Я тоскливо вздохнула и скривила рот. Яичница на сковородке громко стрельнула маслом.
— И, — продолжал Федор, открывая по очереди дверцы шкафов и заглядывая внутрь, — я могу тебя несколько утешить. Конечно, ты видела вампиров, которые выглядят, как живые люди, если не принимать в расчет их тень. И, конечно, ты относишься к ним, как к живым людям — не совсем обычным, но все-таки людям. Но они-то не люди!
— Да, это я поняла, — насмешливо ответила я. — Они — вампиры.
— Они — живые мертвецы, если хочешь знать. Человек не может жить дольше положенного природой срока. Человек не пьет кровь себе подобных. Человек не способен на то, на что способны вампиры. Вампир — это тот, кто, попав в зазор между жизнью и смертью, остается среди живых, чтобы сеять среди них гибель. Поэтому Себастьян и Даниель не совершают убийства. Они возвращают мертвеца туда, где ему положено быть, — в могилу.
— Все это слишком мудрено для меня, — недовольно отозвалась я и хмуро посмотрела на кольцо. Оно светилось ровным, спокойным светом. Честно говоря, в эту минуту я отчаянно жалела, что когда-то приобрела его и ввязалась в эту дурацкую битву между добром и злом. Конечно, ради того, чтобы находиться рядом с Себастьяном, я согласна даже принять участие в футбольном матче, причем в роли мяча. Но мысль о том, что миссия ангелов на земле включает в себя собственноручное уничтожение вампиров, была мне все же не слишком приятна.
Когда Федор положил в плетеную корзинку нарезанный хлеб, я вдруг спохватилась.
— Послушай, а как ты себя чувствуешь? Я тут сижу сложа руки, а ты, раненый, все делаешь…
Федор молча закатал рукав рубашки и показал плечо. Я невольно ахнула. На месте вчерашней раны остался только нежно-розовый рубец.
— Но это не значит, что мне не надо беречься от пуль, — улыбнулся Федор, глядя на мое восхищенное лицо. — Потому что даже ангелы не смогут спасти тебя от смерти. А вот яичница может! Но, правда, только от одной смерти — от голодной. Так что присоединяйся. Спасение голодающих — дело рук самих голодающих.
— Я забыла поблагодарить тебя за вчерашнее, — сказала я, взбираясь на высокий табурет и придвигая к себе тарелку с белым пористым полумесяцем с двумя желтыми совиными глазами и тонкой коричневой бахромой по краю. Ангел он или страж, этот Федор, а яичница у него, между прочим, подгорела.
— Ой, только не сейчас, — откликнулся мой спаситель. — Разговоры о возвышенном портят аппетит. Считай, что уже поблагодарила, а я тебе ответил: «Что ты, что ты, не за что!» И давай забудем об этом.
Но отвязаться от такой настырной девицы, как я, не так-то просто. Вообще, я предупреждаю всех заранее — если есть намерение насладиться приятным ужином в спокойной обстановке, то это не со мной. Сотрапезник либо подавится от смеха, либо обольется красным вином (напоминаю, что оно не отстирывается, и даже пятновыводитель, который я могу одолжить, не всегда помогает), либо ему придется лезть вместе со мной под стол и собирать с ковра невероятно жирный рис с кусками мяса (история из жизни). А еще он может лишиться какой-нибудь детали своего столового сервиза, потому что при разговоре я весьма оживленно машу руками, не говоря уж о том, что ему так и не удастся почувствовать вкус поглощаемой пищи, потому что я назойливо буду приставать с вопросами и не успокоюсь до тех пор, пока не получу подробнейший ответ. Бедняга Федор просто не знал, с кем связался.
— Федя, скажи, а чем страж отличается от ангела? — спросила я, забыв о содержимом своей тарелки. — И как ты узнал, что ты страж? Тебе об этом кто-нибудь сказал? И если да, то кто это был? И ты ему поверил, не подумал, что тебя просто обманывают?
Ошеломленный лавиной моих вопросов, Федор запихнул в рот сразу половину своей порции и жестом показал мне, что не может ответить, пока не прожует. И сделал попытку знаками намекнуть мне, что у меня тоже есть, чем занять свои челюсти. Но я не обратила на его намеки внимания.
Отвертеться было невозможно, и Федя, вздохнув, сказал:
— Ангелы на землю попадают не так уж часто, как кажется. А стражи живут среди людей, и их много. Почти все они знают, кто они, потому что все имеют необычные способности и сверхъестественные таланты. Да к тому же кто-то один из родителей, тоже страж, в свое время говорит своему ребенку, в чем его особенность, отличие от других людей. А еще — с самого детства на нас идет охота…
— Какая охота? — покрываясь мурашками, спросила я.
