Прежде чем он явился мне во сне, я даже не знала толком, как он выглядит, ведь я видела его только издалека. Я не знала, что у него голубые глаза и что он носит голубой ошейник с медной бляшкой. – Дульси помолчала, не отводя глаз от Джо. – Откуда я всё это узнала?
– Может, ты всё же видела его разок вблизи, видела его ошейник, только забыла.
– Нет, не видела. Я бы точно запомнила.
Джо не ответил, и она не стала продолжать. Возможно, в 11 мужских генах есть нечто, не позволяющее размышлять о подобных загадках.
Остальную часть содержимого альбома составляли любительские снимки: Джанет на пикнике, на вечеринке; на нескольких фотографиях она была запечатлена рядом с пышно разодетой толстухой.
– Беверли, – сказала Дульси. – Должно быть, это и есть её сестрица Беверли. Именно так её описывала Вильма. Похожа на раскормленного мопса.
На трех фотографиях Джанет в купальнике стояла на каменистом берегу; были снимки, сделанные во время игры в бейсбол: на одном загорелая и улыбающаяся Джанет готова была подавать мяч, а на другом отбивала подачу.
Джо и Дульси вытащили с полок и просмотрели все большие альбомы в кожаных переплетах, их было столько, что они заняли всю кровать. Дневника не было. Дульси залезла под кровать, пол съехавшую простыню и стеганое одеяло, затем ещё раз проверила книжные полки, расталкивая носом беспорядочно стоявшие книги. Когда, балансируя на нижней полке, Дульси почувствовала, что та шатается, она спрыгнула на кровать и попыталась подсунуть лапу под неровно лежавшую доску.
Кошки принялись сдвигать полку, покачивая её и поддевая когтями. Наконец она подалась.
Внизу оказалось нечто вроде узкого ящика, где лежали коробка косметических салфеток, крем для лица, баночка крема для рук, два небольших альбома для эскизов, карандаши, ручки и маленькие настольные часы с крышкой. Из-под этой груды едва виднелась небольшая книжка в кожаной обложке.
Дульси нерешительно потрогала её лапой. К запаху кожи примешивался запах Джанет. Дульси ухватила книжку зубами, вытащила, положила на кровать и осторожно открыла.
Кошки переглянулись и заулыбались. Они таки нашли его, дневник Джанет.
Почерк у Джанет был мелкий и аккуратный. Она заполняла всю страничку, оставляя только узенькие поля. Строчки жались друг к другу так тесно, будто Джанет старательно экономила место, намереваясь пользоваться этой книжкой как можно дольше.
Половина дневника была пуста.
Джанет начала вести его ещё в художественной школе, но тогда это были лишь отрывочные заметки, главным образом беспорядочные записи о сценах и видах, которые она хотела бы нарисовать.
«Угол улиц Джонс и Ломбард, белое викторианское здание возвышается над магазинами…
Верхняя часть Каштановой улицы, когда штормовое небо низкое и тёмное, а Восточная бухта кажется такой близкой, будто её можно потрогать… Свет на Русском холме, когда солнце пробивается сквозь облака. Можно ли положить этот свет на холст?»
Несколько строчек касались переезда в Молена-Пойнт, здесь же указывались некоторые затраты на переезд. Целая страничка была посвящена поискам квартиры. Затем следовал перерыв по времени. Позже, во время бурного брака с Кендриком Малом, записи стали длиннее и наполнились болью. Это был настоящий калейдоскоп обид, которые причинял ей Мал: сарказм мужа по отношению к её работе ранил Джанет. Вдобавок он ей изменял. Эти записи не предназначались для посторонних глаз: Джанет изливала на бумагу свое мучительное разочарование в Кендрике и в конце концов написала о своём решении уйти от него. Отзывы о разводе были несдержанными и резкими, полными всё возрастающей ненависти.
Джо никогда не думал, что Джанет может быть такой злопамятной, однако она не забывала о нанесённых ей ранах, копя в душе гнев. Но разве можно винить её? Кендрик Мал – человек мстительный, безжалостный и хладнокровный. У Джо не было причин не верить Джанет, она бы не стала врать попусту. С Клайдом она почти не говорила про Мала.
В дневнике не было никакой системы: вперемешку шли записи о личной жизни, о сюжетах для картин, о том, где и когда выставлялись её работы, о призах и наградах; пёстрые фрагменты жизни смешались в единое целое, словно кусочки пазла. Кое-где попадались весьма нелестные отзывы о Беверли. Сёстры явно не ладили. За год до трагедии Беверли решила открыть галерею и забрать работы Джанет у Сесили. Это предложение отвергла сама Джанет. О её настроении свидетельствовала гневная жирная запись в дневнике. Только обиды, нанесенные Малом, были запечатлены на этих страничках с такой же неприкрытой яростью.
