Пусть «скип-трейсеры» все это проверят. На этот раз он поехал по 280-му междугородному шоссе, прекрасной широкой дороге, которая бежала по полуострову позади жилых домов, сгрудившихся между берегом и Беем. Езда доставляла ему удовольствие: машин почти не было, он мчался на север с включенным на всю катушку приемником, с открытыми окнами, и его усталое лицо приятно овевало свежим воздухом.
К рынку он подъехал в час десять.
Оставалось двадцать пять часов, отпущенных ему Кёрни, но у него все еще не было никаких доказательств. Множество подозрений, но никаких веских доказательств.
Как Баллард и предполагал, «роудраннер» был запаркован на подъездной дороге на Невада-стрит передней решеткой к хитроумно запертому гаражу. Он остановил машину за углом у подножья холма и подошел к машине пешком. Обычно в таких случаях, забравшись в машину, он скатывался вниз и лишь потом начинал ее заводить. Но на этот раз он начал подбирать крайслеровские ключи прямо на месте. Третий ключ подошел. Приемник сразу же заиграл хард-рок, и он поспешил включить его.
Баллард завел двигатель и, подавая назад, оглянулся. И сразу же увидел лицо женщины, стоящей возле дверцы. Она постучала по стеклу костяшками пальцев и проронила всего одно слово: «Пожалуйста». Он, не раздумывая, опустил стекло, хотя это и было чревато некоторой опасностью — одному из их агентов, Уорнеру, однажды запустили в голову трехфунтовой банкой кофе.
— Я хотела бы забрать свои вещи, — сказала женщина. У нее была очень бледная кожа и моложавое, узкое, с мелкими чертами лицо с аккуратно наложенной косметикой.
— Сделайте одолжение.
Она порылась в перчаточном ящике, достала какие-то бумаги из-за козырька.
— Почему вы скрыли, кто вы такой, когда говорили по телефону? — презрительно спросила она. Вирджиния Пресслер была одета в выцветший стеганый халат и пушистые красные шлепанцы, отнюдь не прибавлявшие ей сексуальной привлекательности.
— Цель оправдывает средства, — ответил Баллард. И как бы вскользь добавил: — Я должен знать, где вы и ваш любовник были ночью во вторник.
— Ну вы и наглец, — вспыхнула его собеседница. — Если вы думаете...
— Вам придется ответить мне или полиции. Выбирайте кому.
— Мы не делали ничего... — Миссис Пресслер замолчала и, вздрогнув, спросила: — В какое именно время? — Она устроилась поудобнее на сиденье возле него; на ее осунувшемся лице, казалось, отразилось смутное чувство вины.
— Расскажите мне все.
— Весь вечер мы ссорились с матерью и братом в Сан-Рафаеле, домой вернулись в час тридцать.
Допустим, они выехали из Рафаеля в половине первого. Они невиновны, если это действительно так. К тому же, после разговора с Вирджинией Пресслер, Баллард плохо представлял себе ее в роли сообщницы убийцы.
— И кто же одержал верх в этой ссоре?
— Боже, это был какой-то кошмар. Они ничего не понимают. Мама... — Она осеклась, на лице ее появилось странно-удивленное выражение.
Баллард протянул руку и вытащил ключи из ее холодных как лед пальцев. Она не сопротивлялась.
— Оставьте его, — сказал он. — Вернитесь к своему старику.
— Да как вы смеете! Я должна бы... — Черты ее лица вдруг исказила гримаса, она заплакала, повернулась к Балларду и, как маленькая девочка, стала биться головой о его грудь. — О Боже, — прорыдала она ему прямо в ворот рубашки. — Что же мне делать?
— По крайней мере предупредите своего приятеля, чтобы он не подходил к вашему дому. Старик все время караулит с заряженным ружьем.
— Боже! — снова повторила она. Вышла из машины, постояла, прислушиваясь, словно ожидая некоего совета, который, как божественное откровение, мог бы указать ей выход из тупика.
Но Баллард не мог дать такого совета, он сказал всего два слова, хотя и от чистого сердца:
— Желаю удачи.
* * *
Когда он поставил «форд» на место и выключил зажигание, тишина зазвенела в его ушах, как телефонные провода в пустынных зимних полях. Было три часа, точнее, самое начало четвертого. Целую минуту он просидел, ссутулившись, за рулем, слишком утомленный, чтобы даже пошевелиться. Наконец он со стоном приподнялся, вышел и запер дверь. Напоенный океанской свежестью ветер гонял по пустым улицам клубы тумана, фонари то и дело вспыхивали радужными ореолами. Восьмисотый квартал Линкольн-Уэй был совершенно безлюден. По ту сторону улицы, за оградой, темнел парк «Золотые Ворота».