— Ну, разумеется, не с ружьями, — улыбнулся Федор. — Все дело в том, что стражи — люди, хотя каждый из нас и наделен особым даром. Поэтому, как и за всякого человека, за нас борются светлые и темные силы, но эта борьба еще ожесточеннее, чем битва за человека.
— Нет, подожди, это все общие слова, а я хочу знать про тебя… — упорствовала я.
Федя поджал губы и округлил глаза. Уж не знаю, научилась ли я сама под влиянием тесного общения с Себастьяном заглядывать в чужие мысли или лицо моего собеседника было настолько выразительным, но слова «лучше бы я ее не спасал!», хоть и остались не высказанными, буквально повисли в воздухе и читались так же легко, как первомайский транспарант.
К счастью для бедной жертвы моего неутолимого любопытства, у меня за спиной раздался звук открываемой двери. Я стремительно развернулась на табурете, а в следующую секунду, слетев с него, уже подбегала к двери, в которую входили Себастьян и Даниель с суровыми, как на старых иконах, лицами.
— Ушел, — отвечая на мой невысказанный вопрос, хмуро сообщил Себастьян. И, бросив косой взгляд на мое просиявшее лицо, холодно добавил: — Хоть кому-то это принесло радость… От всей души надеюсь, что причина твоей радости кроется не в особых отношениях с вампиром. Кстати, он оставил тебе письмо.
И он протянул мне продолговатый белый конверт с едва заметной монограммой в верхней части и с именем, написанным темно-синими чернилами незнакомым красивым почерком. Имя было моим, но как будто незнакомым — мне показалось, что надпись была сделана еще в позапрошлом веке, только очень хорошо сохранилась.
Подрагивающими от волнения и любопытства пальцами я оторвала край конверта. Развернула письмо, заглянула в него… И, почувствовав на себе недобрый взгляд Себастьяна, подняла глаза. Стыдно признаться, но любимое лицо, бледное от раздражения и плохо скрываемой ревности, вызвало у меня не укол совести, а не поддающееся точному определению приятное чувство.
— Я прочту его вслух, — самодовольно сказала я. — А кстати, где Надя?
— Сказала, что идет в «Иллюзион». Там показывают какой-то французский фильм, — сообщил Федор.
Я пожала плечами. Ну что ж, сама виновата! Узнает все последней. И будет кусать себе локти от огорчения.
Откашлявшись, я оглядела троих мужчин со значительным видом, обожглась о полыхающие глаза Себастьяна и принялась читать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
— И, — продолжал Федор, открывая по очереди дверцы шкафов и заглядывая внутрь, — я могу тебя несколько утешить. Конечно, ты видела вампиров, которые выглядят, как живые люди, если не принимать в расчет их тень. И, конечно, ты относишься к ним, как к живым людям — не совсем обычным, но все-таки людям. Но они-то не люди!
— Да, это я поняла, — насмешливо ответила я. — Они — вампиры.
— Они — живые мертвецы, если хочешь знать. Человек не может жить дольше положенного природой срока. Человек не пьет кровь себе подобных. Человек не способен на то, на что способны вампиры. Вампир — это тот, кто, попав в зазор между жизнью и смертью, остается среди живых, чтобы сеять среди них гибель. Поэтому Себастьян и Даниель не совершают убийства. Они возвращают мертвеца туда, где ему положено быть, — в могилу.
— Все это слишком мудрено для меня, — недовольно отозвалась я и хмуро посмотрела на кольцо. Оно светилось ровным, спокойным светом. Честно говоря, в эту минуту я отчаянно жалела, что когда-то приобрела его и ввязалась в эту дурацкую битву между добром и злом. Конечно, ради того, чтобы находиться рядом с Себастьяном, я согласна даже принять участие в футбольном матче, причем в роли мяча. Но мысль о том, что миссия ангелов на земле включает в себя собственноручное уничтожение вампиров, была мне все же не слишком приятна.
Когда Федор положил в плетеную корзинку нарезанный хлеб, я вдруг спохватилась.
— Послушай, а как ты себя чувствуешь? Я тут сижу сложа руки, а ты, раненый, все делаешь…
Федор молча закатал рукав рубашки и показал плечо. Я невольно ахнула. На месте вчерашней раны остался только нежно-розовый рубец.
— Но это не значит, что мне не надо беречься от пуль, — улыбнулся Федор, глядя на мое восхищенное лицо. — Потому что даже ангелы не смогут спасти тебя от смерти. А вот яичница может! Но, правда, только от одной смерти — от голодной. Так что присоединяйся. Спасение голодающих — дело рук самих голодающих.
— Я забыла поблагодарить тебя за вчерашнее, — сказала я, взбираясь на высокий табурет и придвигая к себе тарелку с белым пористым полумесяцем с двумя желтыми совиными глазами и тонкой коричневой бахромой по краю. Ангел он или страж, этот Федор, а яичница у него, между прочим, подгорела.
