Сил не хватало даже на то, чтобы вылезти из-под одеяла, когда мне это в конце концов удалось, я почувствовала себя совершенно измученной.
Сидя на кухне, я безо всякого аппетита пережевывала кусок пиццы, вкусом и цветом напоминавший фрагмент древней керамики, и размышляла о том, что этой археологической находке, чудом сохранившейся в моем пустом холодильнике, самое место в витрине музея, но никак не в человеческом желудке. Кстати, о желудке. Может, мне симулировать какую-нибудь простую и милую болезнь, например гастрит? И под этим предлогом вернуться в постель и провести там остаток дня с комфортом и пользой, почитывая Агату Кристи и попивая чаек?
Но, к сожалению, имелись веские причины, по которым этим мечтам тунеядки не суждено было сбыться. Во-первых, пустой холодильник и отсутствие средств на его заполнение. Пачка майонеза и пятнадцать рублей мелочью — не в счет. Во-вторых, как раз сегодня, по заверениям Себастьяна, должна состояться выдача долгожданной зарплаты.
Словом, спустя полтора часа я, стряхивая воду со сложенного зонтика, поднялась по деревянной лестнице со скрипучими ступеньками и оказалась в приемной детективного агентства «Гарда», сотрудницей которого я имею честь, а иногда даже и удовольствие являться.
Честно говоря, как раз в тот момент я такого удовольствия не испытывала — у меня промокли ноги, да к тому же громко урчало в желудке. В таком состоянии я способна испытывать удовольствие только от двух вещей — от горячей ванны и горячей пищи. Ни того, ни другого в конторе не было. Зато была Надя.
Но занималась она отнюдь не выполнением своих прямых, то есть секретарских, обязанностей, как того можно было ожидать. Когда я вошла, она щурила правый глаз, прицеливаясь, и не успела я, войдя в приемную, и слова сказать, как перед самым моим носом просвистело что-то красное.
Непонятный предмет вонзился в круглую доску, висящую на противоположной от Нади стене, и оказался маленьким дротиком с красным оперением, предназначенным для игры в дартс. Однако Надя играла во что-то другое — к доске канцелярскими кнопками была прикреплена фотография Даниеля, друга Себастьяна и совладельца детективного агентства. Брошенный Надей дротик воткнулся сияющему белозубой улыбкой Даниелю прямо в переносицу. Другой дротик, с зеленым оперением, очевидно, брошенный раньше, торчал у бедолаги из левого уха.
Такое непочтительное отношение секретарши к одному из начальников объяснялось просто: Надю и Даниеля связывало давнее и прочное чувство, которое, за неимением более подходящего определения, приходится называть любовью, хотя вряд ли этим словом можно назвать их бурные отношения, сплошь состоящие из внезапных переходов от всепоглощающей страсти к испепеляющей ненависти.
— Опять поссорились? — скорее констатировала факт, чем спросила я, торопливо отпрыгивая в сторону — подальше от линии огня.
— Нет, — с равнодушным и крайне утомленным видом ответила Надя. — Расстались навсегда.
Я сделала над собой усилие, чтобы не начать мерзко хихикать — на столе рядом с Надей лежали еще несколько дротиков, и мне совсем не хотелось, чтобы они попали в меня. И сдавленным голосом поинтересовалась:
— А что ты здесь тогда делаешь?
— Жду его.
Я похлопала ресницами и спросила:
— Зачем?
— А чтобы прикончить, — будничным тоном ответила Надя и метнула еще один дротик. Фотографический Даниель лишился одного из передних зубов.
— За что такая немилость? — Я уселась в кресло возле камина и, скинув туфли, протянула ступни к огню.
Надя кинула последний дротик, повредив Даниелю бровь, села на стол и возмущенно сказала:
— Нет, ты только представь себе! Вчера он где-то пропадал целый день — целый день! — и за весь день ни разу мне не позвонил.
— Может, ему было некогда? — осторожно предположила я.
Надя фыркнула:
— «Некогда»… Запомни, такого слова не существует! «Некогда», так же как и «не могу», означает только одно: «не хочу».
— Ну, я бы не утверждала так категорично… А почему ты не позвонила ему сама?
— Я звонила, — зловеще заговорила Надя, но у него было занято! И не надо на меня так смотреть — это только начало. Поссорилась… то есть рассталась я с ним не из-за этого. То есть не только из-за этого.
Я сделала внимательное и понимающее лицо.
— Ну, так вот, — продолжила Надя. — Целый день его нет. Я сижу дома. Жду. Делаю всякие салатики вкусные, чтобы успокоиться. Думаю: вот придет, зараза такая, а я ему бац — «оливье», бац — «мимозу», бац — рыбный! И не в морду кину, а на стол перед ним поставлю. И ругаться с ним не буду, чтобы ему самому стыдно стало. Чтобы он понял, как был неправ! А еще баклажанов всяких потушила. Пиццу с грибами приготовила, чтобы сунуть в духовку, когда он появится. Представляешь?
