предрешена. Но ежели вместо них увидят доблестные воины тощего чумазого паренька, — он покосился на вспыхнувшую от негодования Кари, — старуху с девочкой, пораженную огневкой служанку из Фухэя и лысого старика-лекаря, то вряд ли прельстятся жизнями и добром столь убогих странников. Лошадей, я надеюсь, тебе не слишком роскошных продали?
— Дрянь лошади! — честно призналась девушка. — Откуда у рыбаков другим взяться?
— Вот и отлично Лошади нас не выдадут, и, если повезет, глаз на них никто не положит, — обрадовался Эврих, чувствуя, что первый после его недомогания разговор с женщинами удается на славу. — Остается разукрасить и переодеть вас так, чтобы мать родная не узнала. Это несложно, главное, чтобы вы себя поведением своим не выдали…
— Ой-е! А с чего это ты решил, что мы тебя с собой возьмем? — перебила арранта Кари. — Лошадь я тебе достала, это верно, но в обществе мы твоем не нуждаемся. Мне на мужчину, будь он хоть трижды праведник, к Вратам идущий, до смерти смотреть тошно! И присутствие твое я здесь до сих пор терплю только потому, что жизнью тебе обязана. Вот и давай считать, что лошадью и припасами, мы с тобой расплатимся и в разные стороны разъедемся.
Раскрыв рот, Эврих несколько мгновений безмолвно взирал на наглую соплячку, а потом захохотал так, что внутри у него начало что-то екать и подрагивать, вот-вот душа с телом простится.
— Тайтэки, мы что, до умопомрачения этого чужака залечили? Над чем он смеется? Он, может быть, считает, что благодеяние нам оказывает, напрашиваясь с нами ехать? Совсем у бедного мозги ветром выдуло .. — Кари глядела на Эвриха с таким состраданием, что тот, уже было успокоившись и взяв себя в руки, вновь закатился, загоготал, размазывая кулаками слезы по обросшим золотистой щетиной, впалым, расцвеченным безобразными пятнами щекам. «Глупо будет от смеха умереть, а ведь так-то и загнуться недолго. Погибну из-за глупой девчонки. Обидно!» — думал он и хохотал, хохотал,хохотал ..
Женщины, глядя на него, хмурились все больше и больше. Потом Алиар неожиданно коротко хихикнула, прикрывая ладошкой рот. Неодобрительно покачала головой, поджав губы, но те, помимо воли, уже разъезжались в широкой до неприличия улыбке. Она попыталась спрятать лицо в ладонях и, не удержавшись, залилась глубоким горловым смехом, от которого преобразилось всегда спокойное лицо ее, засветилось, чудно похорошев. И, глядя на нее, заулыбалась и начала смеяться ничего не понимающая Нитэки. За ней Тайтэки, и вот уже зашлась истерическим взвизгивающим хохотом Кари. Хохоча, она думала о том, что непременно надобно ударить этого негодяя чем-нибудь тяжелым, но дотянуться могла только до сухой и толстой горбуши, а бить человека горбушей, пусть даже и твердой, как бревно, казалось ей почему-то совершенно невозможным…
Смеялись дружно и долго. А под конец обессиленная Тайтэки сказала арранту, что в самом деле лучше будет ему ехать разыскивать свои Врата отдельно от них. Почему они так решили, Эврих спрашивать не стал. И без того понятно: натерпелись от мужчин. Не стал он и спорить, а вместо этого, желая угодить приставучей Нитэки, требовавшей сыграть и спеть ей обещанный улигэр, весь вечер терзал дибулу, бормоча под нос читанные когда-то в блистательном Силионе стихи о Вратах. Он уже вполне пришел в себя и чувствовал, что завтра утром готов пуститься в путь. Однако это еще не означало, что за вечер он освоит новый, невиданный дотоле музыкальный инструмент, — приходилось ему, в том же самом незабвенном Силионе, бренчать на лютне и дудеть на флейте, но Боги Небесной Горы, пальцы на руках и на ногах — это совсем не одно и то же! Не говоря уже о том, что только наглец мог надеяться, будто удастся ему этим же вечером перевести с благородного аррантского на варварский язык степняков стихотворение богоравного Эскилара.
Но маленькая девочка ждала и доверчиво заглядывала арранту в глаза, время от времени пытаясь подкормить его обжаренным на огне рыбьим, пузырем, который считала величайшим лакомством. И разочаровывать ее Эвриху не хотелось. Так же как не хотелось ему разочаровывать и трех занимавшихся шитьем и подгонкой одежды женщин, которые тоже чего-то от него ждали. Хотя чего бы этим красавицам ждать от человека, с которым не желают они делить тяготы дальнего пути? И вообще, надо ли было так возиться с недужным для того только, чтобы заявить ему, что нужен он им как собаке карман?
Ну да Великий Дух с ними, пусть ждут, авось чего и дождутся, решил аррант. И женщины дождались, когда он, покашляв и поерзав, запел, довольно неуклюже подыгрывая себе на четырехструнной ди-буле:
Если зверем себя ощутил затравленным, Если нож над тобою занес сосед, В путь спеши. Ускачи, уползи окровавленный, — Кроме бегства, иного спасения нет.
Если все отвернулись без сожаления И друзья поверили в злой навет, Кров и скот оставь, отринув сомнения, — Кроме бегства, иного спасения нет.
Если прячет свой взгляд от тебя любимая, Если холоден глаз ее ясных свет ' И возникла меж вами стена незримая, — Кроме бегства, иного спасения нет.
Если дело твое тебе опротивело И душу продашь за горстку монет, Все бросай, пока очи стыдом не выело, — Кроме бегства, иного спасения нет.
Если вера мертва и земля качается, .." Если злоба замедлила ход планет,
Значит, время твое в этом мире кончается, — Кроме бегства, иного спасения нет.
Если тьма объяла тебя беспросветная И на бездны край загнала беда, Может сбыться одна надежда, заветная, — Верхний мир пред тобой распахнет Врата…
Серая, набухшая от дождей степь казалась смертельно занедужившей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122