– Неужели они и вправду сёстры? Никаких родственных чувств они совершенно чужие друг другу. – Дульси недоуменно взглянула на Джо. – У меня было три сестры и два брата. Правда, я никогда больше их не видела, с тех пор как Вильма взяла меня к себе.
– Ты жалеешь, что она тебя взяла?
Дульси облизнулась, разглаживая усы.
– Если бы она меня не забрала, я бы наверняка умерла. Я была самой маленькой и хилой и меня всё время отталкивали от молока. И что такое быть по-настоящему сытой, я поняла только у Вильмы. Но мне всё-таки очень интересно, как это, когда есть кто-то похожий на тебя и тебе есть с кем поиграть.
– Так вот, наверное, почему ты воруешь. Просто у тебя было тяжёлое детство.
Дульси легонько шлёпнула его в ответ и вернулась к дневнику.
«У любого голова бы закружилась. Кендрик был самым авторитетным критиком в Северной Калифорнии, до того как ушёл из «Кроникл» и открыл собственную галерею. Он может либо прославить Роба, либо напрочь перекрыть ему доступ в искусство. Конечно, Кендрик попросту использует его. Неужели Роб этого не понимает? Или он так рвётся сделать карьеру, что на всё остальное ему наплевать, в том числе на наши отношения? Я больше не могу и не хочу его видеть. Теперь, когда он принадлежит Кендрику, мне с ним перестало быть хорошо и спокойно».
Джо воздержался от комментария. Его замечания в адрес Роба Лэйка только сердили Дульси. Но и ей придется признать, что этот Лэйк не такой уж невинный агнец, как она себе представляет.
Среди самых поздних записей были строчки о миссис Бланкеншип, вероятно, соседке. Джанет считала со безвредной старушкой, которой нечем больше заняться, кроме как целыми днями наблюдать за другими из окна своей спальни.
«Её дочь передала мне, что той не нравятся мои занятия сваркой так близко от их дома; она считает это небезопасным, а яркие вспышки беспокоят её. Я поставила на окна прочные ставни и стала завешивать окно кухни. У бедной бабульки полно времени, с которым она не знает, что делать. Может, ей стоит завести собачку?»
– Та самая тётка, которую мы с тобой видели в окне, –сказала Дульси. – Её дом единственный смотрит прямо на студию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
– Может, ты всё же видела его разок вблизи, видела его ошейник, только забыла.
– Нет, не видела. Я бы точно запомнила.
Джо не ответил, и она не стала продолжать. Возможно, в 11 мужских генах есть нечто, не позволяющее размышлять о подобных загадках.
Остальную часть содержимого альбома составляли любительские снимки: Джанет на пикнике, на вечеринке; на нескольких фотографиях она была запечатлена рядом с пышно разодетой толстухой.
– Беверли, – сказала Дульси. – Должно быть, это и есть её сестрица Беверли. Именно так её описывала Вильма. Похожа на раскормленного мопса.
На трех фотографиях Джанет в купальнике стояла на каменистом берегу; были снимки, сделанные во время игры в бейсбол: на одном загорелая и улыбающаяся Джанет готова была подавать мяч, а на другом отбивала подачу.
Джо и Дульси вытащили с полок и просмотрели все большие альбомы в кожаных переплетах, их было столько, что они заняли всю кровать. Дневника не было. Дульси залезла под кровать, пол съехавшую простыню и стеганое одеяло, затем ещё раз проверила книжные полки, расталкивая носом беспорядочно стоявшие книги. Когда, балансируя на нижней полке, Дульси почувствовала, что та шатается, она спрыгнула на кровать и попыталась подсунуть лапу под неровно лежавшую доску.
Кошки принялись сдвигать полку, покачивая её и поддевая когтями. Наконец она подалась.
Внизу оказалось нечто вроде узкого ящика, где лежали коробка косметических салфеток, крем для лица, баночка крема для рук, два небольших альбома для эскизов, карандаши, ручки и маленькие настольные часы с крышкой. Из-под этой груды едва виднелась небольшая книжка в кожаной обложке.
Дульси нерешительно потрогала её лапой. К запаху кожи примешивался запах Джанет. Дульси ухватила книжку зубами, вытащила, положила на кровать и осторожно открыла.
Кошки переглянулись и заулыбались. Они таки нашли его, дневник Джанет.
Почерк у Джанет был мелкий и аккуратный. Она заполняла всю страничку, оставляя только узенькие поля. Строчки жались друг к другу так тесно, будто Джанет старательно экономила место, намереваясь пользоваться этой книжкой как можно дольше.