— Ага, — ответила я, изо всех сил пытаясь не захлебнуться слюной.
— И вот это чучело появляется… за двадцать минут до полуночи! — Надя негодующе нахмурилась и выразительно посмотрела на меня, ожидая сочувствия. Я послушно изобразила праведный гнев, хотя в действительности меня продолжал душить смех. — Я встречаю его у порога. И, заметь, не с крышкой от чугунной кастрюли. Не со шваброй. Даже не с пепельницей, полной окурков.
— А с чем? — утробным голосом спросила я, чуть не подавившись едва сдерживаемым хохотом.
— С пустыми руками! Которыми его и обнимаю. Возле порога. Вместо того чтобы стукнуть его по голове, огреть по спине или посыпать пеплом! А он этого словно не замечает. Чмокает меня в щеку, как неродную, бормочет, что ужасно устал, не извиняется за то, что где-то шлялся целый день, и даже не думает рассказать, чем занимался!
Надя возмущенно фыркнула, а я притворилась, что закашлялась. Ссоры между Надей и Даниелем всегда проходили в стиле гонконгских боевиков — со множеством опасных для жизни поединков и головокружительных трюков. Тем смешнее было слушать рассказ Нади о том, как она не стала убивать Даниеля, несмотря на острое желание.
— Я и это стерпела! — продолжала Надя. — Пока он возился в душе, накрыла на стол, зажгла свечи, переоделась в красный кружевной пеньюар… Что с тобой такое?
— Ничего, — ответила я, издавая оглушительный кашель, чтобы скрыть смех, и вытирая навернувшиеся на глаза слезы. — Простудилась, наверное.
— Молоко с медом выпей на ночь, — сурово посоветовала Надя. — Подожди-ка, я тебе сейчас чаю сделаю.
Включив электрический чайник, она полезла в шкафчик за заваркой.
— А дальше что? — переведя дух, спросила я.
— Дальше? Дальше он приперся из душа, плюхнулся на диван, сожрал единым духом все, что я приготовила, даже не взглянув в мою сторону, хотя за то время, пока он лопал, я сделала, наверное, двадцать кругов по комнате…
Пользуясь шумом чайника, я тихонько закудахтала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Сидя на кухне, я безо всякого аппетита пережевывала кусок пиццы, вкусом и цветом напоминавший фрагмент древней керамики, и размышляла о том, что этой археологической находке, чудом сохранившейся в моем пустом холодильнике, самое место в витрине музея, но никак не в человеческом желудке. Кстати, о желудке. Может, мне симулировать какую-нибудь простую и милую болезнь, например гастрит? И под этим предлогом вернуться в постель и провести там остаток дня с комфортом и пользой, почитывая Агату Кристи и попивая чаек?
Но, к сожалению, имелись веские причины, по которым этим мечтам тунеядки не суждено было сбыться. Во-первых, пустой холодильник и отсутствие средств на его заполнение. Пачка майонеза и пятнадцать рублей мелочью — не в счет. Во-вторых, как раз сегодня, по заверениям Себастьяна, должна состояться выдача долгожданной зарплаты.
Словом, спустя полтора часа я, стряхивая воду со сложенного зонтика, поднялась по деревянной лестнице со скрипучими ступеньками и оказалась в приемной детективного агентства «Гарда», сотрудницей которого я имею честь, а иногда даже и удовольствие являться.
Честно говоря, как раз в тот момент я такого удовольствия не испытывала — у меня промокли ноги, да к тому же громко урчало в желудке. В таком состоянии я способна испытывать удовольствие только от двух вещей — от горячей ванны и горячей пищи. Ни того, ни другого в конторе не было. Зато была Надя.
Но занималась она отнюдь не выполнением своих прямых, то есть секретарских, обязанностей, как того можно было ожидать. Когда я вошла, она щурила правый глаз, прицеливаясь, и не успела я, войдя в приемную, и слова сказать, как перед самым моим носом просвистело что-то красное.
Непонятный предмет вонзился в круглую доску, висящую на противоположной от Нади стене, и оказался маленьким дротиком с красным оперением, предназначенным для игры в дартс. Однако Надя играла во что-то другое — к доске канцелярскими кнопками была прикреплена фотография Даниеля, друга Себастьяна и совладельца детективного агентства. Брошенный Надей дротик воткнулся сияющему белозубой улыбкой Даниелю прямо в переносицу. Другой дротик, с зеленым оперением, очевидно, брошенный раньше, торчал у бедолаги из левого уха.