— Ой, только не сейчас, — откликнулся мой спаситель. — Разговоры о возвышенном портят аппетит. Считай, что уже поблагодарила, а я тебе ответил: «Что ты, что ты, не за что!» И давай забудем об этом.
Но отвязаться от такой настырной девицы, как я, не так-то просто. Вообще, я предупреждаю всех заранее — если есть намерение насладиться приятным ужином в спокойной обстановке, то это не со мной. Сотрапезник либо подавится от смеха, либо обольется красным вином (напоминаю, что оно не отстирывается, и даже пятновыводитель, который я могу одолжить, не всегда помогает), либо ему придется лезть вместе со мной под стол и собирать с ковра невероятно жирный рис с кусками мяса (история из жизни). А еще он может лишиться какой-нибудь детали своего столового сервиза, потому что при разговоре я весьма оживленно машу руками, не говоря уж о том, что ему так и не удастся почувствовать вкус поглощаемой пищи, потому что я назойливо буду приставать с вопросами и не успокоюсь до тех пор, пока не получу подробнейший ответ. Бедняга Федор просто не знал, с кем связался.
— Федя, скажи, а чем страж отличается от ангела? — спросила я, забыв о содержимом своей тарелки. — И как ты узнал, что ты страж? Тебе об этом кто-нибудь сказал? И если да, то кто это был? И ты ему поверил, не подумал, что тебя просто обманывают?
Ошеломленный лавиной моих вопросов, Федор запихнул в рот сразу половину своей порции и жестом показал мне, что не может ответить, пока не прожует. И сделал попытку знаками намекнуть мне, что у меня тоже есть, чем занять свои челюсти. Но я не обратила на его намеки внимания.
Отвертеться было невозможно, и Федя, вздохнув, сказал:
— Ангелы на землю попадают не так уж часто, как кажется. А стражи живут среди людей, и их много. Почти все они знают, кто они, потому что все имеют необычные способности и сверхъестественные таланты. Да к тому же кто-то один из родителей, тоже страж, в свое время говорит своему ребенку, в чем его особенность, отличие от других людей. А еще — с самого детства на нас идет охота…
— Какая охота? — покрываясь мурашками, спросила я.
— Ну, разумеется, не с ружьями, — улыбнулся Федор. — Все дело в том, что стражи — люди, хотя каждый из нас и наделен особым даром. Поэтому, как и за всякого человека, за нас борются светлые и темные силы, но эта борьба еще ожесточеннее, чем битва за человека.
— Нет, подожди, это все общие слова, а я хочу знать про тебя… — упорствовала я.
Федя поджал губы и округлил глаза. Уж не знаю, научилась ли я сама под влиянием тесного общения с Себастьяном заглядывать в чужие мысли или лицо моего собеседника было настолько выразительным, но слова «лучше бы я ее не спасал!», хоть и остались не высказанными, буквально повисли в воздухе и читались так же легко, как первомайский транспарант.
К счастью для бедной жертвы моего неутолимого любопытства, у меня за спиной раздался звук открываемой двери. Я стремительно развернулась на табурете, а в следующую секунду, слетев с него, уже подбегала к двери, в которую входили Себастьян и Даниель с суровыми, как на старых иконах, лицами.
— Ушел, — отвечая на мой невысказанный вопрос, хмуро сообщил Себастьян. И, бросив косой взгляд на мое просиявшее лицо, холодно добавил: — Хоть кому-то это принесло радость… От всей души надеюсь, что причина твоей радости кроется не в особых отношениях с вампиром. Кстати, он оставил тебе письмо.
И он протянул мне продолговатый белый конверт с едва заметной монограммой в верхней части и с именем, написанным темно-синими чернилами незнакомым красивым почерком. Имя было моим, но как будто незнакомым — мне показалось, что надпись была сделана еще в позапрошлом веке, только очень хорошо сохранилась.
Подрагивающими от волнения и любопытства пальцами я оторвала край конверта. Развернула письмо, заглянула в него… И, почувствовав на себе недобрый взгляд Себастьяна, подняла глаза. Стыдно признаться, но любимое лицо, бледное от раздражения и плохо скрываемой ревности, вызвало у меня не укол совести, а не поддающееся точному определению приятное чувство.
— Я прочту его вслух, — самодовольно сказала я. — А кстати, где Надя?
— Сказала, что идет в «Иллюзион». Там показывают какой-то французский фильм, — сообщил Федор.
Я пожала плечами. Ну что ж, сама виновата! Узнает все последней. И будет кусать себе локти от огорчения.
Откашлявшись, я оглядела троих мужчин со значительным видом, обожглась о полыхающие глаза Себастьяна и принялась читать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63