Пойдя прочь от машины, он пошатнулся, как пьяный, и, чтобы не упасть, оперся рукой о крыло. До чего же он вымотался. Просто чертовски! А когда он пригонял «роудраннер», на его столе лежала записка о том, что Кёрни хочет переговорить с ним в восемь утра.
Остается двадцать три часа. Не только для него, но и, возможно, для Барта. Господи Иисусе! Перейдя через тротуар, он подошел к небольшому старому розовому зданию. Его квартира находилась в передней части дома: две комнаты с крошечной кухонькой, с ванной и душем в холле, который он делил с японской семейной четой, занимавшей заднюю часть дома.
Едва он стал подниматься по ступенькам крыльца, как позади него хлопнула автомобильная дверца и по тротуару дробно застучали женские каблучки. Ларри полусонно обернулся.
— Коринна! — Ее появление сразу пробудило его. Он схватил ее за руки. — Что с Бартом? Что с Бартом? Что?..
— Убери свои лапы, белый! — выкрикнула она. Он отступил в некотором смятении. Ее полные темные губы были искривлены в почти язвительной улыбке. Одета она была в бежевое пальто, которое застегивалось на самой шее с помощью хитрого приспособления из ремешков и медных пуговиц. — А что бы ты сказал, если бы узнал, что он умер?
— Неужели он?.. — Страх ошеломляющей болью пронзил его сердце. — Неужели?..
— Нет. Если валяться на койке бесчувственным куском мяса означает жить, то он еще жив. — Ее губы вновь искривились; она говорила с нарочитым негритянским акцентом, как это иногда при желании делал и Барт. — Ты хоть вспомнил о нем, белый?
Баллард вдруг шмякнулся на холодные ступени, точно набитый зерном мешок.
— Ради Бога, Коринна, — слабо запротестовал он, качая головой. — Тебе пришлось долго ждать? Я...
— Да тебе же плевать, сколько приходится ждать негритянке. Торчит в больнице весь день, всю ночь. Ждет, пока появится этот белый парень, мать его за ногу.
Ему была понятна ее обида, но он так чертовски устал. А завтра ему пахать весь день. Он тяжело перевел дух.
— Послушай, малышка. Ты уж прости меня. Я был в Ист-Бее. По неотложным делам. — Он почувствовал прилив адреналина в крови. — Я знаю теперь, кто это сделал.
— Да ведь тебе плевать с девятого этажа, кто это сделал.
— Да перестань ты нападать на меня, Коринна.
— А я и не нападаю, белый. — Ее голос все еще звучал зло и напряженно, сердитая ухмылка так и змеилась по лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
К рынку он подъехал в час десять.
Оставалось двадцать пять часов, отпущенных ему Кёрни, но у него все еще не было никаких доказательств. Множество подозрений, но никаких веских доказательств.
Как Баллард и предполагал, «роудраннер» был запаркован на подъездной дороге на Невада-стрит передней решеткой к хитроумно запертому гаражу. Он остановил машину за углом у подножья холма и подошел к машине пешком. Обычно в таких случаях, забравшись в машину, он скатывался вниз и лишь потом начинал ее заводить. Но на этот раз он начал подбирать крайслеровские ключи прямо на месте. Третий ключ подошел. Приемник сразу же заиграл хард-рок, и он поспешил включить его.
Баллард завел двигатель и, подавая назад, оглянулся. И сразу же увидел лицо женщины, стоящей возле дверцы. Она постучала по стеклу костяшками пальцев и проронила всего одно слово: «Пожалуйста». Он, не раздумывая, опустил стекло, хотя это и было чревато некоторой опасностью — одному из их агентов, Уорнеру, однажды запустили в голову трехфунтовой банкой кофе.
— Я хотела бы забрать свои вещи, — сказала женщина. У нее была очень бледная кожа и моложавое, узкое, с мелкими чертами лицо с аккуратно наложенной косметикой.
— Сделайте одолжение.
Она порылась в перчаточном ящике, достала какие-то бумаги из-за козырька.
— Почему вы скрыли, кто вы такой, когда говорили по телефону? — презрительно спросила она. Вирджиния Пресслер была одета в выцветший стеганый халат и пушистые красные шлепанцы, отнюдь не прибавлявшие ей сексуальной привлекательности.
— Цель оправдывает средства, — ответил Баллард. И как бы вскользь добавил: — Я должен знать, где вы и ваш любовник были ночью во вторник.
— Ну вы и наглец, — вспыхнула его собеседница. — Если вы думаете...
— Вам придется ответить мне или полиции. Выбирайте кому.
— Мы не делали ничего... — Миссис Пресслер замолчала и, вздрогнув, спросила: — В какое именно время? — Она устроилась поудобнее на сиденье возле него; на ее осунувшемся лице, казалось, отразилось смутное чувство вины.