Такое непочтительное отношение секретарши к одному из начальников объяснялось просто: Надю и Даниеля связывало давнее и прочное чувство, которое, за неимением более подходящего определения, приходится называть любовью, хотя вряд ли этим словом можно назвать их бурные отношения, сплошь состоящие из внезапных переходов от всепоглощающей страсти к испепеляющей ненависти.
— Опять поссорились? — скорее констатировала факт, чем спросила я, торопливо отпрыгивая в сторону — подальше от линии огня.
— Нет, — с равнодушным и крайне утомленным видом ответила Надя. — Расстались навсегда.
Я сделала над собой усилие, чтобы не начать мерзко хихикать — на столе рядом с Надей лежали еще несколько дротиков, и мне совсем не хотелось, чтобы они попали в меня. И сдавленным голосом поинтересовалась:
— А что ты здесь тогда делаешь?
— Жду его.
Я похлопала ресницами и спросила:
— Зачем?
— А чтобы прикончить, — будничным тоном ответила Надя и метнула еще один дротик. Фотографический Даниель лишился одного из передних зубов.
— За что такая немилость? — Я уселась в кресло возле камина и, скинув туфли, протянула ступни к огню.
Надя кинула последний дротик, повредив Даниелю бровь, села на стол и возмущенно сказала:
— Нет, ты только представь себе! Вчера он где-то пропадал целый день — целый день! — и за весь день ни разу мне не позвонил.
— Может, ему было некогда? — осторожно предположила я.
Надя фыркнула:
— «Некогда»… Запомни, такого слова не существует! «Некогда», так же как и «не могу», означает только одно: «не хочу».
— Ну, я бы не утверждала так категорично… А почему ты не позвонила ему сама?
— Я звонила, — зловеще заговорила Надя, но у него было занято! И не надо на меня так смотреть — это только начало. Поссорилась… то есть рассталась я с ним не из-за этого. То есть не только из-за этого.
Я сделала внимательное и понимающее лицо.
— Ну, так вот, — продолжила Надя. — Целый день его нет. Я сижу дома. Жду. Делаю всякие салатики вкусные, чтобы успокоиться. Думаю: вот придет, зараза такая, а я ему бац — «оливье», бац — «мимозу», бац — рыбный! И не в морду кину, а на стол перед ним поставлю. И ругаться с ним не буду, чтобы ему самому стыдно стало. Чтобы он понял, как был неправ! А еще баклажанов всяких потушила. Пиццу с грибами приготовила, чтобы сунуть в духовку, когда он появится. Представляешь?
— Ага, — ответила я, изо всех сил пытаясь не захлебнуться слюной.
— И вот это чучело появляется… за двадцать минут до полуночи! — Надя негодующе нахмурилась и выразительно посмотрела на меня, ожидая сочувствия. Я послушно изобразила праведный гнев, хотя в действительности меня продолжал душить смех. — Я встречаю его у порога. И, заметь, не с крышкой от чугунной кастрюли. Не со шваброй. Даже не с пепельницей, полной окурков.
— А с чем? — утробным голосом спросила я, чуть не подавившись едва сдерживаемым хохотом.
— С пустыми руками! Которыми его и обнимаю. Возле порога. Вместо того чтобы стукнуть его по голове, огреть по спине или посыпать пеплом! А он этого словно не замечает. Чмокает меня в щеку, как неродную, бормочет, что ужасно устал, не извиняется за то, что где-то шлялся целый день, и даже не думает рассказать, чем занимался!
Надя возмущенно фыркнула, а я притворилась, что закашлялась. Ссоры между Надей и Даниелем всегда проходили в стиле гонконгских боевиков — со множеством опасных для жизни поединков и головокружительных трюков. Тем смешнее было слушать рассказ Нади о том, как она не стала убивать Даниеля, несмотря на острое желание.
— Я и это стерпела! — продолжала Надя. — Пока он возился в душе, накрыла на стол, зажгла свечи, переоделась в красный кружевной пеньюар… Что с тобой такое?
— Ничего, — ответила я, издавая оглушительный кашель, чтобы скрыть смех, и вытирая навернувшиеся на глаза слезы. — Простудилась, наверное.
— Молоко с медом выпей на ночь, — сурово посоветовала Надя. — Подожди-ка, я тебе сейчас чаю сделаю.
Включив электрический чайник, она полезла в шкафчик за заваркой.
— А дальше что? — переведя дух, спросила я.
— Дальше? Дальше он приперся из душа, плюхнулся на диван, сожрал единым духом все, что я приготовила, даже не взглянув в мою сторону, хотя за то время, пока он лопал, я сделала, наверное, двадцать кругов по комнате…
Пользуясь шумом чайника, я тихонько закудахтала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63