Половина дневника была пуста.
Джанет начала вести его ещё в художественной школе, но тогда это были лишь отрывочные заметки, главным образом беспорядочные записи о сценах и видах, которые она хотела бы нарисовать.
«Угол улиц Джонс и Ломбард, белое викторианское здание возвышается над магазинами…
Верхняя часть Каштановой улицы, когда штормовое небо низкое и тёмное, а Восточная бухта кажется такой близкой, будто её можно потрогать… Свет на Русском холме, когда солнце пробивается сквозь облака. Можно ли положить этот свет на холст?»
Несколько строчек касались переезда в Молена-Пойнт, здесь же указывались некоторые затраты на переезд. Целая страничка была посвящена поискам квартиры. Затем следовал перерыв по времени. Позже, во время бурного брака с Кендриком Малом, записи стали длиннее и наполнились болью. Это был настоящий калейдоскоп обид, которые причинял ей Мал: сарказм мужа по отношению к её работе ранил Джанет. Вдобавок он ей изменял. Эти записи не предназначались для посторонних глаз: Джанет изливала на бумагу свое мучительное разочарование в Кендрике и в конце концов написала о своём решении уйти от него. Отзывы о разводе были несдержанными и резкими, полными всё возрастающей ненависти.
Джо никогда не думал, что Джанет может быть такой злопамятной, однако она не забывала о нанесённых ей ранах, копя в душе гнев. Но разве можно винить её? Кендрик Мал – человек мстительный, безжалостный и хладнокровный. У Джо не было причин не верить Джанет, она бы не стала врать попусту. С Клайдом она почти не говорила про Мала.
В дневнике не было никакой системы: вперемешку шли записи о личной жизни, о сюжетах для картин, о том, где и когда выставлялись её работы, о призах и наградах; пёстрые фрагменты жизни смешались в единое целое, словно кусочки пазла. Кое-где попадались весьма нелестные отзывы о Беверли. Сёстры явно не ладили. За год до трагедии Беверли решила открыть галерею и забрать работы Джанет у Сесили. Это предложение отвергла сама Джанет. О её настроении свидетельствовала гневная жирная запись в дневнике. Только обиды, нанесенные Малом, были запечатлены на этих страничках с такой же неприкрытой яростью.
– Неужели они и вправду сёстры? Никаких родственных чувств они совершенно чужие друг другу. – Дульси недоуменно взглянула на Джо. – У меня было три сестры и два брата. Правда, я никогда больше их не видела, с тех пор как Вильма взяла меня к себе.
– Ты жалеешь, что она тебя взяла?
Дульси облизнулась, разглаживая усы.
– Если бы она меня не забрала, я бы наверняка умерла. Я была самой маленькой и хилой и меня всё время отталкивали от молока. И что такое быть по-настоящему сытой, я поняла только у Вильмы. Но мне всё-таки очень интересно, как это, когда есть кто-то похожий на тебя и тебе есть с кем поиграть.
– Так вот, наверное, почему ты воруешь. Просто у тебя было тяжёлое детство.
Дульси легонько шлёпнула его в ответ и вернулась к дневнику.
«У любого голова бы закружилась. Кендрик был самым авторитетным критиком в Северной Калифорнии, до того как ушёл из «Кроникл» и открыл собственную галерею. Он может либо прославить Роба, либо напрочь перекрыть ему доступ в искусство. Конечно, Кендрик попросту использует его. Неужели Роб этого не понимает? Или он так рвётся сделать карьеру, что на всё остальное ему наплевать, в том числе на наши отношения? Я больше не могу и не хочу его видеть. Теперь, когда он принадлежит Кендрику, мне с ним перестало быть хорошо и спокойно».
Джо воздержался от комментария. Его замечания в адрес Роба Лэйка только сердили Дульси. Но и ей придется признать, что этот Лэйк не такой уж невинный агнец, как она себе представляет.
Среди самых поздних записей были строчки о миссис Бланкеншип, вероятно, соседке. Джанет считала со безвредной старушкой, которой нечем больше заняться, кроме как целыми днями наблюдать за другими из окна своей спальни.
«Её дочь передала мне, что той не нравятся мои занятия сваркой так близко от их дома; она считает это небезопасным, а яркие вспышки беспокоят её. Я поставила на окна прочные ставни и стала завешивать окно кухни. У бедной бабульки полно времени, с которым она не знает, что делать. Может, ей стоит завести собачку?»
– Та самая тётка, которую мы с тобой видели в окне, –сказала Дульси. – Её дом единственный смотрит прямо на студию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69