— Расскажите мне все.
— Весь вечер мы ссорились с матерью и братом в Сан-Рафаеле, домой вернулись в час тридцать.
Допустим, они выехали из Рафаеля в половине первого. Они невиновны, если это действительно так. К тому же, после разговора с Вирджинией Пресслер, Баллард плохо представлял себе ее в роли сообщницы убийцы.
— И кто же одержал верх в этой ссоре?
— Боже, это был какой-то кошмар. Они ничего не понимают. Мама... — Она осеклась, на лице ее появилось странно-удивленное выражение.
Баллард протянул руку и вытащил ключи из ее холодных как лед пальцев. Она не сопротивлялась.
— Оставьте его, — сказал он. — Вернитесь к своему старику.
— Да как вы смеете! Я должна бы... — Черты ее лица вдруг исказила гримаса, она заплакала, повернулась к Балларду и, как маленькая девочка, стала биться головой о его грудь. — О Боже, — прорыдала она ему прямо в ворот рубашки. — Что же мне делать?
— По крайней мере предупредите своего приятеля, чтобы он не подходил к вашему дому. Старик все время караулит с заряженным ружьем.
— Боже! — снова повторила она. Вышла из машины, постояла, прислушиваясь, словно ожидая некоего совета, который, как божественное откровение, мог бы указать ей выход из тупика.
Но Баллард не мог дать такого совета, он сказал всего два слова, хотя и от чистого сердца:
— Желаю удачи.
* * *
Когда он поставил «форд» на место и выключил зажигание, тишина зазвенела в его ушах, как телефонные провода в пустынных зимних полях. Было три часа, точнее, самое начало четвертого. Целую минуту он просидел, ссутулившись, за рулем, слишком утомленный, чтобы даже пошевелиться. Наконец он со стоном приподнялся, вышел и запер дверь. Напоенный океанской свежестью ветер гонял по пустым улицам клубы тумана, фонари то и дело вспыхивали радужными ореолами. Восьмисотый квартал Линкольн-Уэй был совершенно безлюден. По ту сторону улицы, за оградой, темнел парк «Золотые Ворота».
Пойдя прочь от машины, он пошатнулся, как пьяный, и, чтобы не упасть, оперся рукой о крыло. До чего же он вымотался. Просто чертовски! А когда он пригонял «роудраннер», на его столе лежала записка о том, что Кёрни хочет переговорить с ним в восемь утра.
Остается двадцать три часа. Не только для него, но и, возможно, для Барта. Господи Иисусе! Перейдя через тротуар, он подошел к небольшому старому розовому зданию. Его квартира находилась в передней части дома: две комнаты с крошечной кухонькой, с ванной и душем в холле, который он делил с японской семейной четой, занимавшей заднюю часть дома.
Едва он стал подниматься по ступенькам крыльца, как позади него хлопнула автомобильная дверца и по тротуару дробно застучали женские каблучки. Ларри полусонно обернулся.
— Коринна! — Ее появление сразу пробудило его. Он схватил ее за руки. — Что с Бартом? Что с Бартом? Что?..
— Убери свои лапы, белый! — выкрикнула она. Он отступил в некотором смятении. Ее полные темные губы были искривлены в почти язвительной улыбке. Одета она была в бежевое пальто, которое застегивалось на самой шее с помощью хитрого приспособления из ремешков и медных пуговиц. — А что бы ты сказал, если бы узнал, что он умер?
— Неужели он?.. — Страх ошеломляющей болью пронзил его сердце. — Неужели?..
— Нет. Если валяться на койке бесчувственным куском мяса означает жить, то он еще жив. — Ее губы вновь искривились; она говорила с нарочитым негритянским акцентом, как это иногда при желании делал и Барт. — Ты хоть вспомнил о нем, белый?
Баллард вдруг шмякнулся на холодные ступени, точно набитый зерном мешок.
— Ради Бога, Коринна, — слабо запротестовал он, качая головой. — Тебе пришлось долго ждать? Я...
— Да тебе же плевать, сколько приходится ждать негритянке. Торчит в больнице весь день, всю ночь. Ждет, пока появится этот белый парень, мать его за ногу.
Ему была понятна ее обида, но он так чертовски устал. А завтра ему пахать весь день. Он тяжело перевел дух.
— Послушай, малышка. Ты уж прости меня. Я был в Ист-Бее. По неотложным делам. — Он почувствовал прилив адреналина в крови. — Я знаю теперь, кто это сделал.
— Да ведь тебе плевать с девятого этажа, кто это сделал.
— Да перестань ты нападать на меня, Коринна.
— А я и не нападаю, белый. — Ее голос все еще звучал зло и напряженно, сердитая ухмылка так и змеилась по лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49